Думаю, всё неплохо прошло, господин Диксон, — сказал молодой человек.
Старший нахмурился:
Без имен, малыш. На время забудьте, что я Диксон, а вы Фред Маллемс. Да, всё неплохо прошло. На мой взгляд, даже слишком хорошо.
Завод В располагался на одном из диких островов Балтики.
Об этом скалистом и болотистом островке ходило много легенд. Германия преобразовала его за несколько лет, превратив в гигантский завод-крепость. Берлин ни от кого не скрывал, что здесь производят химическое оружие. Многие помнили об ужасающих отравляющих газах Первой мировой. А теперь здесь за толстенными стенами разрабатывали новое тайное оружие.
Было известно, что служащих нанимали из добровольцев, чаще всего из немецких тюрем, хотя обращались и к другим источникам.
Если осужденный на долгий срок, имевший хорошее здоровье и достаточно живой ум или обладавший солидными научными познаниями, хотел сменить место заключения и воспользоваться определенным комфортом, то он обращался с просьбой направить его на завод В. Такую просьбу редко оставляли без внимания. Многие молодые неудачники на грани отчаяния и самоубийства отправлялись топить свои неудачи во Французском Иностранном легионе. Но если у них за спиной было хорошее университетское прошлое, то, несмотря на все свои прегрешения, они могли продолжить свою жизнь в стенах завода В… своего рода Иностранном легионе Германии.
Однажды утром с американского судна на причал Гамбурга сошли двое бродяг. Портовая полиция немедленно их задержала.
Они предъявили должным образом заполненные документы на имя Ганса Гейнца Далльмейера и Пауля Стрелински, американцев немецкого происхождения, граждан США.
Когда комиссар ознакомился с их титулами и характеристиками, он пришел в легкое замешательство.
— Доктора естественных наук, окончившие Гарвард, инженеры-химики. Вы, Далльмейер, работали на военных заводах Питтсбурга! Зачем прибыли в Европу?
— У нас обоих кое-какие неприятности, — ответил Далльмейер.
— У вас есть средства существования?
— По правде говоря, нет, господин комиссар.
Я оставляю вас в своем распоряжении! Поскольку вы немцы, вам обеспечено хорошее отношение, пока мы не получим указаний о вашей дальнейшей судьбе.
Новости поступили очень скоро и были, по-видимому, благоприятными, поскольку комиссар был крайне любезен и угостил задержанных пивом.
Вы Далльмейер из отдела красного газа в Питтсбурге? — спросил он.
Откуда вы это знаете? — с удивлением спросил Далльмейер.
Мы знаем всё, что у вас на совести… только не лгите!
Несколько фальшивых долларов, первая неудачная попытка, — уныло признался задержанный.
Комиссар рассмеялся:
В добрый час, по крайней мере, вы откровенны. Полагаю, вы ответите и за своего компаньона.
Мы дальние родственники. Он немного помогал мне. Он — хороший химик, но разминулся с удачей. Они прошли в разные двери.
Мы откроем перед вами новую дверь.
Через три дня два эмигранта выдержали настоящий экзамен перед несколькими лысыми и толстыми докторами наук, а потом по обоюдному согласию отправились на Балтику…
Интересно, — сказал молодой человек, — что нам скажет его превосходительство.
Скоро узнаем, час встречи близок…
Далльмейер наклонился над выемкой в бетоне, где сверкала гладь спокойной воды, в которой, как в зеркале, отразилось его лицо.
Кто бы мог узнать в этом иссеченном морщинами лице лицо знаменитого сыщика?
Ибо облик Далльмейера был обликом потрепанного пороком и нищетой человека.
Лицо его молодого спутника было обезображено большим шрамом от ожога кислотой.
Он безмолвно улыбнулся своему отражению, шедевру гримера, и увлек за собой своего компаньона.
— Вы, Фредди, знаете свою роль, роль человека с затрудненной речью, а поэтому я буду, если понадобится, говорить за двоих.
Вдали послышался удар гонга, и почти тут же слуга в строгой ливрее вышел из-за угла аллеи и подал им знак.
— Я отведу вас к его превосходительству.
Они пересекли сад почти бегом и вскоре оказались перед широким крыльцом, которое охранял часовой.
— Оберст! — бросил слуга.
Он провел их в холл, где ярко горели лампы, и передал другому слуге, ждавшему их.
Напольные часы пробили три часа, когда они остановились перед громадной дверью, обитой зеленым атласом. Дверь бесшумно отворилась.
Посреди кабинета, просторного, как бальный зал, и пустого, как больничная палата, стоял громадный рабочий стол, за которым сидел человек и смотрел на них.
На нем была скромная военная форма. Он курил длинную сигару светлого табака. Он рассматривал их удивительно светлыми глазами. Неизвестно почему этот взгляд взволновал Фредди Маллемса.
— Доктор Далльмейер и доктор Стрелински, подойдите.
В комнате не было других сидений, кроме кресла, которое занимал Оберст, и обоим посетителям пришлось стоять.
— Вам известно, что вы заочно осуждены в США? — спросил офицер.
— Нет… мы бежали. Нас преследовали, словно диких зверей. И у нас в руках не было газет с момента… отъезда из Питтсбурга.
— Хорошо, это совпадает со сведениями, полученными по специальному каналу связи.
Он выпустил струю ароматного дыма и состроил веселую гримасу.
— Далльмейер пожизненно, а Стрелински — двадцать пять лет каторжных работ.
— Мне дали по полной, — сказал Далльмейер. — Правда, я стрелял в полицейского. Он слишком много от меня требовал.
Это не всё, — с радостью продолжил его превосходительство, — вы знаете, что наши английские друзья дорого заплатили бы, чтобы заполучить вас в свои руки?
Меня не интересует Джон Булль, — проворчал Далльмейер.
А он, напротив, весьма интересуется вами, мой друг, ибо вы, оказывается, чемпион по бегам. Значит, побывали в Англии, господин Далльмейер?
Э-э-э… было дело давно.
Не лгите, мы знаем всё! Несколько лет назад ваше правительство послало вас с миссией на заводы Бинкслопа, где, похоже, о вас осталось плохое впечатление…
Увы, ваше превосходительство, случилась глупая история. У меня образовались должки по покеру, и я занял немного денег из сейфа, по небрежности оставив его открытым. У меня было твердое намерение вернуть эту небольшую сумму, но мне не оставили на это времени, истинная правда.
Оберст ткнул в говорившего худым, сухим пальцем:
Что вы делали у Бинкслопа?
Э-э-э… я выполнял задание.
Еще?
Э-э-э… как бы сказать? Надо было довести до ума формулу, о которой в то время США и Англия пытались договориться. У формулы было смешное название. Уже не помню какое.
Может освежить вашу память… Хлор?
— Хлор? Подождите… Действительно, ваше превосходительство, что-то в этом роде. Но формула была неполной, это я хорошо знаю. А, вспомнил. Хлорбот! Но название ничего мне не говорит.
— Хорошо, хорошо, вы откровенны, господин Далльмейер. Я ценю это качество. Как, впрочем, и другие. Вы сегодня утром работали в кубах вместе с вашим компаньоном Стрелински. Как следует из рапорта, вы справились. Продолжайте. Если покажете себя хорошими служителями, мы будем хорошими хозяевами, иначе… сами понимаете?
Далльмейер поклонился.
— Хотите ли обратиться с какой-нибудь просьбой?
— Нет, ваше превосходительство, хотя, да… Нельзя хоть иногда давать к десерту чуть-чуть бренди или коньяка?
Оберст расхохотался:
— Хорошо, Далльмейер. Теперь я в вас не сомневаюсь, мой мальчик! Хотите коньяку? Получите, мой друг, и самый лучший при условии, что это не повредит вашей работе.
Далльмейер радостно засмеялся.
— Мы здесь прямо в раю! — воскликнул он. — Наконец я могу причинить неприятности англичанам.
— Еще как! Не сдерживайте себя в этом направлении! — вскричал его превосходительство. — Всё, парни, хватит разговоров. За работу. Если я буду доволен вами, я буду относиться к вам, как к друзьям, а с воскресенья начну приглашать вас на обед. Там подадут коньяк, Далльмейер. Самый лучший «Наполеон»!
— Я больше не думаю о президентстве в США, — заявил предатель.