Он пожал плечами. Радуясь, что его промах не имел последствий, он вышел из магазина.
В нескольких шагах от выхода его ждала Дженни Леройд.
Малыш Фред, — проворковала она, — вы знаете, что я покидаю «Кони и Буканен»?
Быть того не может? Какая муха вас укусила, глупышка?
Никакая не муха. Меня уволил этот буйвол Бекс. В общем, мне всё равно… из-за моей зарплаты, а мой друг Бинкслоп будет доволен.
По какой причине Бекс вас уволил?
Из-за одной рыжей обезьяны, которую сопровождала другая рыжая обезьяна. Оба болтали на немецком. Говорят, я их подслушивала… надо же! Я понимаю их поганый язык не больше, чем готтентоский или эскимосский.
Как это случилось? — спросил Фредди, внезапно ощутив некое любопытство.
Ладно… это чуть-чуть касается вас. Если я и не прислушивалась к их болтовне, то все же попыталась это сделать. Они болтали в маленьком холле позади кабинета Бекса, через который мы ходим, чтобы попасть в раздевалку. И я слышала, как они дважды произнесли ваше имя, Фредерик Маллемс.
Ну что ж. Это действительно мое имя! Но откуда эти иностранцы его знают и почему это их интересует?
Слишком много от меня требуете, малыш. Но возвращаясь из раздевалки, вижу, как парочка беседует с толстяком Бексом. Тот бросил на меня взгляд, словно хотел сожрать, и начал вопить:
«Мисс Леройд, вы безгранично нахальны… вы нескромны. Вы пытаетесь подслушать частные разговоры клиентов и ваших начальников».
Я разозлилась в свою очередь и наговорила ему вещей, которые вряд ли приятно слышать подонку вроде него.
«Ваши клиенты, — ответила я, — мне на них плевать с высокой колокольни! Они такие же боши, как и вы»!
«Я вас увольняю!»
«Я не заставляла вас говорить это!»
Кстати, Маллемс, не угостите ли меня стаканчиком?
Фред Маллемс был в нерешительности. Ева должна была вот-вот появиться, но Дженни его успокоила.
— Мисс Габров будет занята еще не менее получаса, — заявила она.
Они заняли столик на ближайшей террасе кафе.
— Малыш, — сказала мисс Леройд, потягивая оранжад, — быть может, у меня не случится оказии поздравить вас с женитьбой на мисс Еве. Надеюсь, вы будете счастливы. Я действительно хотела бы быть на ее месте. Разве она тоже не немка?
— Нет, полячка.
— Хрен редьки не слаще. Неужели на всем острове не нашлось красивых англичанок?
Фредди рассмеялся:
— Их полным полно, начиная с мисс Дженни Леройд. Уверен, найдется немало хороших английских парней, чтобы строить ей глазки.
— Льстец! Ухожу. Ваша полячка может объявить войну, если я засижусь тут. Послушайте, если вам, как в сказке, понадобится малыш или малышка, вспомните о Дженни Леройд!
Она ушла, послав ему воздушный поцелуй и оставив Фреда в некотором мечтательном состоянии.
«Что этим двум немцам надо от меня?» — подумал он.
Но вскоре эта мысль улетучилась. Мисс Ева Габров вышла из магазина «Кони и Буканен» и стала искать его взглядом.
Встреча
Против всех ожиданий добрячка тетушка Милли встретила Еву Габров вежливо, но особых чувств не проявила.
Вдова Хериберта Маллемса была маленькой розовой толстушкой с белоснежными волосами, веселой, как французский зяблик.
Но она прекрасно подготовилась, чтобы устроить суженым почетную встречу. Стол был накрыт в желтой гостиной и сверкал серебром и фарфором. Стол украшали несколько бутылок рейнского вина, к которому питал слабость дядюшка Хериберт. Они, как часовые, окружали фруктовый пудинг, которым в доме заслуженно гордились.
Они угостились телячьим жарким и курицей с золотистой корочкой. Но обед прошел почти в полном молчании. Когда Фредди бросал случайный взгляд на тетушку, та отворачивалась.
«А ведь тетушка Милли, — думал он, — не раз советовала мне жениться. Моя невеста, похоже, ей не понравилась».
Ева Габров выглядела спокойной и почтительной, словно не замечая холодка, остудившего атмосферу обеда.
Она немного растопила сдержанность тетушки Милли, сев за пианино и сыграв старый вальс. Старушка отбивала ритм ногой и легкими покачиваниями головы.
Очень мило, — сказала она, когда пианистка последним аккордом завершила свое выступление, — как называется этот вальс, милая?
Это старинный немецкий вальс, который, если не ошибаюсь, называется Sehnsucht.
Мне кажется, я его когда-то слышала, — прошептала старушка, пытаясь собраться с воспоминаниями.
Ева Габров рассмеялась:
О, милая дама, я немного сомневаюсь, поскольку это был небольшой грешок из юности моего отца, который сочинил его во время пребывания в Гейдельберге, где некоторое время учился.
Возможно, — ответила тетушка Милли, впрочем, без особого убежденности, — однако… однако… но я думаю, вы простите старую ворчунью, чья голова иногда раскачивается, как маятник. Не так ли?
Служанка унесла остатки десерта.
Вы не забыли, Фредди, что мистер Бекс пригласил нас к себе на чай.
— Э-э-э… — промычал молодой человек, — приглашение, без которого я мог бы обойтись. Я обожаю порхание бабочек вокруг цветов и возмущаюсь, когда вижу этих милых созданий наколотыми на булавки.
— Однако надо его посетить, — решительно возразила Ева, — мистер Бекс хороший начальник, и не стоит его раздражать. Мы обещали навестить его.
— Раз обещано, надо исполнять, — внезапно вмешалась в разговор тетушка Милли. — Идите, дети мои. Надеюсь, вы прекрасно проведете время. Но не забудьте вернуться до темноты.
Она повернулась к Еве Габров и пояснила:
— Фредди вам скажет, что у меня привычка запираться на тройной оборот ключа, когда наступает ночь.
Фредди рассмеялся:
— Это правда! Надо знать, дорогая Ева, что тетушкин дом ночью превращается в настоящую крепость.
Мисс Габров удивленно вытаращила глаза:
— Но ведь этот район считается спокойным. Я никогда не слышала, чтобы здесь, в Саттонвилле и его окрестностях, происходили неприятные вещи.
— Действительно, даже кур не крадут! — воскликнул Фредди. — Но, поступая так, тетушка Милли подчиняется последней воле дядюшки Хериберта.
— Бедняга считал, что в доме хранятся секреты, — с печальной улыбкой подтвердила тетушка Милли. — Я уверена в обратном, но на смертном ложе он отдал мне строгий приказ следить за его так называемой лабораторией. Я исполняю его волю, словно эта комната наполнена сокровищами, а не пылью и старыми бутылками.
— Мы явимся к поверке, — обещал Фредди, нежно расцеловав старушку.
Когда он, стоя перед зеркалом, примеривал новую кепку, тетушка Милли отвела его в сторону:
— Вы знаете, Фредди, не хочу противоречить словам вашей невесты, но послушайте. Я кое-что напою вам на ухо.
Молодой человек удивился:
— Но это тот вальс, который только что играла Ева и который был сочинен ее отцом в студенческие дни!
Теперь я вспомнила, где слышала этот вальс. Это было в Радужном коттедже в год смерти вашего дядюшки. Я уже не помню, кто арендовал эту виллу в тот год, но хорошо помню, что там играли этот вальс. Я даже запомнила фрагмент, который вам напела.
Радужный коттедж… мы идем именно туда. Нынешний арендатор — мистер Бекс. Но не думаю, что это был он, поскольку вряд ли отличает одну ноту от другой.
Нет, это не он. Я это точно знаю. Ваш мистер Бекс отвратительный толстяк, а имя другого человека, который играл вальс, мне неизвестно. Это был красивый мужчина, куда более приятный на вид.
Фредди, вы идете? — крикнула Ева из глубины сада.
День выдался чудесный. Не очень жаркое солнце вызолотило далекие холмы на берегу Темзы, пустошь казалась пурпурной из-за вереска и желтого ракитника. Ласточки, кувыркавшиеся в лазурном небе, испускали голосистые трели.
Пейзаж околдовывал. Фредди думал о любимой девушке, и вальс совершенно вылетел у него из головы.
Мистер Бекс сердечно принял их, приложил немало усилий, чтобы заинтересовать гостей своими коллекциями насекомых и школьными гербариями.
Только мисс Габров, несомненно, из вежливости обращалась за разъяснениями, требовала подробностей и даже позволила своему жениху дразнить золотых карасей в крохотном бассейне в саду, пока внимательно слушала курс энтомологии, который читал ей мистер Бекс.