А что вы хотели получить?

Не знаю. Мне нужна старая книга, где бы говорилось о двухгрошовой голове.

Всё сразу получить нельзя, — философски подвел итог Сламкин. — Какие будут приказы?

Не стоит забывать, что Проспер Ревинюс, несмотря на хорошее умение предвидеть и ум, находился, как сыщик, только в начале пути и был склонен слишком рано почивать на лаврах.

Довольный успехом своей первой хитрости, он небрежно сказал:

Подождем!

Они оставили указание приятелю Питера отсылать возможных покупателей, если они появятся, и вернулись в школу в Клиссольд-парке, чтобы отпраздновать столь удачно начавшийся вечер.

Завтра я предупрежу Гудфельда, — сказал Проспер Ревинюс, — передам ему номер телефона этого Лостело. Вообще-то я не знаю, в чем обвинить этого типа, но это след, Питер. Настоящий след!

«Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня» — утверждает народная мудрость. После первых успехов мистер Ревинюс начинает допускать первые ошибки.

Они решили отпраздновать хорошим ужином с вином.

Гудфельд не подвел, выдав им хороший аванс, и новый последователь Гарри Диксона вдруг выбрался из долголетней нужды.

Нельзя сказать, что он начал сорить деньгами, но считал, что хорошая пища не помешает его трудам.

Питер Сламкин получил указания, больше похожие на распоряжения вышколенного метрдотеля, а не начинающего сыщика.

Рагу из гареннского кролика, пинта крепкого эля, несколько дюжин корнуэльских устриц, виноградный пудинг и бутылка выдержанного рома — таков был праздничный ужин двух союзников.

Уже было довольно поздно, когда Питер поднес зажженную свечу к пуншу, чтобы тот празднично вспыхнул.

Внезапно он замер, поставил свечу на стол и прислушался.

— Входную дверь осторожно открыли и закрыли, — сказал он.

Еще через мгновение он повернул встревоженное лицо к своему компаньону и добавил:

— В вестибюле слышны шаги!

После секунды растерянности Проспер Ревинюс обрел спокойствие.

Он твердой рукой повернул выключатель. Стало темно.

Оба замерли в темноте, держась за руки.

Зловеще скрипнула дверь в глубине дома, потом послышался визг металлического инструмента.

— Я сказал бы… но куда четче скрипит перо доктора Говарда, — с дрожью проговорил Питер, поскольку очень опасался внезапного появления призрака доктора Говарда.

Мистер Ревинюс достал револьвер и, крадучись, подошел к двери. Но судьбой было предусмотрено, что удача отвернется от него на весь остаток этого дня.

Не привыкший передвигаться в темноте, он споткнулся о коврик, неловко дернулся и растянулся на полу во весь свой рост.

По дому прокатился грохот, и Питер завопил от ужаса.

Падая, Проспер Ревинюс машинально нажал спусковой крючок револьвера, и произошел выстрел.

Забыв о ночном грабителе, Сламкин поспешил включить свет и радостно вскрикнул, увидев, как его совершенно целый компаньон смущенно встает с пола.

Резкий хлопок входной двери известил их, что таинственный взломщик поспешно покинул дом.

Они бросились к лестнице, потом выбежали на улицу. Она была совершенно пуста.

— Раз незнакомец скрылся, постараемся узнать, что он здесь делал, — сказал «шеф».

— Он входил в кабинет директора, — утвердительно сообщил Питер Сламкин. — Я знаю, как скрипит эта дверь.

Действительно, дверь была приотворена, хотя Питер точно помнил, что вечером закрыл ее.

Они слегка дрожали, включая потолочную лампу, но едва свет залил комнату, как оба разом закричали. На столе стояла механическая рулетка, двухгрошовая голова!

* * *

На этот раз Проспер Ревинюс, проглотив горький упрек совести в своей собственной небрежности, решил идти вперед.

Он приказал своему союзнику тщательно обыскать дом и сообщить ему, что он обнаружит подозрительного или необычного: следы или отпечатки.

А сам принялся изучать механический автомат.

Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что механическое устройство только что было вскрыто. Его явно собирались изучить. Карманы с выигрышами были пусты, а незнакомец в спешке вырвал одну пружину.

Едва Ревинюс успел коротко записать наблюдения в свою пресловутую карточку, как вернулся Сламкин, радуясь, что наконец нашел кое-что.

— Машинка должна была находиться в доме, — сообщил он. — Помните большой цоколь на лестничной площадке, где стоит кадка со стерилизованной пальмой? Я столько раз мыл ее и вытирал с нее пыль, не подозревая, что это шкаф. Эта игральная машинка должна была находиться внутри.

И внезапно закончил:

Доктор Говард был еще тем конспиратором.

У Ревинюса гудела голова от новых открытий. Он отправился вместе с Питером на лестничную площадку и увидел, что цоколь сдвинут в сторону.

Вдруг они вздрогнули.

Что это? — вскричал преподаватель. — Вы видели?

Да… нет… — пробормотал Питер. — Я видел красное, синее, фиолетовое… Короче, мне показалось, что во всем доме засияла радуга…

Мне показалось то же самое. Глаза до сих пор болят!

И у меня! Может, молния? Но грозы нет!

Ревинюс открыл рот, чтобы ответить, но тут же захлопнул его и цокнул языком. Его глаза посуровели.

Борьба начинается, — вдруг произнес он, — и она будет ужасной и пламенной!

Питер Сламкин был простым, славным человеком. Психология для него была мертвой буквой, но, глянув искоса на своего «шефа», он прошептал:

Я полагаю, что директор был хитрющим человеком и что он открыл кое-что.

Гудфельд был на ночном дежурстве. Его предупредили по телефону, и он обещал приехать как можно быстрее.

Проспер Ревинюс нервно расхаживал по директорскому кабинету. Так яростно мог расхаживать сам Гарри Диксон в преддверии решительного сражения.

Сламкин едва мог расслышать, как он бормотал какие-то слова:

Три трупа… Прибывает Гарри Диксон… Харвант-Ха- уз вспыхивает… Главное понять, сколько времени проходит между этими тремя фазами… Вспышка… Люди умирают… Проклятье!

Он, как сумасшедший, бросился к двухгрошовой голове, и, хотя она показалась ему невероятно тяжелой, он с усилием поднял ее.

— Откройте двери, Питер… Дайте мне пройти… Речь идет о нашей жизни и о жизни наших соседей… Быстрее!

Сламкин не стал терять времени на расспросы. Он с ходу распахнул все двери и смотрел вслед преподавателю, который в сумеречном свете бежал к ближайшему в школе пруду Клиссольд-парка.

— Он бросает рулетку в воду, — проворчал слуга. — Ни черта не понимаю. Скажу откровенно, я не готов к работе сыщика. Почему он так несется? Боится, что из головы выскочит черт и будет плавать в пруду?

Больше ничего он сказать не успел. Мощная оранжевая вспышка родилась в глубине пруда, и из него со зловещим свистом вырвался высоченный столб пара.

— Вода горит! — завопил Питер Сламкин.

— Лучше не скажешь, — подтвердил задыхающийся Ре- винюс, подбегая к Питеру. — Одна из дьявольских возможностей греческого огня. Об этом известно с незапамятных времен, но тайна остается непроницаемой.

— И это устроила голова? Но если я правильно понимаю: еще несколько минут, и мы бы вспыхнули, как факелы, а вместе с нами и дом?

— Вот что произошло в Харвант-Хаузе, — с какой-то торжественностью подвел итог случившемуся Ревинюс.

Времени продолжить у него не осталось, поскольку появился Гудфельд и, едва ворочая языком, осведомился о причине нового бедствия.

— Испарится всего несколько кубов воды, и заживо сварятся несколько дюжин карпов и карасей, — ответил Проспер.

Затем он с точностью изложил все события ночи.

— Вы выдвигаете весьма смелые гипотезы, Ревинюс, — согласился суперинтендант, задумчиво кивая.

— Пока я выдвигаю лишь одну, исходя из событий этой ночи!

Он достал из кармана карточку, что вызвало улыбку Гуд- фельда.

— Начинаю, — заговорил он поучительным тоном. — Внезапно существо, которое я именую алгебраическим X, решает, что мы, а именно Питер Сламкин и я, являемся для него помехой.