– Ну, что слышал, Макарыч, выкладывай, – потребовал я.
– О чем ты? – удивился старик.
– Да насчет болотца… Засыпать собираются, что ли?
– Не знаю… А что?
– А чего же тогда ерепенился, ехать сюда не хотел?!
– Не хотел, да и все! Что, я права такого не имею? – возмутился дед Пичка.
Я смолчал. Действительно, что это взбрело мне в голову подозревать приятеля неизвестно в чем. Но червь сомнения, который вырастило мое воображение, уже точил душу. Я промерил шагами площадь лужицы, камышинкой измерил глубину – ямка, да и только! Нет, не станут ради нее гнать бульдозер! Еще поживет она на радость пескарям и босоногим удильщикам! Да и мы, охотники, будем наведываться сюда во время осенних перелетов. И успокоился…
Мы расположилась на пригорке, разложив на газетном листе захваченные из дому припасы. Дед Пичка снял рубаху, подставил горячему солнцу молочно-белую спину.
– Сгоришь, Макарыч…
– Ничего…
Я тоже последовал его примеру. Мягкая шелковистая трава приятно холодила. Тело, как разряженный аккумулятор, жадно тянуло из земли необходимую энергию. Мы болтали о всякой всячине, вспоминали прошлогодний сезон, строили прогнозы на новый. Потом мне вздумалось развести костерок, чтоб побаловать дымком обоняние и поджарить на камышинке кусочки колбасы. Старик вначале было согласился, но потом заявил, что колбасу жарить незачем, а лучше съездить домой, привезти пару удочек, поймать десяток пескаришек, и вот тогда уж костер будет в самый раз! Ехать за удочками, конечно, нужно было мне, и я стал отнекиваться. В конце концов, мы договорились, что на этот раз обойдемся колбасой, а на следующий раз обязательно захватим удочки и уж тогда попируем! Я отправился вдоль арыка собирать сухой камыш.
– Ты на другом арыке собирай, там больше, – крикнул вдогонку старик.
– Много ли нам надо… – отмахнулся я.
– Сказал не ходи туда, значит, не ходи! – привстал с земли дед Пичка.
– Чего это ты, Макарыч… – и тут я вспомнил, с какой неохотой он ехал сюда. В чем дело?! Желая поскорее узнать это, я отправился к деду напрямик. Он даже вскочил в крайнем возбуждении и замахал руками:
– Ну, куда ты прешься?! Куда?! Обойти не можешь?!
Я послушно свернул, подошел к привалу и лег на землю. Помолчав, спросил:
– Ну?!
Старик, тоже помолчав, ответил: – Гнездо… Только – тс-с-с!
– Жаворонка, что ли?
– Нет. Чирок…
– Так-а-ак… – Это было первое утиное гнездо, которое за последние десять лет мне удалось встретить в нашей местности. Причем, где – в двадцати метрах от проселочной дороги, неподалеку от водоёмчика, который не то шагами мерить – переплюнуть можно!
– …Посмотрим?
– Не… парит уже. Вон под той копешкой, – и старик указал пальцем. Я вздохнул:
– Не высидит. Через неделю начнут клевер косить, народу будет как на базаре. Обязательно кто-нибудь…
– А что делать?
– Не знаю. Придется наших ребят предупредить. Чтоб зря не шаталась.
Старик промолчал – ему очень не хотелось, чтоб о гнезде знал еще кто-то. Но другого выхода не было.
Я продолжал свою мысль:
– Да пускай и присматривают на всякий случай.
– Во-во! Пускай дежурят! А то мне одному никак не углядеть!..
Вскоре глаза у старика загорелись, и теперь, когда его тайна без пяти минут становилась достоянием гласности, выдвинул еще одну идею.
– Это ты хорошо придумал насчет дежурства, – сказал он. – Но, – он поднял прокуренный палец, – я, наверное, еще лучше перепридумал! Ты вот возьми да не поленись, а напиши хорошими красками на досточке вроде лозунга. Так, мол, и так, здесь чируха высиживает потомство, а потому просим не беспокоить и беречь нашу любимую природу…
Дед Пичка много еще говорил, что следовало бы написать, но я разочаровал его:
– Не буду писать.
– Как, так?! Кто тебе дал такое право?!
– Никто. Напишу, и каждый, кто прочтет, полезет искать гнездо. Ты что, людей не знаешь?
Дед Пичка долго раздумывал и согласился:
– Это верно. Любопытство – это ж такая распроклятая привычка, что…
Я не стал доказывать явную ошибочность его теории, но в данном случае праздное любопытство действительно ничего хорошего не сулило.
На следующий день я рассказал о гнезде двум – трем знакомым охотникам; всех очень обрадовало, что в наших угодьях появилось утиное гнездо, но выехать на дежурство в ближайшие дни никто не мог – дела. На первое время мы взяли эту обязанность на себя. Дед Пичка заступал на вахту с утра, я подменял его после работы. Как правило, старик оставался со мной до вечера. Во время его дежурства, может, от тлеющей сигареты, может, еще по какой причине, но загорелся бурьян на арыках, и когда я подъехал, старик вовсю сражался с огнем.
Вдвоем мы быстро одержали победу и, чтоб впредь обезопасить гнездо от подобных неприятностей, в нескольких местах на бровке арыка сняли верхний слой почвы.
Теперь если и возникнет огонь, то, дойдя до пустого места, погаснет сам собой…
Через неделю на дежурство выехал Николай Авсенок – охотник вдумчивый и серьезный. Он не знал, где находится гнездо, но дед Пичка взялся разъяснить все, что положено. Я при этом не присутствовал…
– Да ты не волнуйся! С завязанными глазами найдет! – хвастался старик. Я поверил… Потом пришла очередь Николая Чудова, Витьки Лосякина – по прозвищу Карась, Сережки Терёшкина – колесо завертелось. Каждый знал день своего дежурства, и мы отчаянно ругались, если кто-либо не мог выехать своевременно.
А потом пришла беда. Подъезжая к болотцу, чтобы сменить Николая Авсенка, я еще издали увидел, что по кромке пшеничного поля, по обочинам арыка, где было гнездо, бродит овечья отара, Чабан лениво перегоняет ее в сторону недалеких буераков. А Николай сидит на берегу и удит пескарей.
Остановив мотоцикл, я бросился разгонять стадо. Чабан, приняв меня за какое-то начальство, тоже заспешил, засуетился…
Копешка, рядом с которой находилось гнездо, была растоптана, кладка засыпана бурьяном. Я разгреб бурьян и увидел семь оливково-белых яиц. Три были раздавлены. От злости мне хотелось обругать и Николая, и неряху-пастуха, который загнал овец на арык через пшеничное поле. Чтоб успокоиться, вернулся к мотоциклу и долго ходил вокруг, то постукивая ногой по баллонам, то проверяя, мигают ли поворотки. Потом подъехал к болотцу. Николай встретил меня весело.
– Ты знаешь, – сказал он, – а я видел, как она летала! Наверное, поесть захотела или воды попить. Впредь следует подальше от болотца держаться – вдруг вздумает сесть? Ты как думаешь?
Я промолчал.
– Что-то случилось? – спросил Николай.
– Случилось… Овцы давно здесь?
– Да нет, только что. Но я их туда – ни-ни! – и он показал в сторону совсем другого арыка.
– А на кой черт он тебе сдался! – взорвался я. – Гнездо-то вон где!
– Как?! – и Николай схватился за голову. – Так мне же дед Пичка… Я же несколько раз переспросил!
Я понял все. У старика совершенно отсутствовало чувство ориентации на местности и, вернувшись с охоты в горах, он никогда не мог ответить, как расположен тот или иной хребет по отношению к сторонам света.
…– Ну, старый черт, ну, балаболка несчастная, – погоди!.. Неужели вся кладка погибла?
Мы пошли к гнезду. Осторожно выбросили скорлупу, вытерли яйца. Потом вернулись на место и стали ждать; вернется ли уточка, примет ли гнездо таким, каким оно стало. Но ничего так и не заметили. Вечером я не вытерпел и пошел проверить. Уточка сидела на месте.
На следующий день сторожевой пост был перенесен подальше от болотца, и дозорному предписывалось не шататься скуки ради по окрестным полям, а чтоб не беспокоить уточку, лежать в скрадке.
Вскоре стряслась еще одна беда. Причиной послужили дисковые бороны, которые ржавели неподалеку еще с прошлого года… Николай Чудов имел привычку выезжать на дежурство ни свет, ни заря, но за боронами приехали еще раньше. Тракторист, очевидно, очень торопился, потому что, прицепив бороны, решил спрямить и метров сто проехал по арыку. Копешка была растащена, гнездо выдернуто из ямки, яйца раскатились. Николай собрал их и пересчитал. Двух не хватало. Он аккуратно расправил гнездо, положил в него оставшиеся и торопливо, чтоб лишний раз не маячить на арыке, собрал по камышинке всю копешку и сложил на том же месте, И теперь уже он ждал до самого вечера, вернется ли утка. И она снова вернулась.
