– Лежать… Ну, лежать же! Собака упиралась, повизгивала от страха перед непонятным и не знала, что делать: то ли пуститься наутек, то ли подчиниться воле человека. И, наконец, подчинилась… И человек сразу же перестал давить на спину и начал гладить.
– Умница, песик… Умница…
Потом человек убрал руку и стал уходить.
– Лежать, дружок, лежать, хороший мой… Вот и молодец, вот и умница… – повторял Петька, отходя все дальше и дальше. Пес хотел было тут же броситься вслед, но его удержал запах предмета, оставленного человеком, и тайный смысл сказанных им слов – вдруг за ними что-то кроется?! Несколько минут он лежал спокойно, только глаза настороженно смотрели в ту сторону, куда исчез человек. Когда же он вернется?! Наконец, страх потерять вновь обретенное божество подбросил пса на ноги. Оп взвизгнул, крутнулся вокруг патронташа, не зная, что делать. Страх гнал его вслед человеку, а сторожевой инстинкт, заложенный веками совместного содружества, удерживал на месте… И пес поступил так, как делают многие люди, не желающие одновременно ни поступиться своей совестью, ни подчиниться голосу рассудка: он схватил патронташ и, легко отличая запах его от свежих следов человека, бросился по этим следам…
А Петьке было достаточно этих нескольких минут. Он успел беспрепятственно подобраться к чиркам почти на верный выстрел, но глупая случайность – под ногой хрустнула ветка – подняла птиц на крыло. Он выпалил по ним из обоих стволов и смотрел, как стайка, стремительно набирая высоту, уходила все дальше и дальше. Потом одна из птиц оторвалась и неожиданно, колом, пошла вниз. И упала. Почти на середине озера. Петька не стал ждать, когда ветер и волны прибьют его к берегу, вечерний сумрак становился все гуще, торопливо разделся и шагнул в воду. Она была по-зимнему студеной и обожгла огнем.
«Ох, не доплыву», – мелькнула мысль.
– Доплыву! – успокоил себя и шагнул глубже. И в эту минуту из кустов, держа в зубах патронташ, выбежала собака. Петька даже руки развел от удивления:
– Ах ты, чертушка!
Увидев хозяина, пес остановился. В эту минуту он, возможно, понял, что поступил как-то не так, как от него требовали и растерялся. Но уже через мгновенье чувство радости взяло верх, и он ринулся к хозяину. И все в нем ликовало от кончика хвоста до ушей, все говорило о готовности служить и подчиняться человеку. А Петька, почувствовав это стремление, зашумел весело: «О-го-го-го!» – подхватил с земли камешек, швырнул в сторону упавшей утки и даже сам всеми мыслями бросился за ним вдогонку: О-го-го! Кто быстрее! Дай! Подай! Молодец!
И пёс, почувствовав это внутреннее Петькино устремление, ринулся в воду… Он доплыл до того места, где упал камень, покрутился, жадно ловя запахи, но ничего, что пахло бы человеком, на воде не было. Тогда он, подчиняясь внутреннему голосу, на всякий случай, осторожно взял утку за крыло и поплыл к берегу…
Пристанище на ночь они нашли неподалеку, под небольшой, плотной сосенкой. Петька развел костер. При свете его они поужинали, поровну разделив пригорелое мясо. Потом легли спать. С берез по-прежнему срывались тяжеловесные капли, и их шорох в ночном лесу звучал умиротворяюще. Сквозь дрему Петька думал о том, что скоро зима, а он даже картошку не выкопал в огороде: накопил в доме кучу грязного белья и вообще распустил себя за последнее время донельзя. Но теперь у него появился верный четвероногий друг – собака. Что ни говори, а существо живое, о котором тоже нужно думать и заботиться. И от этой вновь обретенной обязанности о ком-то заботиться стало как-то сразу спокойнее и легче на душе. И еще он думал о том, что жизнь – штука сложная, не все в ней получается так, как хочется, но на то она и дается человеку, чтобы жить и стремиться к лучшему. И с этой мыслью уснул.
А пес не спал. Он лежал у костра и смотрел на огонь прищуренными глазами. Иногда чуткие ноздри его ловили струящиеся над землей новые запахи, и тогда он глухо, точно боясь разбудить хозяина, рычал в настороженную тишину ночного леса.
День-то какой!..
Иван Иванович и Петр Петрович дружили двадцать лет. Они работали на одном предприятии, в одном цехе и даже жили по соседству, через дорогу. И еще: оба были охотниками. Не какими-нибудь дилетантами, охотящимися от случая к случаю, а самыми настоящими, заядлыми, замешанными на неукротимой любви к природе. Сколько вечеров провели они под осенними звездами, сколько снежных троп, сколько грязи перемесили их непоседливые ноги! Даже внешне они стали походить друг на друга, и если Иван Иванович говорил «да», то ждать иного ответа от Петра Петровича все равно, что заряжать патрон со стороны капсюля.
И вдруг они поссорились. Уже никто не помнит, из-за чего, скорее всего, просто так. Один сказал слово, другой – и пошло… А если ссорятся два человека, за долгие годы ставшие как бы отражением друг друга, то можно представить, во что вылилась ссора. Если Иван Иванович, отправляясь утром на работу, видел, что и Петр Петрович спешит к калитке, то отправлялся вслед только после того, как убедится, что бывший приятель удалился на приличное расстояние. Точно также поступал и Петр Петрович. Бывало, столкнутся носом к носу – и оба – назад. И выглядывают тайком, не решаясь выйти первыми. А время-то поджимает! И тогда, не вытерпев, припустят трусцой через огороды! Даже жены и те, хоть и здоровались, и словом иногда перебрасывались, но – не то, совсем не то! Уже чаю на заварку, или тройку яиц в пирог – дело женское! – друг к другу ни на порог! Только собаки: рыжая Сильва Петра Петровича и черный с подпалинами Амулет Ивана Ивановича продолжали вытаптывать грядки и шляться друг к другу в гости. Но ни Иван Иванович, ни Петр Петрович, зло на собак не держали. Понимали: охотничья собака – это… Нет, даже слов таких не найти, чтобы объяснить, чем является охотничья собака для настоящего охотника. Даже чужая…
Так, через пень-колоду, прошло несколько лет.
Был пасмурный с сединою день. В дождливой паутине плутали редкие снежинки. Над стиснутой горами долиной ветер протягивал мокрые облака, как протягивают по узкому коридору мокрую швабру. Сыро и холодно. Собаки – и те в конуре. Только на юге облака чуть отсвечивали – то ли снег в горах выпал ночью, то ли пробивалось солнце.
А охотнику, что дождь, что зной – дома не сидится. Иван Иванович закинул за спину ружье, опоясался патронташем и отправился в горы. Не успел автобус преодолеть и половины расстояния, как действительно облака над горами поредели. Сквозь кисею проглянуло солнце. И чем выше поднимался автобус, тем реже становилась кисея и, наконец, совсем распалась. Внизу тонула в дождливой мгле долина, а здесь вовсю светило солнце.
Посмеиваясь над супругой, которая пророчила ему на голову и снег, и град, и все хляби небесные, Иван Иванович вышел из автобуса и двинулся дальше, выше и выше. Ах, как хорошо, что не остался дома, как хорошо! Увлажненные ночным дождем и высыхающие под теплыми лучами давно увядшие травы издавали такой аромат – распирало грудь. Плыл над прогретыми солнцем склонами мягкий запах обнаженной земли, густой, медовый дух чабреца и знойная горчинка полыни. Порхали бабочки, на камнях грелись ящерицы. Иван Иванович от возбуждения только вздыхал. Конечно, и раньше приходилось видеть подобное, но с годами чувства меняются, и то, что казалось обычным вчера, завтра кажется обновленным и удивительным.
Тут и там погромыхивали выстрелы – не все охотники отсиживались дома. Иван Иванович тоже стрелял, больше обычного мазал, но промахи не огорчали.
Ближе к полудню решил перебраться на соседний склон, и вот тут-то, на узкой тропинке между скал носом к носу столкнулся с Петром Петровичем. Что делать?! Не отвернуть… Они мельком взглянули в глаза друг другу и, едва не столкнувшись плечами, разошлись. День потускнел. Вернее, день оставался таким же, так же пьяно пахла земля и летали бабочки, но в душе Ивана Ивановича заскребло. Неприлично получилось. Случись вот так же встретиться с незнакомым охотником – обязательно остановились бы, перебросились парой слов – так уж повелось, а здесь… Не чужие. Это в поселке, среди людей можно сделать вид, что не заметил ранее знакомого человека, здесь же – нехорошо! Не по-охотничьи! И мучаясь в душе, Иван Иванович все думал, вертел и так и этак – как бы выйти из неловкого положения? И уже взобравшись на соседний склон, обернулся и крикнул то, что первое пришло на ум:
