План этот был превосходен, но требовалось еще его исполнить, а пруссаки, выстроенные вдоль леса, тогда как Дюмурье находился у одного из его концов, могли уже прежде занять все проходы. Итак, участь этой великой мысли и всей Франции обусловливалась случайностью и возможным промахом неприятеля.
Пять узких проходов, известных под названиями Ле-Шен-Попюле, Круа-о-Буа, Гранд-Пре, Ла-Шалад и Лез-Ислет, пересекали Аргонский лес. Важнейшими из них были проходы Гранд-Пре и Лез-Ислет, и, к несчастью, они-то и были самыми удаленными от Седана и самыми близкими к неприятелю. Дюмурье решил двинуться туда со всеми своими силами. В то же время он приказал генералу Дюбуке оставить департамент Нор и занять проход Ле-Шен-Попюле, тоже очень важный, но весьма близкий к Седану, так что занятие его было не так спешно.
Дюмурье представлялись две дороги к Гранд-Пре и Лез-Ислет – одна позади леса, другая перед ним, прямо перед неприятелем. Первая была безопаснее, но длиннее; она выдавала неприятелю план генерала и давала ему время опередить его. Другая дорога была короче, но тоже выдавала цель Дюмурье и подвергала его большой опасности: надо было пройти вдоль леса, мимо Стене, где стоял Клерфэ со своими австрийцами. Однако Дюмурье предпочел именно этот путь; он рассчитывал, что австрийский генерал, лишь только увидит французов, как с осторожностью, свойственной австрийцам, непременно станет укрепляться в превосходном лагере при Бруэне, а он тем временем ускользнет от него и доберется до проходов.
И вот 30 августа Дильон трогается первым и с 8 тысячами человек отправляется по направлению к Стене, причем держит путь между Маасом и Аргонским лесом. Он застает Клерфэ занимающим оба берега реки с 25 тысячами австрийцев. Генерал Мячинский с полутора тысячами солдат нападает на форпосты Клерфэ, в то время как Дильон, немного отставший, идет к нему на помощь со всей своей дивизией. Завязывается оживленная перестрелка, и Клерфэ, немедленно перейдя Маас, располагается при Бруэне, как весьма удачно предвидел Дюмурье. Дильон между тем смело продолжает путь между рекой и лесом. Дюмурье следует непосредственно за ним с 15 тысячами, составляющими его главный корпус, и оба идут к назначенным им постам.
Второго сентября Дюмурье был в Беффю, и ему оставался до Гранд-Пре всего один переход. Дильон в тот же день находился в Пьермоне и с крайней смелостью приближался к Лез-Ислет. К счастью для него, генерал Гальбо, посланный подкрепить верденский гарнизон, опоздал и, отступая, заранее занял проход Лез-Ислет. Дильон пришел туда же 4 сентября со своими восемью тысячами, расположился там и, сверх того, занял еще проход Ла-Шалад, тоже вверенный ему, но второстепенный по важности. В то же время Дюмурье пришел в Гранд-Пре 3-го числа, нашел место свободным и занял его. Таким образом, 3 и 4 сентября проходы были заняты французскими солдатами, и дело спасения Франции весьма подвинулось.
Этим смелым движением Дюмурье получил возможность бороться против нашествия. Но это было еще не всё: надо было сделать эти проходы необоримыми, а для этого требовалось множество распоряжений, успех которых сильно зависел от случая.
Дильон укрепился в Лез-Ислет; он срубил много деревьев, поставил отличные брустверы и, искусно располагая артиллерию, расставил батареи так, что проход сделался неприступным. Точно так же занял он проход Ла-Шалад и овладел двумя дорогами – в Сент-Мену и из Сент-Мену в Шалон. Дюмурье устроился в Гранд-Пре, в лагере, защищенном столько же природой, сколько и военным искусством. Возвышенности, расположенные амфитеатром, составляли позицию армии. У подножия этих высот простирались обширные луга, перед которыми протекала река Эр, образуя передовое укрепление лагеря. Перед Эр было перекинуто два моста: на этих мостах поставили два многочисленных отряда авангарда с приказанием в случае атаки отступить и сжечь их. Неприятелю, оттеснив эти форпосты, предстояло перебраться через Эр без помощи мостов и под огнем всей французской артиллерии. Перейдя реку, ему нужно было миновать целый бассейн из лугов, со всех сторон обстреливаемый перекрестным огнем, а затем взять с боем крутые, почти неприступные укрепления. В случае, если бы враги преодолели все эти препятствия, Дюмурье мог отступить на другой склон занимаемых им высот, найти там реку Эну, протекавшую вдоль этого склона, перейти еще два моста, разрушив их и оставить еще одну реку между собой и пруссаками. Такой лагерь можно было считать неодолимым, и в нем французский полководец находился в достаточной безопасности, чтобы спокойно заниматься всем театром войны.
Седьмого сентября генерал Дюбуке с 6 тысячами войска занял проход Ле-Шен-Попюле. Оставался свободным лишь один проход, гораздо менее важный, Круа-о-Буа, находившийся между Гранд-Пре и Ле-Шен-Попюле. Дюмурье, перерезав дорогу и навалив на ней срубленных деревьев, поставил туда одного полковника с двумя батальонами и двумя эскадронами. Таким образом, поместившись в центре леса, в неприступном лагере, он защищал главный проход с помощью 15 тысяч человек; он имел справа, на расстоянии четырех лье, Дильона, который защищал Лез-Ислет и Ла-Шалад с 8 тысячами, слева – Дюбуке, защищавшего проход Ле-Шен-Попюле с 6 тысячами, а в промежутке – полковника, наблюдавшего с небольшим отрядом за проходом Круа-о-Буа.
Распределив таким образом всю защиту, генерал имел возможность дождаться подкреплений. Он велел Бернонвилю оставить нидерландскую границу, где герцог Саксен-Тешенский не предпринимал ничего важного, и быть в Ретеле 13 сентября с 10 тысячами солдат. Он назначил Шалон местом склада военных и съестных припасов, а также местом сбора посылаемых ему новобранцев и подкреплений. Так он скапливал позади себя все средства к достаточной обороне. В то же время Дюмурье известил исполнительную власть о занятии им Аргонского леса. «Гранд-Пре и Лез-Ислет, – писал он, – наши Фермопилы; но я надеюсь, что буду счастливее Леонида». Он просил, чтобы от Рейнской армии, которой ничто не угрожало, отделили несколько полков для присоединения к Центральной армии, отныне вверенной Келлерману. Так как план пруссаков явно состоял в том, чтобы идти прямо на Париж – потому что они заслонили собою крепости Монмеди и Тионвиль, не останавливаясь, чтобы брать их, – он хотел, чтобы Келлерману отдали приказ обойти их с левого фланга, проходя через Линьи и Бар-ле-Дюк; тогда он мог бы напасть на них с фланга и с тыла во время их наступательного движения. Вследствие всех этих распоряжений, если бы пруссаки, вынужденные отказаться от Аргонского леса, прошли выше, Дюмурье раньше них пришел бы в Ревиньи и застал бы там Келлермана, пришедшего из Меца. Если бы они спустились к Седану, Дюмурье последовал бы за ними, там соединился бы с 10 тысячами Бернонвиля и дождался бы Келлермана на берегах Эны. В том и другом случае вследствие соединения армия составила бы силу в 60 тысяч человек, способных выступить в открытом поле.
Исполнительная власть ничего не забыла из того, что могло бы содействовать Дюмурье в его превосходных распоряжениях. Серван, военный министр, хоть и болел непрерывно, усердно заботился о снабжении армий, о перевозке вещей и припасов, о сборе новых ополчений. Из Парижа каждый день выступали от полутора до двух тысяч волонтеров. Влечение к армии было повальным, народ толпами стремился к границе. Патриотические общества, общинные советы, само собрание беспрестанно должны были принимать и напутствовать ополченцев, отправлявшихся в Шалой, общее место сбора. Этим юным солдатам не хватало лишь дисциплины и привычки к бранному полю; но и ту и другую они могли легко приобрести под начальством искусного полководца.
Жирондисты были личными врагами Дюмурье и мало доверяли ему после того, как он выжил их из правительства; они даже хотели было обойти его с должностью главнокомандующего и отдать ее одному офицеру по имени Гримоар. Но с тех пор, как на Дюмурье оказались взвалены, так сказать, судьбы отечества, жирондисты к нему примкнули. Ролан, лучший, бескорыстнейший из них, написал Дюмурье трогательное письмо, в котором уверял его, что всё забыто и друзья его желают лишь одного – радоваться его победам.
