Она непрерывно жила в страхе все те тринадцать лет, что находилась с ним под одной крышей. Со своим отцом, который относился к ней, как к животному.

Когда Алекс была совсем маленькой, она не могла понять причину его ненависти к ней. И она думала, что делает что-то не так, что в этом её вина, и потому старалась вести себя правильно: так, чтобы заслужить одобрение своего родителя.

В школе у неё с самого первого класса были самые высокие оценки и неизменно отличное поведение. Однако её отец всегда находил что-то, чем был недоволен. Жизнь с ним была в представлении Алекс адом. Самым настоящим адом. И она желала ему смерти. Когда впервые мысль о его смерти пришла ей в голову, Алекс испугалась и ей было стыдно перед собой. Но, чем взрослее она становилась, тем больше росло это желание.

Особенно в последний год, который оказался апогеем того самого ада, устроенного ей собственным отцом.

К тому времени Алекс уже начала догадываться, что с отцом не всё в порядке. Но подтверждений тому никаких у неё не было, и она молчала. Молчала какое-то время, но, когда стало совсем нестерпимо, она поведала о своих подозрениях матери.

Мать ей не поверила. Она, конечно, замечала натянутость в отношениях между мужем и дочерью, но не придавала ей особого значения. Ей и в голову не приходило, что на самом деле происходит между ними. Она не видела перед собой ничего…

Алекс позже думала, что, возможно, выражай она свой страх перед отцом более настойчиво, мать бы поверила ей или хотя бы проверила правдивость её слов. Но решиться нажаловаться на отца само по себе было таким подвигом, который бы Алекс не смогла повторить ещё раз. К тому же, зная хорошо свою мать, она боялась, что та в лучших своих побуждениях поговорит о жалобах дочери с мужем.

В тот последний год жизни с ним, в тринадцать лет, она подружилась с Дженни. Дженни, в отличии от неё, была сорвиголовой. Не проходило и дня без того, чтобы та не влипла в какую-нибудь историю. Однажды она подралась с девчонкой из параллельного класса. На помощь к той девчонке пришла её подруга, и Алекс просто не могла оставить Дженни одну. Она до дрожи в коленках боялась драк и всего, что с ними связано. Но бросить Дженни одну не могла. Впрочем, только успев затесаться в потасовку, она и трое остальных были пойманы с поличным никем иным, как самим директором. И тогда в первый раз классный руководитель позвонил ей домой, жалуясь на её отвратительное поведение.

В тот день Алекс впервые не пришла домой сразу после школы. Она чувствовала, что отец возьмёт трубку, а не мать или дед. А если даже и не он, то всё равно в конце концов до него дойдёт это известие. Трудно описать, какой страх она тогда испытывала. Но вместе с тем, ей было стыдно поделиться этим с Дженни. Наверное, она вела себя в тот день очень странно. Она отсрочивала буквально каждую минуту до возвращения домой, но часам к девяти всё-таки вернулась.

Дома её встретили вопросами о том, где она так долго была и почему позволила вовлечь себя в ту драку. Алекс дрожащим голосом оправдывалась, стараясь не смотреть в ту сторону, где сидел отец. Остаток дня она проходила хвостиком за мамой, чтобы ни на секунду не оставаться одной. И с огромной предосторожностью ушла к себе в комнату уже за полночь, не забыв закрыться.

А следующий день был выходным. Выходным для неё и для отца, но рабочим для матери. Дедушки дома не оказалось. Но со сна Алекс не сообразила обо всём этом.

Она вышла из комнаты и увидела отца. Несколько секунд они стояли, глядя друг другу в глаза, а затем Алекс вскрикнула и бросилась от него, куда глаза глядят. В панике она прибежала в кухню и схватила нож. Это оказался нож для резки хлеба, а сама она — в тупике. Рядом был камин, и в нём весело трещали дрова. От такой опасной близости к огню, Александра почувствовала невыносимую жару. Отец наступал на неё, а она отходила всё дальше. Но вскоре это стало невозможно. Она боялась, что у неё может загореться одежда.

В два прыжка отец преодолел разделяющее их расстояние и вырвал из её руки нож. Алекс попыталась освободиться из его хватки, но только упала. Она еле удержалась, чтобы не завалиться в сам камин, но всё же сильно обожгла плечо.

Ей удалось вырваться. Наплевав на то, что она в одном нижнем белье, Алекс побежала ко входной двери, намереваясь выскочить на улицу. Только не дома! Где угодно, но не рядом с этим сумасшедшим.

Но ещё не успев добежать до двери, она почувствовала, как её схватили за волосы и со всей силы дёрнули назад. Она закричала от боли. Перед лицом мелькнуло лезвие ножа, и Алекс в страхе за свою жизнь отчаянно легалась ногами и кусала руки отца. Почувствовав, как что-то острое оцарапало ей правый бок, она, приложив все силы, вывернулась и ударила отца ногой в пах. Это дало ей время выбежать на улицу.

Как назло, рядом не было почти никого из прохожих, а отец уже нагонял её. В панике Алекс бежала вперёд и оглядывалась по сторонам, молясь, чтобы кто-нибудь появился.

И вдруг она увидела какого-то мужчину. Но он был далеко, а её отец уже совсем близко. А тут ещё она споткнулась, разоздрав об асфальт колени. Подавляя рыдания, она закричала «на помощь» и сразу же потеряла сознание.

Очнулась Алекс уже в больнице, вся в бинтах, а рядом сидела заплаканная мать.

Позже её отца судили, но обнаружили, что он не в своём уме и поместили в психиатрическую клинику. Мать всё сокрушалась, как она не заметила его невменяемость раньше и беспрестанно благодарила того мужчину, что спас Алекс из когтей её отца.

С тех пор жизнь Алекс стала более-менее нормальной. Но страхи остались. Они никуда не исчезли, как и этот шрам в районе рёбер. И когда кто-то слишком близко наклонялся к ней, при этом глядя прямо в глаза, она боялась. Боялась так, что возникало желание закричать и немедленно убежать от этого человека. Точно такая же реакция у неё была и тогда, когда чьи-то глаза темнели от гнева. Даже когда было совершенно очевидно, что ярость направлена не на неё, Алекс едва не падала в обморок от ужаса, неизменно охватывающего в таких ситуациях.

Она ещё раз провела пальцем по шраму, а потом решительно встала и снова обмоталась пледом. Всё это осталось в прошлом. И со своими страхами она честно старалась бороться. Правда, получалось пока не очень хорошо.

Она вышла из комнаты и направилась в ванную. Ей нужно было забрать украденную ею одежду. Должно быть, та уже просохла. И хотя Алекс не прельщало одевать грязные кофту и джинсы, но выбора не было. Сегодня так походит, а на ночь постирает.

Проходя мимо гостиной, она увидела там Форта и почему-то вздрогнула. Помявшись несколько мгновений на пороге, она всё-таки прошла внутрь.

Форт выглядел так, будто только что пришёл с улицы. Алекс даже показалось, что в гостиной веет пасмурной сыростью. Вероятно, дождь шёл ночь напролёт.

Форт нещадно тёр глаза.

— Доброе утро, — тихо сказала Алекс.

Несмотря на её мягкий тон, Форт только что не подскочил при звуке её голоса. Он посмотрел на неё как-то странно и тут же отвернулся, направляясь к лестнице.

— Доброе, хотя сейчас и не утро вовсе, а дело к вечеру идёт.

— М-м… — промычала Алекс, глядя в уходящую спину Форт. — Подожди, Форт! — позвала она. — Ты… Вернее, я хочу только спросить: могу ли я свободно пользоваться кухней, ванной, ну и вообще всем?

— Можешь, — разрешил он, — весь дом в твоём распоряжении. Кроме второго этажа.

Он уже стоял на первой ступеньке лестницы, и Алекс нахмурилась. Он её избегает, или ей так только кажется?

— Весь дом? — задумчиво повторила она. — Слишком опрометчиво с твоей стороны так доверять мне.

— Ты не воровка, Лекси, я знаю это точно, — чуть помедлив, но всё ещё не оборачиваясь к ней, сказал Форт. — Я в этом разбираюсь.

После этих слов он полуобернулся к ней и посмотрел так многозначительно, что Алекс растерялась. Похоже на то, что он хочет насторожить её этим заявлением.

Форт уже скрылся на втором этаже, и Алекс тоже покинула гостиную, продолжая свой путь в ванную. Однако там она не обнаружила своих… присвоенных ею вещей. Недоумённая, Алекс вновь вернулась в гостиную. Форт над ней издевается? Хочет, чтобы она весь оставшийся день вот так проходила?..