Для достижения своих целей обе партии употребляли самые разнообразные средства. Замысел, который вынашивал кардинал, был предельно прост: женить молодого короля на французской принцессе и тем самым положить конец войне, слишком дорого обходившейся обеим сторонам. Ещё в 1439 году для этого к дяде Шарли было тайно направлено посольство, но кардинал столкнулся с неожиданной трудностью: отсутствием подходящей принцессы. Хотя дядя Шарли был, как я подозреваю, полубезумен, а потому лишён здравого смысла, ему никак нельзя было отказать в хитрости. Конечно же, у него есть принцесса на выданье, причём по воспитанию и происхождению она настоящая француженка, как-никак его собственная племянница... и к тому же очень хороша собой.

И вот его замысел принёс желанные плоды. Так я, по крайней мере, предполагала.

Если я и питала глупую надежду, что меня тотчас же отведут в Англию, где я принесу свою девственность в дар могучему красивому королю и, как я мечтала, пылкому возлюбленному, то вскоре от неё не осталось и следа. Дядя Шарль вёл очередную свою войну. Да и был ли когда-нибудь перерыв между его войнами? В то время он сражался против герцогства Мец и сделал перерыв лишь на зимний период. Его приезд в Тур, где он улаживал мои дела, был не чем иным как прелюдией к возобновлению кампании. Он призвал участвовать в осаде Меца и моего папа, а поскольку дядя Шарли оплачивал все наши расходы, папа вынужден был подчиниться. Поэтому мой отъезд в Англию отложили до окончания кампании, то есть на несколько месяцев.

Эта отсрочка, очевидно, вполне устраивала Суффолка, который, ни с кем не советуясь, принял столь смелое решение и теперь должен был вернуться, в Англию и сообщить королю и его приближённым о помолвке. Кроме всего прочего, королевская женитьба отнюдь не ограничивается принесением клятвы в верности. Она всегда тесно связана с государственными делами, и, соглашаясь на мою помолвку с английским королём, дядя Шарль сделал графу определённые предложения, которые тот принял. В то время я не знала, каковы эти предложения, в противном случае не чувствовала бы уверенности в своём, будущем.

Суффолк, однако, не проявлял никаких колебаний или сомнений. Как доверенное лицо моего будущего супруга, перед отъездом он навестил меня, чтобы попрощаться.

   — Я вернусь ещё до истечения года, — заверил он меня, — чтобы с подобающим столь торжественному случаю эскортом сопровождать вас в Англию.

   — Мой супруг не приедет сам, милорд? — поинтересовалась я.

   — Весьма сомневаюсь. Он может прибыть во Францию лишь во главе армии, а именно этого мы все стараемся избежать. Не тревожьтесь, ваша светлость, он будет ожидать вас в Англии со всем нетерпением молодого сердца.

Я схватила его за руку.

   — Расскажите мне о нём. Высокого ли он роста?

   — Высокого, ваша светлость.

   — Столь же высокого, как и вы, милорд?

   — Нет, не столь высокого, ваша светлость.

   — Широк ли в плечах?

   — Достаточно широк, ваша светлость.

   — Так же широк, как и вы, милорд?

Нет, ваша светлость. Но ведь он вдвое моложе.

   — Какие у него волосы — золотистые?

   — Нет, скорее рыжие.

   — Как и ваши, милорд?

   — Да, ваша светлость.

   — Носит ли он бороду?

   — Сейчас нет, ваша светлость.

Я была разочарована, так как находила весьма привлекательной бороду Суффолка.

   — Расскажите мне, отважен ли он, — попросила я графа. — Искусно ли владеет копьём и мечом?

   — Как сказать... — Граф явно пребывал в смущении. — Во всём христианском мире ни у кого нет более прочных доспехов, чем у него.

Я была не в настроении обдумывать его ответы.

   — Насколько он преуспел в искусстве верховой езды?

— Его светлость — превосходный наездник.

   — Во многих ли турнирах принимает он участие?

Смущение графа стало ещё более очевидным.

   — Его светлость — очень учёный человек, — сказал он.

   — Часто ли он выезжает на охоту? Здесь, во Франции, если позволяет погода, мы охотимся каждый день.

   — Его светлость — очень набожный человек.

Поразмыслив над этими словами, я задала жизненно важный для меня вопрос.

   — Смогу ли я полюбить его, милорд, так же сильно, как?.. — Я прикусила язык и залилась румянцем, осознав, что чуть было не проговорилась.

Суффолк был не из тех людей, что упускают возможность обрести, преимущество, пусть самое незначительное.

   — Так же сильно, как... кого, ваша светлость?

   — Есть много мужчин, которых я могла бы полюбить, милорд, — сказала я, — если таковы предначертания судьбы.

Граф быстро оглянулся, чтобы удостовериться, одни ли мы, и поцеловал мои пальцы.

   — Милая Мег, есть лишь одна женщина, которую я мог бы и хотел полюбить, даже вопреки предначертаниям судьбы.

Суффолк поднял голову и посмотрел на меня в упор. Он был втрое старше меня, женат, имел детей. Но так ли это важно, если тебе четырнадцать и ты влюблена? Девушки в четырнадцать лет влюбляются пылко и страстно, и пусть эта влюблённость частенько проходит за несколько недель или даже дней, но пока они влюблены, всем своим существом стремятся к предмету своего обожания. Хорошо, если предмет обожания отгорожен от них высокой стеной и они видят его лишь издали, что отнюдь не мешает им тяжело вздыхать, а порой и лишаться чувств.

Мне, однако, не повезло. Предмет моего обожания стоял Передо мной, мы были одни, он держал меня за руку и медленно, но властно привлекал всё ближе и ближе к себе.

   — О Мег! — воскликнул он. — Мег, Мег, Мег! Я полюбил вас, как только увидел ваше лицо. Но когда я увидел вас купающейся, увидел ваше блистательное тело...

Существовал только один способ прекратить это безумство, а именно — закрыть ему рот. Что я и сделала... своим ртом.

Не уверена, но, видимо, пока мы говорили, граф тесно прижал меня к себе, знаю только, что несколько секунд наши языки искали друг друга, а его руки ощупывали моё, к счастью, прикрытое до самых лодыжек платьем тело, и я испытывала самые восхитительные ощущения.

Затем он вдруг отпустил меня, видимо осознав, что сделал, и его лицо стало пепельно-серым.

   — Ваша светлость... Он упал на колени.

Прошло несколько секунд, прежде чем я смогла обрести дар речи. Я порывалась вновь броситься в его объятия, но благоразумие пришло мне на выручку. Суффолк продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, без сомнения ожидая, что я немедленно призову стражу, заключу его в тюрьму и обреку на жестокую казнь. Я положила руку ему на плечо, и он резко поднял голову.

   — Полагаю, нам лучше всего забыть эти последние пять минут, милорд, — сказала я.

   — Да, — пробормотал он, жадно вглядываясь в моё лицо. — Да.

   — И ни одна живая душа не должна знать о том, что произошло между нами.

   — Да, ваша светлость. Клянусь блюсти молчание.

   — Тогда поцелуйте мою руку, уходите и возвращайтесь лишь после того, как ваш король будет готов принять меня.

Он схватил мою руку.

   — Мег!

   — Уходите, — повторила я, — вы должны уйти, милорд.

Его пальцы на мгновение сжали мои, но он тут же отпустил мою руку и поклонился.

   — Я буду считать каждую секунду до нашей новой встречи, ваша светлость.

Мне хотелось проводить его до дверей и махать рукой, пока он не скроется вдали, но это было слишком рискованно. У меня бешено колотилось сердце, щёки горели, и мне требовалось, по крайней мере, несколько минут, чтобы успокоиться и обрести свой обычный вид.

Но этих нескольких минут и не оказалось в моём распоряжении. Прежде чем я успела перевести дух, появилась маман.

   — Что он сказал? — спросила она.

   — Попрощался со мной.

Маман пронзила меня испытующим взглядом.

   — И ничего больше?

   — А что ещё он мог сказать, маман?

Маман по-прежнему не отводила от меня глаз; она всячески кривила рот, как обычно, когда пребывала в нерешительности. Но между нами никогда не было истинной близости. Пока она расходовала свои силы на то, чтобы отвоевать владения мужа, я находилась на попечении бабушки. Эта милая испанская гранд-дама воспитывала меня до самой своей смерти, а умерла она лишь за восемнадцать месяцев до тех событий, с которых я начала своё повествование. Невзирая на глубокую старость, бабушка до последних дней сохраняла бодрое расположение духа и неизменно обо мне заботилась.