На улице не было столь обычного, как я впоследствии убедилась, дождя. За мной торопливо последовали мои конюшие. После расставания в Руане с французскими вельможами я была полностью лишена мужского общества, если не считать этих дюжих парней, влюбившихся в меня с первого взгляда. Я направилась прямо в аббатство.

Здесь моё появление породило ещё большее смятение, чем отъезд из монастыря. Стражники схватились за алебарды, оруженосцы поспешили к своим хозяевам, чтобы предупредить их о моём прибытии, лаяли собаки, монахи озадаченно почёсывали свои тонзуры... Я же пробежала мимо них всех, спрашивая на ходу, где находится король.

Как оказалось, Генрих только что перестал молиться и мыл руки, прежде чем усесться за обед. Вспомнив, что и у меня тоже руки немытые, я обратилась к трепещущим монахам:

   — Принесите мне миску с водой и полотенце. И проведите в трапезную, где обедает король.

Король обедал в общей трапезной, высоком и довольно красивом — если бы не простые скамьи и положенные на козлы доски вместо столов — зале. Окуная пальцы в принесённую обеспокоенными братьями миску, я наблюдала за этой сценой, и тут появились довольно небрежно одетые графы Суффолк и Сомерсет, оба разгорячённые и встревоженные.

Несмотря на это и тот и другой был очень красив.

   — Ваша светлость, — оба мужчины поклонились, — у вас какие-то затруднения?

   — Ничего особенного, милорды, — ответила я. — Просто хочу поговорить со своим мужем. И у меня такое впечатление, будто всё королевство старается помешать нашей встрече.

Было ясно, мои собеседники стушевались, не зная, что ответить. К счастью для них, появился сам Генрих в сопровождении кардинала и других особ.

   — Мадам! — изумлённо воскликнул мой муж. — Фи, и ещё раз фи!

Впоследствии я узнала, что это довольно нелепое ругательство было единственным, которое он себе позволял.

Я упала перед ним на колени, и он протянул руки, чтобы поднять меня.

   — Что-нибудь случилось?

   — Я просто хотела поговорить с моим мужем, сир.

   — Но у вас ещё нет мужа, мадам.

Если у меня и в самом деле не было мужа, почему же он упорно называл меня мадам, а не мадемуазель?

   — По закону вы уже мой муж, сир, — напомнила я ему.

   — Но не в глазах церкви, мадам. Есть сила более великая, чем все людские законы. Вам не подобает навещать меня здесь, пока церковь не благословит наш союз. У вас какое-то срочное дело?

К этому времени я уже пребывала на грани взрыва. Какой мужчина, в чьих жилах течёт не рыбья кровь, не порадовался бы визиту прекрасной женщины, которая через несколько дней взойдёт на его ложе? И всё же я изобразила улыбку и медоточивым голосом сказала:

   — Я хотела бы спросить вашего совета, какое платье надеть на венчание.

   — Но, мадам, это чисто женская проблема. Есть куда более неотложные дела, — сказал он и, смягчившись, добавил: — Мне бы очень понравилось, Мег, если бы вы облачились во власяницу. Пожалуй, это был бы наиболее подходящий наряд для нас обоих, ибо мы все грешны перед Господом нашим:

Я, однако, не собиралась сдаваться.

   — Вы льстите мне, сир. Но подумайте, какое впечатление это произведёт на ваших подданных. Английская королева, конечно же, должна выглядеть английской королевой.

На мгновение Генрих нахмурился, и сердце у меня оборвалось. Но он тут же улыбнулся.

   — Разумеется, вы правы, милая Мег. Ваша просьба будет выполнена. А теперь вы должны удалиться. Милорды!

Оба графа быстро направились ко мне, но первым возле меня оказался Суффолк, он-то и стал моим сопровождающим.

   — Всё-таки мне удалось утереть нос этим наглым особам, — сказала я ему.

   — Вы смелы до дерзости, — ответил граф.

   — Я понравилась его светлости. А это главное.

   — Вы всегда будете нравиться ему, милая Мег. — Он сжал мою руку. — Вам только нужно всегда помнить, что дела духовные для него куда важнее мирских.

Суффолк проводил меня до самого монастыря, но следом за нами шли мои конюшие и подоспевшие фрейлины, среди них и его собственная жена, поэтому у него не было возможности утешить меня. Я отлично понимала, что в течение по крайней, мере ещё нескольких дней мне придётся следовать советам Гордячки Сис: своим властным характером она совершенно подавляла дорогую Элис. Однако, к своей вящей досаде, Сис получила приказ свыше и вынуждена была его исполнить. На другой же день появилась швея по имени Маргарет Чемберлейн — как мне не преминули сообщить, лучшая во всём королевстве. Без лишней суеты она принялась за работу, а я нежно прижалась к Альбиону, чувствуя, как рядом с моим сердцем бьётся сердце зверя.

И вот наконец наступил великий день и меня препроводили в Тичфилдское аббатство, с тем чтобы епископ Аскью Солсбери совершил обряд венчания. Я была в великолепной небесно-голубой юбке и ярко-жёлтом лифе, отороченных мехом горностая. Небесно-голубую накидку также украшал горностай. Жёлтую шляпу дополняла золотистая вуаль и шляпу и воротник украшали все драгоценности, какие только нашли мои фрейлины.

Церемония собрала множество знатных вельмож и леди, они продрогли, дожидаясь под мелким дождём, но когда я проходила мимо, низко кланялись и ахали, поражённые моей красотой. К своему восторгу я увидела, что и Генрих впервые одет как король: в алую тунику и голубые панталоны. Грудь его украшали вышитые золотом английские леопарды (львы). Он выглядел истинным королём и настоящим мужчиной.

Рядом с ним стояли трое: мужчина и два отрока примерно моего возраста; их мне не доводилось видеть прежде. К моему удивлению оказалось, что это отчим и сводные братья короля. Но, пожалуй, говоря так, я несколько приукрашиваю Истину, и виной тому некоторые своеобразные подробности жизни семьи, в которую вошла. Второй женой недоброй памяти Ричарда II, как известно, была принцесса Изабелла, сестра моего дяди Шарля. Она вышла за него замуж двенадцати лет; судя по всему, Ричард II не мог иметь детей, а кроме того, питал болезненную любовь к покойной первой жене Анне Богемской. Это, однако, не помешало тете Изабелле страстно полюбить своего мужа. Она продолжала любить. Ричарда даже после того, как его — по излюбленной привычке англичан — низложили и убили.

В конце концов она вернулась во Францию, где вышла замуж за Карла Орлеанского, графа Ангулемского, который имел некоторые основания считать себя поэтом, но умер всего двадцати лет от роду. Вскоре ей предложили выйти замуж за сына Генриха IV, тогда принца Уэльского, ставшего впоследствии королём Генрихом V. Изабелла без малейших колебаний отклонила предложение сына, как она считала, узурпатора и убийцы её дорогого Ричарда.

Ничуть не пав духом, Генрих сделал предложение сестре Изабеллы, но и та наотрез отказала ему. Только после того, как в 1415 году французы потерпели полное поражение при Азенкуре и французская монархия капитулировала, приняв позорное условие о том, что Генрих станет королём Франции вместо Карла VI Безумного, матримониальные намерения Генриха наконец осуществились: у Карла была дочь по имени Катрин, так вот эта моя тётя не нашла смелости сказать «нет», когда победитель попросил её руки. Таким образом тётя Катрин[16] стала матерью моего дорогого Генриха.

Однако, как все знают, через шесть лет после женитьбы, когда Великий Гарри прекратил свои бесконечные военные кампании и выбрал наконец время, чтобы обзавестись сыном, он скоропостижно скончался, оставив после себя девятимесячного младенца. Королева-мать, иностранка по происхождению, оказалась в довольно затруднительном положении. Она, естественно, считала, что никто лучше неё не сможет отстоять интересы сына в первые, наиболее опасные годы его жизни. Однако братья покойного короля Бедфорд и Глостер имели по этому поводу иное мнение. Они считали своим долгом продолжать войну и окончательно осуществить притязания Великого Гарри на французский трон. Мой будущий супруг был коронован в том самом соборе Парижской Богоматери, где состоялась наша предварительная свадьба. В то время он как раз находился в английских руках. Это был не более чем красивый жест: французские короли традиционно короновались в Реймском соборе. Но так как англичане не могли захватить Реймс, им не оставалось ничего иного, как довольствоваться собором Парижской Богоматери. Но в то время как они провозгласили Генриха королём Англии и Франции, дядя Шарль» в нарушение подписанного его отцом договора, короновался в Реймском соборе. В сложившейся ситуации дяди короля не могли облечь регентской властью (а стало быть, обеспечить и продолжение войны за французский престол) королеву, которая доводилась сестрой дяде Шарлю.