Она встретила меня, взяла у меня пиджак, повесила его и осталась стоять в неловком молчании, теребя жемчуг на шее.

– Насчет той ночи… Я…

– Может быть, мы не будем это обсуждать, пока я не увижусь с дочкой?

– ОК. – Она посмотрела в пол. – Хлоя у себя в комнате.

Малышка играла с кукольным домом.

– Грэм Крекер! Я по тебе скучала.

Нагнувшись к ней и обняв девочку, я сказал:

– Я тоже по тебе скучал, хитрая печенюшка.

– Тебе все еще грустно?

– Ты о чем?

– Из-за Сорайи?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты не так широко улыбаешься, как раньше.

Хлоя была такой проницательной. Судя по всему, она не пошла в своего бестолкового отца. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы моя дочка думала, что со мной действительно что-то не так или что она в этом виновата. Ломая голову в поисках объяснений, я, в конце концов, решил, что лучше всего быть честным.

– Да, Хлоя, мне немного грустно… И да, это из-за Со-райи. Но последние два дня я не приезжал к тебе не из-за этого. Я работал допоздна, но я больше никогда не буду два дня подряд упускать возможность повидаться с тобой, договорились?

– Мой папочка тоже очень долго работал.

Интересно, действительно Лиам работал или изменял Женевьеве?

– В самом деле?

– Так когда ты перестанешь грустить?

– Точно не знаю, но мне уже стало лучше, потому что я вижу тебя.

– Я тоже это почувствовала, когда познакомилась с тобой. После смерти папочки ты помог мне почувствовать себя лучше, хотя я все еще грустила.

«Я твой папочка.

И я так тебя люблю».

Прижав малышку к себе, я поцеловал ее в лоб.

– Я рад, что смог сделать это для тебя.

Мы с Хлоей немного поиграли с ее кукольным домиком. Потом пришла Женевьева и опустилась на колени рядом с нами. Я чувствовал ее взгляд, знал, что ей не терпится все обсудить. После той ночи мне не хотелось снова оставаться с ней наедине. Хотя Хлоя была дома и ничего особенного произойти не могло.

– Ужин будет готов к пяти, – сказала Женевьева и вышла из комнаты.

Для нас Женевьева приготовила домашнюю острую ветчину прошутто и мини-пиццы на инжирной лепешке. Хлою ждала пицца с обезжиренным сыром. Она все время подливала мне в бокал каберне, и я не останавливал ее, понимая, что вино смягчит любые углы в любой беседе, которая состоится между нами позже.

Уложив Хлою в постель и прочитав ей историю на ночь, я вернулся к Женевьеве, которая ждала меня в кухне, допивая вино.

Прежде чем она успела открыть рот, я сказал:

– Нет нужды ничего обсуждать.

– Я должна еще раз извиниться. Я слишком поторопилась. Не знаю, что на меня нашло. Когда я увидела, как ты так комфортно устроился на диване в моем доме, я как будто вернулась в прошлое. Это, да еще то, что мы слишком много выпили…

– Дело было не в спиртном, и ты об этом знаешь. Некоторое время ты не скрывала своих намерений.

– Ты прав. Пьяная или нет, я хочу, чтобы ты вернулся, Грэм. Я сделаю все, что нужно, чтобы ты был счастлив.

– Ты думала, что, показав мне свою «киску», ты заставишь меня забыть все, что ты сделала?

В ту ночь, когда Женевьева обнажилась передо мной, я подскочил на диване и потребовал, чтобы она немедленно оделась. Она явно была шокирована тем, что я ее отверг.

– Ты полагаешь, что из-за моего разрыва с Сорайей я сдамся? То, что произошло между мной и Сорайей, не изменит того факта, что я просто никогда больше не смогу доверять тебе, Женевьева. И хотя я думаю, что ты идеально подходишь для быстрого траха из мести, я, черт подери, уверен, что не собираюсь трахать мать моего ребенка, если у меня нет никаких намерений снова быть с ней.

– Ты рассуждаешь неразумно, Грэм. У нас появилась маленькая возможность изменить жизнь нашей дочери. Я не собираюсь сидеть и вечно тебя ждать.

– Позволь мне сберечь твое время. – Я подался к ней. – Перестань ждать.

– Ты не понимаешь, что говоришь. Как ты можешь с такой легкостью отказываться от этой возможности?

– Это ты закрыла для нас дверь, Женевьева. Ты закрыла ее и выбросила ключ.

– Я совершила ошибку!

– Тсс! Ты ее разбудишь, – сказал я. Закрыв глаза, чтобы взять себя в руки, я глубоко вздохнул и продолжил:

– Я всегда буду любить Хлою. Ты, как ее мать, будешь пользоваться моим уважением. Но ты потеряла свой шанс на будущее со мной в тот день, когда решила предать мое доверие. Я хочу, чтобы у моей дочери было уважение к себе. Мне нужно показать ей хороший пример. – Не в силах дольше выносить этот разговор, я прошел туда, где висел мой пиджак, и надел его. – Мой водитель ждет меня возле дома. Мне нужно вернуться в офис. Спасибо за ужин. Вернусь завтра вечером.

В моем офисе было совершенно темно, если не считать островка света, который создавала зеленая «банкирская» лампа на моем столе. Я покрутил часы на запястье. Думать я мог только о стопке газет, манившей меня из другого угла комнаты.

За последнюю неделю я все время носился с мыслью прочитать все ответы в колонке «Спроси Иду», чтобы понять, в каком настроении Сорайя. Признавшись в моей грусти Хлое и выяснив отношения с Женевьевой, я почувствовал себя ослабевшим.

Я принес стопку газет на стол и принялся читать колонку ответов словно одержимый. Разобрав по косточкам с десяток ответов, я не увидел ничего необычного. Так продолжалось до ответа под номером двадцать.

Женщина написала о том, что не знает, расстаться ли ей с бойфрендом, которого она искренне любила, ради того, чтобы он мог соединиться с матерью его ребенка. Ради ребенка. Я посмотрел на дату. Это был день незадолго до нашего разрыва. Другие детали точно указывали на то, что произошло между Женевьевой и мной.

Сердце гулко забилось в моей груди.

И это имя: Тереза, Бруклин.

Терезой звали ее мачеху.

Если и были какие-то сомнения в том, что это Со-райя написала письмо с вопросом, ответ только подтверждал это. Совет Иды заключался в том, что следовало порвать с бойфрендом. «Терезе» рекомендовали сделать вид, что она изменяет бойфренду, чтобы бедному дураку было легче с ней порвать.

«Разум выше чувств». Таков был совет Иды.

Я швырнул газету через комнату. Все начинало приобретать смысл.

Сорайя солгала.

На самом деле она не встречалась с тем парнем. Она только делала вид. Гнев на ответ Иды превратился в бурный восторг. Никогда в жизни я не был так счастлив узнать, что кто-то обманул меня.

Я еще раз перечитал начало вопроса.

«Она влюбилась в меня.

До беспамятства».

Я застыл, парализованный сначала шоком, а потом невероятным облегчением, а затем настоятельной потребностью немедленно добраться до нее.

«Я тоже влюбился в тебя до беспамятства, детка. До чертова беспамятства».

Я сразу схватил телефон и набрал ее номер.

После нескольких звонков включилась голосовая почта.

Я набрал снова.

То же самое.

Я написал сообщение.

Прошло пять минут. Ответа не было. Я отправил еще одно сообщение.

Не в силах ждать дольше, я схватил пиджак и позвонил Луису, чтобы он заехал за мной.

Когда мы подъехали к дому Сорайи в Бруклине, на звонок домофона никто не ответил. Посмотрев на ее окна, я понял, что свет не горит.

«Где она, черт подери?»

– Куда теперь, сэр? – спросил Луис, когда я вернулся к машине.

– Восьмая авеню. Тату-салон Тига.

Когда мы доехали туда, я приказал Луису ждать меня снаружи. Я собирался сразу сесть в машину и ехать к Сорайе, как только я добьюсь, чтобы Тиг сказал мне, где она.

Тиг выпустил последнюю струю дыма от своей сигареты.

– О! Мистер Костюм! Какого хрена ты здесь забыл? Уже поздно. Мы уже закрываемся.