Сошла ли я с ума, обдумывая, как сделать вид, что изменяю ему, только для того, чтобы он меня бросил? Или это был благородный и альтруистичный поступок ради благополучия ребенка? Мне с трудом верилось, что я это обдумываю.

Провертевшись в постели всю ночь, я приняла решение и составила план действий. Завтра я позволю себе в последний раз провести с ним ночь, смогу насладиться им, позволю себе любить его в последний раз. Потом я начну отдаляться от него, пока не придумаю, как показать ему, что у меня есть другой. Я напомнила себе, что раз уж я не могу вернуться назад и изменить собственное детство, в моих силах изменить детство Хлои.

Мне будет чертовски больно. Я не смогу сделать это одна. Был только один человек, которого я знала, кто не стал бы пытаться отговорить меня.

Я взяла телефон и послала сообщение Тигу.

Отцовство – занятие не для слабаков.

Хотя Хлоя не знала, что я действительно ее отец, я обращался с ней так, как будто ей это было известно. Я делал все для того, чтобы она видела меня почти каждый день, дочка стала для меня главным приоритетом.

Предыдущий вечер выдался особенно сложным, потому что мне никогда еще не приходилось иметь дело с болеющими детьми. Женевьева решила, что было бы отличной идеей, если бы я сам ухаживал за Хлоей. Если моей дочери в конце концов предстояло проводить время в моем доме, мне нужно было научиться заботиться о ней в болезни и в здравии.

Бо́льшую часть времени Хлое хотелось только одного: чтобы я обнимал ее и читал ей. У бедняжки тек гной из ушей, она вся горела. Я чувствовал себя беспомощным, потому что ничего не мог сделать для того, чтобы ей стало лучше. Я мог только быть рядом. С каждым днем она все сильнее привязывалась ко мне. Это доказывало, что, несмотря на разделявшие нас годы, существовала такая вещь, как врожденная связь между отцом и ребенком.

Слава богу, Сорайя проявила необыкновенное понимание. Я безумно скучал по ней. Я уже начинал испытывать настоящую ломку, мне нужно было увидеть ее этим вечером. Мне нужно было ощутить ее «киску» вокруг моего члена. Мне нужно было зажать в кулаке ее сексуальные иссиня-черные волосы. Мне нужно было услышать тот звук, который она издавала, кончая, когда я был в ней. Черт… Мне нужно было раз и навсегда объяснить ей, как я ее люблю.

Удача была на моей стороне, потому что Хлое стало немного лучше. Антибиотики начали действовать. После раннего ужина с ней я прямиком отправился к Со-райе домой. Я хотел, чтобы водитель заехал за ней и привез ко мне, но она сказала, что предпочитает, чтобы я приехал к ней. Я пошутил, что сегодня вечером я был бы счастлив кончить в любом месте по ее выбору.

Когда она открыла дверь, я мгновенно уткнулся лицом ей в шею, вдыхая ее парфюм с ароматом ванили. Этот запах возбудил меня.

– Черт, как же я по тебе соскучился, – сказал я у самой ее кожи. – Как тебе удалось стать еще красивее?

Я с облегчением увидел, что кончики ее волос по-прежнему остаются голубыми. Обтягивающее ярко-синее платье облегало ее пышную грудь. Хотя мне отчаянно хотелось сорвать с нее это платье и взять в рот ее соски, я с не меньшей силой скучал по ее улыбке, ее смеху, ее иронии. Разлука была совсем короткой, но мое погружение в отцовство ощущалось так, будто я оказался на расстоянии тысячи миль от другой важной части моей жизни. Я любил мою дочь, но мой дом был с Сорайей.

Проведя рукой по ее спине вниз, я спросил:

– Ты проголодалась?

– Нет. Ты упоминал, что поужинаешь с Хлоей, поэтому я перекусила.

Казалось, ее что-то беспокоит.

– Что у тебя на уме?

Она замялась.

– Нет.

– Чем хочешь сегодня заняться? Мы можем пойти выпить, посмотреть фильм или сделать то, что ты захочешь.

– Мы можем просто остаться здесь?

– Ты же знаешь, я никогда не жалуюсь, когда ты оказываешься в полном моем распоряжении.

– Как Хлоя чувствует себя сегодня вечером?

– Ей намного лучше. Врач выписал ей пенициллин, и боль в ухе существенно уменьшилась.

– Я так рада это слышать.

Мой взгляд упал на мойку. Я заметил в ней два грязных винных бокала. Я почувствовал прилив адреналина.

«Два бокала? Кто, черт побери, тут был?»

– У тебя были гости?

Лицо Сорайи стало пунцовым.

– Э… Мой отец заходил.

У меня отлегло от сердца, когда я услышал это объяснение, но мне не понравилось, что она не сказала мне об этом.

– Вот как…

– Да. Он явился без приглашения вчера вечером.

Сердце у меня упало, ведь я знал, что при обычных обстоятельствах она бы это со мной обсудила. Встреча с отцом не могла быть для нее легкой. Я знал ответ и все же спросил ее:

– Почему ты ничего не сказала мне об этом?

– Ты был с Хлоей. Я не хотела тебя беспокоить. Да и говорить было особо не о чем. Мы просто пообщались. Все было не так плохо, как, по моему разумению, могло бы быть после моего бегства из его дома.

– Что он тебе сказал?

– Знаешь что? Я не хочу тратить этот вечер на перемалывание всего этого. Мой отец и я… Мы поладили. Это был приятный визит.

– Уверена, что не хочешь поговорить об этом?

– Совершенно уверена.

– Ладно. – Я притянул Сорайю к себе и прижался лбом к ее лбу. – Знаешь, о чем я думаю? Возможно, нам стоило бы поехать в Италию в отпуск. Мне хочется поцеловать ту землю, которая принесла тебя мне. Я никогда там не был. Мы могли бы побывать на Амальфитанском побережье. Что скажешь?

– Уверена, что в Италии красиво.

– Ты не ответила на мой вопрос. – Я отодвинулся от нее, чтобы внимательнее всмотреться в ее лицо. – Я думал, моя идея обрадует тебя сильнее. Мы не обязаны туда ехать. Мы можем поехать в другое место.

Сорайя положила ладони мне на щеки и сказала:

– Ты удивительный. Куда бы я с тобой ни поехала, мне бы очень повезло. – Но она не улыбнулась, говоря это.

«Что за хрень?»

– Ты в порядке? Ты выглядишь грустной. Ты уверена, что отец не огорчил тебя?

– Я в порядке.

– Я тебе не верю.

Она молчала, и это уже начинало меня серьезно беспокоить.

Тыльной стороной ладони я провел по ее щеке.

– Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне все, правда? Я понимаю, что вся эта ситуация с Женевьевой и Хлоей была для тебя нелегкой. Мне нужно, чтобы ты говорила со мной о том, что тебя беспокоит, не держи это в себе. Нет ничего, с чем мы не могли бы справиться, если ты не станешь ничего от меня скрывать.

– Не о чем говорить. Я просто не в настроении сегодня вечером. Можем мы просто пойти и лечь?

Я всмотрелся в ее лицо и только потом ответил:

– Конечно.

Несмотря на ее объяснение, казалось, зловещее облако преследовало нас, когда мы направились в ее спальню. Я сорвал с себя галстук. Пока я расстегивал рубашку, Сорайя просто сидела на кровати и смотрела на меня. Мне понравилась ее увлеченность процессом моего раздевания, но, честно говоря, это было настолько странно и нехарактерно для нее, чтобы она вот так просто сидела и смотрела на меня. Определенно она была сама не своя этим вечером.

Швырнув рубашку в кресло, я сказал:

– Раз ты не хочешь говорить, тогда мне придется найти другой способ помочь тебе почувствовать себя лучше.

Она встала, подошла ко мне и медленно обвела указательным пальцем свое имя, вытатуированное на моей груди над сердцем.

– Одно твое желание сделать это многое для меня значит. Не думаю, что я по-настоящему показывала тебе это.

–Ты так много для меня значишь. Ты вернула меня к жизни, Сорайя. Это наименьшее, что я мог бы сделать, чтобы выразить тебе, что я чувствую. Поверь, ты всегда со мной, даже если физически мы не можем быть вместе из-за работы или Хлои. Честно говоря, понимание того, что ты рядом и прикрываешь мне спину, помогает мне пройти через это.

Она продолжала смотреть на татуировку, когда спросила: