Столкнувшись с отсутствием того, кто мог бы помочь мне советом, я сделала то, что, как я думала, никогда не сделаю. Я включила ноутбук.
Дорогая Ида!
Я встречалась с мужчиной почти два месяца. Я влюбилась в него до беспамятства. Несколько недель назад он узнал о том, что у его бывшей девушки ребенок от него. Это некрасивая история: она изменяла ему, лгала о том, кто настоящий отец, и не давала ему познакомиться с ребенком несколько лет.
Разумеется, его бывшая красива и умна. У них общая страсть к бизнесу, в котором они оба работают. В очень многих моментах они более совместимы, чем мы. Хуже того, она ясно дала мне понять, что хочет его вернуть.
Проблема в том, что он по-настоящему любит меня, и я не хочу причинить ему боль. Мне крайне необходимо непредвзятое мнение. Стоит ли мне благородно откланяться и дать ему возможность возродить отношения с его бывшей, чтобы они стали настоящей семьей? Я люблю его настолько, что смогу принести такую жертву.
– Тереза, Бруклин
Я дописала письмо, и неожиданно это произвело эффект катарсиса. Я не ожидала, что Ида поделится со мной какими-то крупицами мудрости. В большинстве случаев ее советы были абсолютным дерьмом. Но сам процесс написания письма как будто помог мне разобраться с моими чувствами. И это еще помогло мне понять, что, пока я не приму решения уйти из жизни Грэма, я больше не позволю Женевьеве канифолить мне мозги.
По дороге к поместью сучки я врубила музыку на полную катушку и подпевала во всю силу легких. В этот момент я поняла спортсменов, которые почти всегда перед соревнованиями сидят в наушниках. Им нужно оглушить себя, чтобы не позволить сомнениям и страхам взять верх.
Проехав по длинной подъездной дорожке, я припарковала машину и уставилась на величественный особняк. В Хэмптоне было красиво, но моя задница определенно принадлежала Бруклину. Когда я вышла из машины Грэма, парадная дверь распахнулась, и на крыльце появилась женщина. Она посмотрела на меня, и на ее безупречном лице появилась дьявольская ухмылка.
– А, Самира! Как мило с твоей стороны, что ты приехала.
Я нацепила на лицо лучшую фальшивую улыбку под стать ее оскалу.
– Эйнсли! Счастлива тебя видеть.
Заметно удивившись, она закурила, что удивило меня до усрачки.
– Когда это было? Семь, восемь недель назад? Я в шоке. Обычно Грэм выбрасывает мусор по вторникам.
– Ты же знаешь, как говорят: что мусор для одного, для другого сокровище.
Айвери глубоко затянулась, а потом выпустила дым в виде полудюжины совершенных колец. Я не видела подобного фокуса с тех пор, как в девяностых годах дядя Гвидо бросил курить свои «Лаки Страйк» без фильтра.
– Знаешь, от курения бывает рак. – Я наклонилась к ней и шепотом добавила: – И морщины.
После еще двух затяжек Айвери затушила сигарету в огромном цветочном горшке.
– В конце концов ты ему наскучишь, и он придет в себя. Хороший минет или какие еще там услуги ты ему оказываешь, которыми он сейчас довольствуется, тоже рано или поздно надоедают.
– Я спросила бы у твоего мужа, правда ли это, но я догадываюсь по той палке, которая так глубоко засунута в твою задницу, что бедняге давно ничего хорошего не перепадало.
В доме было так тихо, что слышался только стук каблуков Айвери.
– Где все?
Она налила себе чашку кофе. Разумеется, мне она кофе не предложила. Посмотрев на меня поверх чашки с мерзкой улыбкой, Айвери ответила:
– Ты о счастливом семействе?
– Я имею в виду Грэма и Хлою.
– Мамочка, папочка и их очаровательный отпрыск на пляже, открывают купальный сезон.
– Как мило.
– Когда Грэм и Женевьева купили этот дом, они трахались в океане как кролики. Если подумать, то их дочь могла быть зачата именно там.
Да уж, эта сучка – всем сучкам сучка. Я выдавила из себя очередное «как мило», стараясь изо всех сил не показать, что она меня задела. Но на самом деле я не могла задушить ревность при мысли о Грэме и Женевьеве. Понятно, что между ними были сексуальные отношения. Мне просто не стоило представлять, как это выглядело.
Я подошла к раздвижным стеклянным дверям, откуда открывался вид на двор и дальше на пляж внизу. Примерно в сотне ярдов от дома стояли Грэм и Женевьева. Они как раз раздевались, а Хлоя возбужденно подпрыгивала на месте между ними. Мне было отчаянно больно от того, что я видела мужчину, которого любила, на пляже, раздевающимся рядом с другой женщиной.
Когда на них остались только купальные костюмы, я как будто в замедленной съемке увидела, как Хлоя взяла за руки обоих родителей, и они втроем побежали навстречу прибою. «Современная история Барби и Кена». От этой картины у меня защемило в груди.
Айвери подошла ко мне сзади и через мое плечо посмотрела на пляж.
– Какой счастливой семьей они могли бы быть. Посмотри на улыбку на лице Грэма.
Грэм действительно улыбался. Он смеялся и плескался в воде с Хлоей и Женевьевой. Он выглядел по-настоящему довольным.
Айвери отпила кофе.
– Ты разрушительница семьи.
Я открыла раздвижную дверь и вышла на террасу. Когда я повернулась, чтобы закрыть дверь, Айвери победоносно улыбалась. Она даже не шевельнулась, когда я захлопнула дверь у нее перед носом.
* * *
По дороге домой Грэм вел машину и держал меня за руку.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше.
– Спасибо, что поехала за мной. Я знаю, тебе это было нелегко.
– Я рада, что ты провел время с дочкой. Она удивительная малышка.
Грэм просиял.
– Так и есть, правда?
– Ты поговорил с Женевьевой о том, как вы скажете Хлое о том, что ты ее отец?
– Женевьева считает, что пока не нужно ничего говорить. Слишком рано. Она думает, что нам следует проводить время вместе, чтобы дочка уже чувствовала себя комфортно со мной, когда мы наконец скажем ей. Женевьева предложила, чтобы на этой неделе я снова пришел к ним на ужин.
«Разумеется, как же иначе».
– Вероятно, это хорошая идея.
Наш разговор еще никогда не был настолько неестественным. Я не сомневалась, что мы оба чувствовали это, но ни один из нас не знал, как это исправить. Хотя Грэм продолжал попытки.
– Что ты думаешь о Хэмптоне?
– Честно?
– Разумеется.
– Думаю, ландшафт красивый. Океан, дома, все эти лодки в гавани. Но это не то место, где бы мне самой захотелось провести лето. Люди кажутся такими… гомогенными.
– Здорово подмечено. Это место для меня тоже не из числа любимых. На самом деле в не сезон там все совершенно иначе. Я всегда предпочитал приезжать туда в октябре или ноябре. В Хэмптоне живет много фермеров и рыбаков. Город совсем другой, когда там только местные.
– Если это не твое любимое место, зачем ты купил там дом?
– Женевьева так захотела. И если мы говорим начистоту, то в то время этот символ статуса – дом в Хэмптоне – казался мне важным.
– Теперь это не так?
Грэм сжал мою руку.
– Мои приоритеты изменились.
– Если бы ты сейчас покупал летний дом, где бы он был?
Ответ прозвучал немедленно:
– В Бруклине.
Я фыркнула от смеха.
– Ты бы проводил лето в Бруклине?
– Я бы провел лето в тебе. Город значения не имеет.
Глава 26
Сорайя
В среду вечером Грэм ужинал с Хлоей в доме Женевьевы. Я не могла не представлять, как они смотрятся все вместе за ужином, поэтому сидеть дома было немыслимо. Так что я не поехала сразу домой, а заглянула в тату-салон к Тигу и Делии, и мы обжирались суши, запивая их саке. К половине десятого, когда пришла пора закрывать салон, я уже наелась и была достаточно пьяной, чтобы все-таки поехать домой.
Сбросив рабочую одежду, я поставила телефон на зарядку и легла в постель. Стоило мне закрыть глаза, как раздался звонок домофона. Так как Грэм не присылал сообщений весь вечер, у меня было предчувствие, что он, возможно, заедет. Я подошла к двери, нажала на кнопку домофона, чтобы впустить его в подъезд, потом отодвинула задвижку верхнего замка и стала ждать его шагов за дверью.
