Векша появился в шатре только вечером и Жилята ему очень обрадовался. Друг мог помочь ему отвлечься от тревожных мыслей, навеянных словами Лавра. Он с порога принялся расспрашивать о походе князей на Пургаса. Векша на вопросы отвечал неохотно. Догадавшись по его мрачному виду, что дело не только в усталости, Жилята поинтересовался причиной плохого настроения, но как раз в это время появился холоп, приставленный к нему лекарем. Векша дал понять, что при постороннем говорить не будет. Слуга, принёс с собой толстую и крепкую клюку, которую вырезал для Жиляты. С низким поклоном поднеся её раненому, он робко сказал, что её нужно опробовать. Жиляте не хотелось к этой вещи даже прикасаться. Он решил холопа прогнать, но тут вмешался Векша.

— А что, дело-то нужное! — Сказал он и, показав на клюку, усмехнулся. — А как её испробовать? Вдоль спины штоль, али поперек?

Слуга, сосем молодой парень, оробев больше прежнего, залепетал о том, что раненый должен пройтись с её помощью. Тогда он сам поймёт, по руке она ему или нет. Векша, хмурость которого уже совсем улетучилась, выслушав его, кивнул.

— Ну, раз так, то давай, помогай мне. Поднимем увечного, сам-то он на это, как видишь, не способен!

Жилята опираясь на них, встал и осторожно, стараясь не трудить больную ногу, принялся ходить по шатру. Сначала к выходу, затем назад к ложу, а потом снова к выходу. При этом холоп, всё настойчивее просил как можно сильней опираться на палку. В итоге Жилята не выдержав, прикрикнул на него и в раздражении всё-таки потревожил рану. Вскрикнув от боли, он выронил клюку и потерял опору, но не упал, поддержанный руками помощников. Вцепившись в их плечи, он осыпал бранью омертвевшего от страха слугу. В таком виде всех троих и застал, появившийся в шатре Путислав.

Увидев их, он покачал головой.

— Ну и ну! — После чего внимательно присмотрелся к холопу.

— А он почто здесь?

Выслушав ответ Жиляты, криво ухмыльнулся:

— Вольно же Лаврухе над моей челядью верховодить! Ну да это ничто! — Глядя в спину ковыляющего к своему ложу Жиляте, сказал он. — Пускай пока твоей нянькой побудет. Скоро уже вернёмся домой, а там уж найдешь, кто тебе подсобит.

— Домой? — Переспросил Жилята, устраиваясь на постели и стараясь отвлечься от боли. — А как я попаду домой?

— Да, так же как и все! — Раздражённо воскликнул Путислав. — Войско возвращается!

Он поведал своим ближникам о решении князя закончить поход.

— Как же это можно? — Удивился Жилята. Ему казалось, что боярин всё еще шутит, не смотря на то, что тот с каждым словом утрачивал свою напускную веселость. Наконец, привычно мрачный лик Путислава заставил воспринять новость серьёзно, приведя воина в еще большее недоумение.

— Вот так вот уйти, после всего? Не воздав супостату за злодеяние? — Сама мысль об этом его разозлила. — Князь не хочет отомстить за убийство своих? Да что же о нём люди-то скажут? Он думал об этом?

— Ты за него не беспокойся! — Путислав усмехнулся вспышке чувств обычно невозмутимого ближника. — Здесь у него свои есть резоны! — Боярин пересказал слова великого князя, подытожив их собственными соображениями.

— В нашем полку было двадцать захворавших. Поход к стану Пургаса число их преумножил вдвое — ночевка на холоде не прошла даром. Иль не ведал об этом? Ну, где там, ты же сиднем в шатре. — Путислав хмуро посмотрел на Жиляту, но тот давно освоившийся с нравом воеводы, пропустил несправедливый упрёк мимо ушей. Слушая о растущих тяготах похода, он неожиданно вспомнил подслушанные им слова Юрия Всеволодовича, когда тот гневался на брата Ярослава, за сожжение тверди.

«Как хорошо бы в ней было войску» — пришла к нему мысль, созвучная дальнейшим словам Путислава.

— Всех захворавших надо в тепло. А где его взять-то в зимнем лесу? Значит, пора поворачивать к дому. Войску дать отдых, что бы к зиме оно собралось снова…

— А оно соберётся? — Неожиданно усомнился Векша. — Ныне князья пришли на зов Юрия. А как поведут себя в следующий раз? Особенно после ТАКОГО похода. А ну как откажут великому князю? Прежде-то это…

— Пустое ты мелешь! — Рыкнул боярин. — Князь сумел разжечь ярость в сердцах своих братьёв и племянников! Сейчас они ему, поди, наперебой клянутся, эрзянам до гроба мстить люто и страшно. — А он, князь то наш — Путислав зло усмехнулся — под это дело, небось, оговаривает, кто и сколько воинов приведёт к нему. А кроме того, он сумел заручиться поддержкой мокшан. С ними он за два-три года, волость Пургаса возьмёт под себя.

Жиляте на ум снова пришел подслушанный им разговор двух князей. Юрий Всеволодович говорил о своём намерении овладеть землями эрзя. Жиляте тогда, это показалось делом невероятным. Теперь же он удивлялся, тому, как легко и скоро этот замысел может быть исполнен. Восхитившись этим, посмотрел на боярина. Тот был еще мрачнее, чем прежде.

— Ты будто этому не рад? — Удивился Жилята. — А если рад, то почто тогда сердишься?

— Гляди, какой внимательный! — Хмыкнул Путислав и уселся на чурбак возле колоды.

— На что сержусь — моя забота, а ты скажи-ка лучше мне воин, — он уперевшись локтями в «стол», навис над ним, пристально глядя Жиляте в глаза, — с кем ты говорил про поход Мечеслава?

Этот вопрос так удивил, что Жилята растерялся.

— С кем говорил? Да с тобой говорил… с Мечеславом и… все!

— А еще с кем?! Ну, вспоминай!

— Да больше ни с кем! Даже вон с Векшей! Да ты чего?!

— А с того! — Путислав в сердцах хлопнул ладонью по колоде. — В той тверди одни только воины были. Куда делись жители? Ушли? Это с чего бы? А с того, что прознали они о набеге! Стало быть, кто-то предупредил!

Жилята в изумлении потерял дар речи. Лежал на своём ложе и только глазами хлопал на разъярённого боярина. Векша попытался ему помочь, предположив, что это Жирослав предал Мечеслава. Но Путислав наорал на него.

— Ты опять сказал дурость! Мы с Жиркой сговорились за день до похода. Он просто не успел бы такое спроворить! — Вскочив на ноги, он тяжким утёсом навис над Жилятой. — Сделал это тот, кто заранее знал о нашей затее. Это три человека! Я, ты и Мечеслав. Ну, что ты молчишь?!

Жилята заворожено смотрел на руку боярина с тремя угрожающе отогнутыми перстами. Никаких мыслей в голове не было. С огромным трудом, он только и смог выдавить.

— Воевода, да что бы я… да вот же тебе… — Трясущимися пальцами, стал осенять себя крестным знамением.

В глазах Путислава злость плескалась пополам с недоверием. Наконец он с явным усилием отвернулся и отошел, направляясь к выходу. Уже из тьмы за пределом света лучины, донесся его угрожающий рык.

— Я всё равно сыщу, того кто это сделал, а ты пока что лежи, вспоминай!

После его ухода, Жилята страдая от несправедливости, задавал сам себе вопросы: «почему» и «за что». Не смог найти ответы и наконец, осознал собственное бессилие. На душе стало так гадко и тоскливо, как не было даже тогда, когда он примерял на себя горькую долю калеки. Стремясь избавиться от этого чувства, он решил сделать что-то прямо сейчас. Хотя бы встать на ноги… При первом же движении боль напомнила о себе. Не в силах самостоятельно даже подняться, зарычал от отчаяния и тут его взгляд упал на Векшу. Тот сидел, опершись на свои подушки, и смотрел на него очень и очень внимательно. Жилята решился просить его о помощи.

— Ты вот всё знаешь и понимаешь, так может растолкуешь? Отчего боярин со мной так жесток и это после стольких-то лет службы!? Почто виноватит меня без причины? — Ему пришлось долго и терпеливо ждать, потому, что Векша надолго задумался, а отвечая, не спеша отпускал слова, тщательно выверяя и взвешивая каждое.

— Его брат, пал жертвой чьего-то злокозненного умысла. Путислав уверен в том, что виновен кто-то из наших. Из суздальских. — Сказав это, Векша мрачно посмотрел на Жиляту. Тому сделалось дурно. Ощущая жар в затылке и тонкий, тоньше и противней комариного, звон в ушах, он кое-как протолкнул вставший в горле ком и с усилием произнес.