— Впереди конные!

И в ответ ему яростный возглас Миряты:

— Инязор Иняс! Вот это встреча!

Жилята сразу понял, кому из появившихся на пути врагов, так злобно радуется их провожатый. Эрзянин на жеребце бурой масти под богатым седлом, стоял впереди всех. Одетый в кольчугу и шлем, явно дорогие и очень добротные. Вооруженный копьем, прикрывшийся щитом с красным узором по белому полю, он даже с расстояния смотрелся очень грозно. Четверо его людей были вооружены кто чем. Броней и шлемов ни на ком из них не было. Выехав на лед, они впятером перекрыли дорогу. Свернуть было некуда, да и Жилята об этом не думал. Обернулся на Изяслава. Тот был в сознании, в помощи пока как будто не нуждался и рядом с ним ехал Мирята. Убедившись в том, что боярич в порядке, Жилята глянул на гридней и, выхватив меч, заорал:

— Бей!

Рослый жеребец Иняса, полный молодой и нерастраченной силы, резво нес своего седока. Глядя на противника в щель между щитом и шлемом, Жилята понимал, что вооруженный копьем против его меча, тот первым нанесет удар. Сближаясь, он примерялся принять удар так, что бы пережить его и тут же ответить. Поэтому он принял чуть вправо, чтоб встретить копье левым плечом, пустив острие вскользь по щиту.

«Потом осадить, вздыбить коня и рубануть сверху по шлему. Щитом заслониться он не успеет. Я так уже делал». Мысли неслись в такт ударам копыт. Эрзянин за мгновения очутился рядом и, глядя на врага сквозь щели полумаски, ударил копьем. Жилята, как и собирался, выставил щит так, что бы копье по нему соскользнуло и по положению вражеской руки, вдруг понял, что не угадал. Иняс не стал его бить в плечо, или в голову. В последний момент опустил копье вниз. Ногу Жиляты рвануло так сильно, что он услышал разрыв стременного ремня. Еще не успев почувствовать боли увидел, что летит куда-то вниз и влево в вихрь поднятого лошадьми снега. Удар об лед высек целую молнию. Она, зародившись ниже колена, пробив через все тело, ударила в мозг.

Очнувшись, он не сразу понял что случилось. Голова мерзла на холодном и твердом. Открыв глаза, увидел, что собственным конем, он придавлен ко льду. Левая нога била болью в затылок и была мокрой от бедра до ступни. Чуть приподняв голову, взглянул на коня. Тот лежал на левом боку. Правый глаз был открыт, а оскаленный рот забит розовым снегом. Гнедой не дышал. Только теперь осознав, что случилось, Жилята заворочался, пытаясь осмотреться. Первым кого он увидел, был Кочень. Тот стоя в нескольких шагах от него, укрощал, чью-то лошадь. Далее на глаза попался Изяслав. Он сидел, обмякнув в седле склоняясь все ниже к гриве коня. Увидев это, Жилята стал выбираться из-под Гнедого. Скинув стремя с правой ноги, он попытался ползти на боку. Нога не шла, застряла. Тогда, переведя дух и собравшись с силой, Жилята рванулся из-под коня.

Снова очнулся от того, что кто-то тер ему снегом лицо. Открыл глаза, увидел Мезеню и услышал Коченя.

— Жилята опамятовал. Ну, слава Богу.

— А куда бы делся? Крепкий. — Мезеня, выглядел очень довольным. Они стояли, склонившись над ним, а над ними качались ветви деревьев.

— Что с Изяславом?

— Мирята его к седлу привязал, так что бы тот сам мог сидеть. А то он сомлел. — Кочень быстро тараторил, потом вдруг сказал.

— Все брат, поднимаем!

Вдвоем с Мезеней они, подняли Жиляту, и тот только сейчас понял, что находится уже не на реке.

— Где это мы?

— В лесу, не видишь? — Пыхтел Мезеня, удерживая раненого уже в одиночку.

— Это я вижу! Где это в лесу? Что с остальными? Что же молчишь ты, остолопина?

Ответа не последовало. Вместо этого перед глазами появился Мирята, который вел в поводу жеребца бурой масти под богатым седлом заляпанным кровью.

— Ну, теперь сажаем! — Выдохнул Мезеня и зашипел, явно на Коченя. — Эх ты криворукий, я же показывал…

Ногу Жиляты дернуло так, что он надолго утратил сознание.

— Ты почто маешься? Сядь, отдохни, раз нечего делать. А то и вздремни, а я постерегу. Все одно раненым нужен пригляд.

— Уснешь тут! Не спокойно мне. Ушел, да так и нету, будто пропал.

— Это ты зря. Охота — сам знаешь! Дело такое. Неспешное. Даже и тогда когда она на зверя. А тут человек.

— Мезеня, как ты мыслишь, он его добудет?

— А как же? Мирята воин изрядный. Как он того, видел? Саблей махнул, и голову с плеч! Поганому ни меч, ни щит не помогли. Вот ты бы так смог?

— Да где же мне так-то? — Удивился Кочень. — Я саблю в руках отродясь не держал. Мало у нас их. Всё больше мечи, как мой, или твой. Да и те куда проще, чем его сабля!

— Где он ее взял-то? — В задумчивости протянул Мезеня. — Стоит, поди как стадо коров! А с виду не скажешь, что Мирята богач.

— Не богач! — Кивнул Кочень и усмехнулся. — А саблю свою он вряд ли купил.

— Во-во! И я говорю. Добыл он ее! И этого гада тоже добудет! Тот что? Только из лука стрелять и умеет! А так — от тебя убегал и от меня убегал. Вот и от Миряты тоже убегает.

— А ну как убежит?

— Это от стрелы-то? Их сейчас у Миряты в достатке. Жалко, что ты про них сразу не вспомнил.

— Да. Я бы сейчас на своем коне ехал.

Жилята, очнувшись уже некоторое время назад, понял, что лежит на куче еловых веток. С трудом разлепив веки, увидел белесую муть, в которой прямо перед ним, угадывалась чья-то тень. Несколько раз закрыл и открыл глаза. Пелена спала. Тень, оказавшись стволом здоровенной сосны, тут же поплыла, куда-то в бок и вниз. Ощутив подступающую дурноту, поспешно смежил веки. В наступившей темноте, он еще, какое-то время чувствовал, что качается, будто на волнах вместе со своей еловой постелью. Кое-как, освоившись с этим состоянием, продолжил слушать разговор дружинников. Мезеня, молчаливый в присутствии старших, в обществе сверстника был более свободен и позволял себе пространные речи:

— А Ероха то, вот ведь Иуда! Нас бросил, а сам наутек. И люди его с ним, такие же паскудные! Один только этот, как его? Артемий? Вот он молодец! С нами остался. Подъехал к воеводе, а тот ему же и в упрек, что же ты, мол, от своих откололся? Почто не сбежал с остальными ростовцами? А Артемий, ты слышал, как он Мечеславу ответил? Говорит, какие они мне к черту свои? Я из ярославльских!

Парни посмеялись и Мезеня продолжил.

— А Мечеславу такой ответ, вроде бы как даже понравился. Артемия этого поставил в строй подле себя, да наказал ему, что бы он в бою стягового берёг! Вот это воевода! — Мезеня сделал паузу и спросил о том, что как видно волновало его больше всего.

— А может Мирята его уже встретил?

Кочень тяжко вздохнув, ответил с злой досадой в голосе.

— Эх, Мезеня, да ты же сам видел, как окружили поганые наших. Вон какая прорва их из тверди набежала. Со всех сторон обступили и ну избивать! — Кочень замолчал, потом уже несколько мягче продолжил. — А если кто и вырвался, то так по льду реки и спасся. Где ему было в лесу нас искать?

Парни опять замолчали, и Жиляте их молчание показалось таким тягостным, что он уже собрался на них прикрикнуть, но тут Мезеня свернул на прежнюю тему.

— А этот гад шел по нашему следу. А мы то, нет что бы, стеречься. А! Сами проворонили!

— Да где уж нам было? Втроем, с двумя ранеными. Те оба в беспамятстве. Мы же о них все время пеклись, по сторонам и не смотрели. Да и кто знал, что эрзянин вернется? Какой ему смысл был гнать нас в одиночку? Вернись к своим, расскажи, что да как, а там уж с подмогой… начал рассуждать Кочень, но Мезеня его перебил:

— Ну и чего же он эдак не сделал?

— Он по-другому размышлял. Боялся, что пока он туда сюда ездит, снег наши следы совсем занесет. Тогда нас в лесу будет не отыскать! А он нас найти, видно, страсть как хотел! Даже в одиночку. Даже поставив на кон свою жизнь!

— Экий он отчаянный! А какой настырный!

— Я мыслю, что убили мы у него кого-то. Вот он и мстит.

— Что же он так мстит. Стрелял не в тебя, не в меня, не в Миряту, а в раненых. Кому эта месть? Что они ему сделали?