— Еще заметет тут! — Буркнул и тут же досадливо отвернулся, поняв, что его ворчание услышал принесший охапку дров Мирята. Давать волю чувствам ему не хотелось, но вынужденное безделье с ожиданием были ему не по нутру и раздражение помимо воли, то и дело прорывалось. Кроме того Жилята не выспался. Ночью он, едва уснув, был разбужен истошными воплями. Вскочив на ноги, увидел, что Мечеслав тоже проснулся, и стоит у костра, глядя на крепость. Сейчас на фоне ночи, ее было видно особенно отчетливо, из-за горевших там огней и падавших со стены факелов. Последних было так много, что пространство перед стеной, они осветили полностью. Иногда, в свете огней, можно было различить фигурки мечущихся на стене, и азартно перекрикивающихся людей. У надвратной башни, на ком-то багряно блеснула металлом броня. Потом вдруг несколько раз гулко ухнуло кожаное било, и крики усилились.

— Да что там у них? — Спросил Мечеслав, облачаясь в кольчугу.

— Да вроде как будто ловят кого-то. — Со своего места Жилята хорошо видел весь стан русичей, разбуженных поднятым шумом и, теперь стоявших у костров, разглядывая крепость. Многие из них уже были в броне, и каждый держал наготове оружие.

— Тревога? Напали? — Изяслав, как видно тяжело вынырнул из сна, и все еще сидел на своей постели, шаря вокруг себя руками. Попавшийся шлем, он отпихнул в сторону, нащупав же пояс с ножнами, схватил его и, подскочив, встал рядом с Мечеславом. Тот, краем глаза следил за племянником.

— Долго же ты! — Увидел в его руке обнаженный меч и ехидно скривился. — Гляди не порежься!

Тут над твердью длинно прогнусавил боевой рог, и крики оттуда стали стихать. Вместо него усилился возбужденный гомон русских дружинников. Они, сбившись в плотную группу, с оружием в руках ждали, что будет дальше. Многие поглядывали в сторону воеводы. Тот еще, какое-то время смотрел на крепость, из которой больше не доносилось ни звука, и совсем перестали сыпаться факелы.

— Что это они? — Высказал общее удивление поведением эрзян Изяслав. — Пошумели, поорали и утихомирились.

— Должно быть, проверяли, как скоро ты проснешься. — Съязвил Мечеслав и повернулся к Жиляте. — Однако там что-то все же стряслось!

Тот помолчал, затем зевнул и, стряхивая сонное оцепенение, несколько раз резко мотнул головой.

— Пойду-ка я дозоры проверю.

Изяслав тот час увязался за ним. Воевода на это не возражал.

На краю поля они встретили старшину ростовских дружинников, который ночевал среди своих людей. Причину переполоха в осажденной крепости он не знал и идею сходить проверить сторожей счел разумной.

— Я и сам хотел так сделать. Даже велел коня мне подать. Сейчас приведут, и с вами поеду.

Жиляте это пришлось не по нраву. Сам-то он мог пешком сопроводить конного Ероху. Но вот Изяславу, сыну суздальского воеводы, бежать за хвостом дружинника, было несовместимо с родовой честью. Запретить же следовать с ними ближнику ростовского князя Жилята не мог. Поэтому он крикнул ближайшим воинам, что бы коней подали и им. Тратить время сна на это не хотелось, но что уж тут поделаешь? Впрочем, ехать проверять дозорных им не пришлось. Из темени ночи, на свет костра шумно дыша, вышли два воина. Ими оказались гридень Мечеслава Кочень и его друг Мезеня. Взопревшие, от бега по заснеженному полю, они были чем-то очень довольны. Жилята, как старший из присутствовавших суздальцев, подступил к ним с расспросами. Кочень, чувствуя некоторое превосходство над своим другом, все же его сам воевода отметил, с воодушевлением принялся рассказывать.

— Да это все Мезеня — хлопок ладони по широкой спине — он им на стену факел забросил. А эти-то верно бог весть чего подумали и ну суетиться! Слыхали, какой они подняли ор? — Парни расхохотались, Изяслав вслед за ними расплылся в улыбке:

— Еще как слыхали! Наши все тоже переполошились. Видишь, стоят… — новый взрыв смеха. Жилята не разделяя их веселья, спросил у Мезени, зачем он так сделал.

— А это мы с Коченем так сговорились. Они растревожатся. На стену выскочат. А мы их из лука.

— Ну и как?

Кочень перебив друга, взялся рассказывать, при этом руками изображая, что и как было.

— Сидим в темноте. Ждем. И тут Мезене факел чуть ли не под ноги. Он его сразу хвать и обратно! Они и всполошились. Один из сторожей вылез посмотреть. Хотел я его стрелой угостить, да не смог. Шуйцу как дернет — Кочень болезненно скривившись, покачал левой рукой — я лук уронил, пока подбирал, поддали огня, стало светло, пришлось нам бежать и впотьмах сызнова хорониться. А там уж решили мы идти обратно. Я из-за шуйцы сейчас не стрелок.

Жилята недоуменно переглянувшись с Ерохой, спросил у парней, как те посмели подойти так близко к крепости:

— Я не велел дозорам приближаться к ней ближе, чем на сто саженей!

Кочень не услышав в голосе старшего угрозы продолжал веселиться.

— А мы и не были в дозоре! Я же говорю, мы собственным почином, тишком даже от наших, да я так всё измыслил, что…

Размашистая оплеуха прервала похвальбу Коченя, сбив с него шапку и его самого обрушив на снег.

— Скоморох х…! — Жилята добавил носком сапога в грудь, очумевши хватавшего ртом воздух дружинника.

— Так его! — Глумливо ощерился Ероха. — Надо и другому тоже!

Но Жилята уже давил в себе ярость, досадуя на то, что бил своего воина в присутствии ростовца и теперь тот станет рассказывать всякое про суздальцев. Брезгливо посмотрел на копошащегося, в поисках шапки, Коченя. Потом резко обернулся и, велев следовать за ним, двинулся в сторону воеводского костра.

Мечеслав выслушал сбивчивый и натужный рассказ дружинников, теперь по большей части говорил Мезеня, и пояснения, которыми так и сыпал Ероха. Установив для себя меру вины каждого, он приговорил гнать Коченя из гридней, наказав Жиляте:

— Пусть эти двое будут при тебе. Присмотри за ними. Если учинят еще что-нибудь такое, погоним из дружины в шею. Пока же их доля в добыче — последняя.

Сейчас Кочень и Мезеня, мерзли в нескольких шагах от костра. Когда провожатый подбросил в него дров, они невольно потянулись к теплу, но гревшийся у огня Жилята, мрачно покосился на скрип снега под сапогами и парни остались на своем месте.

— В оба смотрите!

Дружинники, ежась от холода, принялись смотреть, как им было велено. Мезеня налево, а Кочень направо. Именно он, когда пришло время снова подбросить в огонь дрова, вдруг подобрался и вытянулся, чуть ли, не встав на носочки.

— Посмотри на реку! — Сказал он, не понятно к кому обращаясь. — Мордва идет!

Жилята, еще несколько мгновений оставался неподвижен, глядя все так же на выезд из леса. Потом не торопясь поднялся и увидел, как из-за берегового изгиба, на лед реки выходит войско. Впереди десятка три конных и за ними плотная толпа пеших, которые все появлялись и появлялись и было видно, что их много. Жилята подошел к дружинникам, которые теперь уже оба во все глаза разглядывали супостата.

— И что же ты ждешь? — Спросил он у Коченя.

Дружинник, опомнившись, схватился за висевший на шее рог. Хриплый вой тревожного сигнала рванулся от леса над полем до реки и дальше, застигнув врасплох людей, и кого-то из них будоража, а кого-то, заставив оцепенеть и срывая с места зашедшуюся радостным криком воронью стаю.

Замешательство, возникшее при виде нежданно появившегося врага, было почти сразу рассеяно окриками, скликавших своих людей старшин. Правда, несколько юнцов из тех, что врага видели впервые, поначалу растерявшись, бестолково топтались на месте. Таких приводили в чувство их чуть-чуть более опытные товарищи.

— Что встал?!

— Шевелись!

— Не робей паря!

Кто шуткой, кто бранью, они красуясь собственной лихостью, ободряли себя и друг друга и скоро уже все дружинники бежали к поданному коневодами табуну.