Изяслав, привязанный к лошади, ехал прямо по следу Миряты. Рядом с ним, все время был Кочень, готовый, если что прийти ему на помощь. За ними следовал Жилята. Мезеня сначала держался рядом с ним, потом переместился за спину и понемногу стал отставать. Рана его лошади от ходьбы открылась, теперь она слабела, все медленнее шла, и наступил момент, когда Мезеня спешился и окликнул Жиляту.

— Сорока меня не может нести. Поведу ее так. А вы поезжайте! Вам нужно спешить.

Жилята обернувшись, посмотрел на лошадь. Воин был прав — она шла еле-еле, и казалось, вот-вот упадет.

— А как же ты сам?

— С Божьей помощью! — Мезеня настроен был очень решительно. — Да тут не далеко уже. Ты же, как приедешь, зови к Изяславу Лавра Кудесника.

— Это, которого Резальник кличут? Да я его знаю! Лекарь от Бога!

— Он самый. Он поможет. А ты ему про меня расскажи, может, найдет с кем помощь прислать.

Жиляте очень не хотелось бросать здесь дружинника, но терять время ради него — это могло стоить жизни Изяславу. Тот за всю дорогу один раз опамятовал, что-то пробормотал и снова сомлел. А Кочень не успевший дать ему воды, сказал, что жар как будто стал еще сильнее.

— Ну, Бог тебе в помощь, воин Мезеня! Я сам как доберусь, пошлю тебе подмогу.

— Спаси тебя Бог!

— Я с ним останусь! — Кочень передал Миряте поводья коня Изяслава и встал рядом с Мезеней.

— Да ты что, очумел?! — Возмутился Жилята. — Останется он! Даже не думай! Смотри вон за раненым!

— За ним вы и вдвоем сами приглядите. — Кочень отвечая, смотрел в глаза Жиляты. Голос его был тверд и не преклонен. — Вы, случись чего, на конях ускачите, а Мезеня пеший! Он, что будет делать?

— А ты ему на кой? — Голос Жиляты прозвучал с издёвкой. — Чем ты ему поможешь?

— Увидим. — Кочень потупился, смутившись в первый раз на памяти Жиляты. — Друга бросать последнее дело.

Снега на льду было не много. Должно быть, его смел к берегу ветер. Кони шагали гораздо быстрее. Парни за спиной очень быстро отстали. Потом они вовсе пропали из виду, оставшись за очередным изгибом реки. Жилята еще какое-то время оглядывался, потом перестал. Ехали, придерживаясь левого берега текущей с запада на восток реки Кудьмы. Так миновали устье Озерки.

— Скоро приедем. — Мирята обернулся взглянуть на Жиляту и вдруг весь подобрался, всматриваясь в кустарник на правом берегу. За ним, сквозь его голые ветки, просматривались какие-то тени. Был заметен пар от дыхания и в тишине безлюдного места, слышался скрип снега под конскими копытами.

— И кто это? — Поискав глазами по правому берегу, он быстро нашел широкий просвет в прибрежных кустах. Место удобного спуска к реке. Оно было близко.

— Поехали к лесу! — Мордвин потянул за повод коня Изяслава. — Жилята, скорее!

Тот не ответил. Глядел туда же, куда и Мирята и не мог ничего рассмотреть. От быстрой езды его растрясло. Силы убывали с каждой каплей крови. Разом накатили дурнота и слабость. Мир перед его глазами плыл, куда-то в сторону и там, лёд, деревья, берег и небо, все вместе сливались мутным пятном, пока в нём полностью не растворились.

Очнувшись, Жилята долго не мог понять, где он и что с ним. Только что его влекло течение неспешной реки и ее волны мерно покачивали тело вверх-вниз, вверх-вниз. Теперь же река куда-то исчезла, и Жилята ощутил, что лежит на чем-то твердом, гладком и неподвижном. От столь резкой перемены, он хотел было удивиться, но тут его резко тряхнули, и назойливый, мешавший оставаться в небытие шум, вдруг стал голосом воина Векши.

— Да что его трясти-то? Не видишь, он в беспамятстве. Как в себя придет, так я тебя и покличу!

— Ты Векша не мешайся! Уж я-то в этом деле смыслю! Жилята вот так два дня уж лежит? Ну и хватит ему! А то он вроде как в покое — не движется, не говорит, а силушка то утекает. Капелька за капелькой, вся и утечет, и он отойдет. И не сможем вернуть! Покличешь ты меня! На поминки покличешь? — Голос говорившего, был смутно знаком, но кто это Жилята, ни как не мог припомнить. Подсказал все тот же Векша.

— Да что ты мелешь-то Лавруха? Смотри, еще беду накличешь! — Векша рассердился, но Лавра Кудесника он не пронял. Тот, как обычно был, невозмутим.

— Да ты очами не сверкай! Ишь, как закипел! Вон лучше посмотри — дрожат у него веки. Ну, стало быть, возвращается. Милосердный Боже призри благоутробно на раба твоего…

Свет буйного пламени резанул по глазам так, что из них хлынули слезы. Кое-как проморгавшись, Жилята рассмотрел, что находится в каком-то темном помещении. Едва не ослепившее его пламя, на деле оказалось малым огоньком. Ярко мерцая в окружавшем сумраке, он теплился над старым бронзовым светильником, который воин Векша поднес к его лицу.

— И, правда! Гляди, уж очи открыл! — Дружинник низко склонился над раненым. — Ну, здрав, будь Жилята! Силен же ты спать! Два дня, почитай, не могли добудиться! Надо же как…

— Ты, кмет, прекращай суесловить! — Лекарь боком оттер воина в сторону. Склонившись над раненым, спросил.

— Ты меня видишь? А говорить можешь?

Жилята кивнул, и с трудом разлепив слипшиеся губы, попытался ответить. В пересохшем горле тут же запершило, и он зашелся долгим и надсадным кашлем.

— А ты ставь на стол светильник и дай ему воды! — Потребовал лекарь и Векша, повинуясь ему, скрылся в темноте. Вскоре оттуда раздался его голос.

— Нету воды. Ее нужно греть. У нас только взвар.

— Да неси уже что есть! Да поживее!

Горячий и сладкий медовый напиток пах полевыми цветами и летом. Жилята пил и не мог оторваться, пока поданный ковш не опустел. Только убедившись, что сбитня больше нет, он посмотрел на Лавра и Векшу.

— Здоровья и вам, витязи славные! — Едва отдышавшись, хрипло промолвил. Стал подниматься, но Лавр не позволил.

— Ты прыть то поумерь! Лежи пока, не вскакивай! Лучше скажи мне, в глазах не плывет? В голове не шумит? И то хорошо. Да ты не вставай! Или надо куда? Ну, раз дело такое — поможем подняться. Поддержи его Векша!

Уже возвращаясь обратно в постель, Жилята опять почувствовал слабость. Прогулка на мороз и обратно, вымотала его так, что сил оставалось только лечь и заснуть. Опустившись на лежак, он собирался так и сделать, но лекарь Лавр ему не позволил.

— Ты очи то не закрывай! Тебе сейчас в самый раз подкрепиться. Я принес тут кое-чего.

Сняв с жаровни бронзовый котелок, он наполнил из него глиняную чашку и поставил ее на деревянную колоду заменявшую стол.

— На-ка вот отведай варево из мяса! Жидко, да сытно. Тебе в самый раз.

Горячую и вкусную похлебку из говядины, чуть-чуть портил привкус лекарских снадобий. Жилята пытался в них разобраться, но тщетно. Запахи различных трав, смешиваясь, сливались в густом и терпком аромате.

— Что ты мне в хлёбово добавил? — Напрямую спросил он лекаря, едва покончив с содержимым чашки. Тот в ответ лишь неопределённо пожал плечами.

— Настой из нужных трав. Тебе от их названий нет никакого проку. Ещё трижды чёл молитвы за здравие.

— Знаю я твои молитвы! — Ухмыльнулся Жилята. — Ведовские наговоры, поди, свои бубнил?

— Да господь с тобой! — Невозмутимо возразил Лавр Кудесник. — В воинстве Христовом, какие же наговоры? — Видимо для большей убедительности, он достал из-под рубахи нательный крестик и, поцеловав его, торжественно вознес молитву.

— Верую во Единого Бога отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного…

Растянувшись на своей постели Жилята вспоминал ночевку в лесу. Когда он лежал на куче лапника и чувствовал, как его спину пронизывает холод. Очень хотелось перевернуться, что бы отогреть ее в тепле костра. Боль в раненой ноге не позволяла это сделать. Звать же на помощь он не захотел. Кое-как уснул, переживая еще и о том, что назавтра его разобьет лихорадка. Сейчас же он, сколько к себе не прислушивался, не ощущал ни каких признаков хвори.