Но он не смог нырнуть в омут беспамятства. Мокрый от проступившей испарины, лежал в полузабытьи, в котором все слышал и все понимал, но сделать ничего не хотел и не мог.

Рядом с ним досадуя, негодовал великий князь владимирский Юрий Всеволодович. Прибежавший Лавр едва коснулся пальцами лба Жиляты и заявил, что тот в обмороке. Потом он и князь с жаром это обсуждали, и Лавр вроде бы даже осмелился возражать. Наконец князь, будто спохватившись, спросил у лекаря, что это за гвалт, снаружи и, услышав, что это вернулся с дружиной его брат Ярослав, засобирался уходить. У выхода он задержался, строго настрого наказывая Лавру поставить увечного на ноги как можно скорее и сразу же послать за ним. Жилята к услышанному отнесся с равнодушием. Ожидание нового допроса его нисколько не тревожило. Увязнув между явью и забытьем, он глухо, словно через стену слышал голоса находившихся с ним рядом людей. При этом, перед глазами проплывали видения. Никак не связанные с происходящим сейчас, и, не имеющие никакого отношения к тому, что происходило, когда-либо прежде. Они были подобны тем, что в час полуночи являются усталому человеку вестниками скорого и глубокого сна. Желая такого сна, Жилята открыл перед ним разум, также как вверяет свое тело зыбкой волне, ложась на нее спиной, выбившийся из сил пловец. Безучастный ко всему окружающему, он проявил к нему интерес, лишь тогда, когда благодаря воинской привычке быть настороже, уловил перемену в мешавшем ему уснуть шуме. Откуда-то со стороны входа звучал голос, в этом шатре прежде не слыханный.

— Эрзян я не встретил. Сбежали они. Твердь их пуста. Бить было некого.

Жилята борясь с собственным нежеланием, усилием воли выплыл из грез. Осторожно, опасаясь быть пойманным, он приоткрыл один глаз. В шатре, кроме него, были еще двое.

— Вот так! — Юрий Всеволодович хмыкнув, прошелся по центру шатра и остановился в двух шагах от жаровни. — А наши? Из тех, кто ушел с Мечеславом, из них ты никого не встретил?

Лавра не было. Жилята догадался, что пока он грезил, великий князь выпроводил лекаря, что бы наедине поговорить со своим братом, к которому сейчас и обращался.

— Как же не встретил? — Зло, усмехнувшись, подошел к нему Ярослав. Закованный в броню, блестящую чешуйками, из-под наброшенной на плечи шубы, он все же выглядел стройнее, начавшего грузнеть Юрия. — Встретил! Холопов, что в их обозе были коноводами. Они как сеча началась, так бросили все и в лес утекли. Их там не нашли, и они отсиделись. А после уж к нам вышли. Мне в ноги упали — смилуйся княже. А меня, такой гнев обуял! — Ярослав поднял к лицу крепко сжатый кулак. При этом он все время смотрел мимо брата, так, словно ему резали глаз искрящиеся переливы, сверкавшего в огне жаровни, дорогого шитья на кожухе Юрия. — За трусость я велел их, было, до смерти избить. И одного не сдержавшись, сам ссек мечом. И прочих бы также, да Всеволод вмешался, сын твой! Не губи, говорит христианские души! Милосердный! В тебя по всему! Но я так и быть — внял его просьбе. Троим, остальным жизни оставил. Они же рассказали, что и как там было. — Ярослав замолчал, глядя куда-то в темень. Когда пауза затянулась, Юрий терпеливо его приободрил.

— Рассказывай дальше брат. Что ты узнал?

— Говорят, что из наших никто не ушел. Мордва их побила.

— Всех?! — Юрий впервые за разговор возвысил голос, проявив чувства. — Не молчи брат!

— Нет. — Ярослав встретился с его горящим взглядом и быстро продолжил. — Человек десять они полонили.

— Вот так! — Юрий Всеволодович сделав два шага, ушел с освещенного места. — И где они?

— Мордва с собой их увела. На другой день утром. Быстро ушли, очень спешили. Наших побитых не всех ободрали. Да и своих собрали не всех. Там снег выпал обильно…

— Сколько? — Из темени шатра прозвучал вопрос князя. — Сколько ты наших павших нашел? Мечеслав среди них?

— Нет. Воины Всеволода его не нашли. Должно быть в плену он. Павших всего шестьдесят два человека. Умаялись, покуда их со всей округи собирали. Я велел ладить для них волокуши. Сюда их везет Василько Ростовский. Он место сечи последним покинул.

После слов Ярослава в шатре установилось тревожное безмолвие. Потом Юрий словно спохватившись, спросил.

— А в тверди ты кого оставил?

— В тверди? — Удивился Ярослав, садясь на постель Векши и отыскивая взглядом во тьме своего брата. — А я ее огнем пожег.

— Сжег? — Великий князь возник в круге света. — Для чего?

— Как для чего? Что же ее поганым оставить?! Уж нет! Я оставил им пепелище! На долгую память о моем гневе! — Ярослав замолчал, глядя в глаза Юрию. Тот некоторое время мерялся с ним взглядами, потом развел руками:

— Экий ты брат на разум не скор, да на руку спор! — И неожиданно прикрикнул. — Ты почто коновода жизни лишил? Что говоришь? Он вымесок заячий? Он мой холоп! Мой! — Великий князь взмахом руки пресек попытку брата спорить и продолжал, возвысив голос. — Стало быть, мне над ним суд и вершить. Не тебе! Ты же опять пошел против обычая! — Юрий Всеволодович всплеснув руками, опустился на лежак Авдея, и вновь оказавшись лицом к лицу с Ярославом, заговорил немного тише. — Ты, брат, пойми, что своим самоуправством, перед лицом младших князей и их вятших людей, ты моей чести наносишь урон. Что они все про меня скажут, видя то как ты, мой младший брат, все совершаешь своим разумением? Без слова моего, казнишь моих холопов. Собственным почином сжигаешь города! Воли моей даже не спрашивал! А ведь ты, как и все наши с тобой братья, мне поклонились, назвав господином. Крест в том целовали! А что же теперь?! — Каждое новое слово Великий князь произносил громче, чем предыдущее и речь завершил таким восклицанием, что Жилята против воли дернулся всем телом. В страхе от того, что сам себя мог выдать, он зажмурился, более не осмеливаясь смотреть за князьями. Лежал он так довольно долго, обратившись в слух, слушая тишину и уже даже начал надеяться на то, что князья наконец-то ушли. Затянувшееся молчание нарушил Ярослав. Он заговорил, и в голосе его через смиренное раскаяние, сквозило временами язвительной досадой.

— Что же. Твоя, правда! Свершил не помыслив. Когда оказался среди павших воинов, себя не сдержал — чувствам поддался. Твердь велел сжечь из одной только мести. Но видит Бог — Ярослав встал с лежака и, обернувшись к иконе, трижды истово перекрестился. — Видит Бог, идти против тебя я мысли не имел. А ежели, какой урон тебе нанес — то это всего лишь по недомыслию. Должен был я спросить твою волю! Впредь обещаю так и делать! — Он приложил руку к груди, слегка склонив голову. — Но ты скажи мне! Эта твердь — на что она тебе нужна? Стояла за Волгой, кругом вражьи земли. Удержать ее — труд тяжкий. А и удержишь, какой с нее прок… Я не пойму… Ты мне растолкуй!

— Тебе бы об этом раньше спросить! Прежде чем решил потешить себя местью. Теперь то, что уже? — Великий князь сурово посмотрел на Ярослава. Тот молчал, глядя в пол, и Юрий Всеволодович, видя его смирение, несколько смягчившись, опустил руку ему на плечо.

— Я тебе отвечу. — Голос его звучал уже совсем без тени гнева, или укоризны.

— Я говорил тебе про Овтая. Он один из сильнейших эрзянских вождей и Пургасу приходится сватом. Земли, что по рекам Кудьма и Озерка это его вотчина. — Юрий Всеволодович со значением посмотрел на брата. Тот сидел, упершись ладонями в колени, и слушал. — А твердь, которую ты сжег это его город. И вот его нужно было оставить себе. Посадить в нем сильный полк и ждать пока Пургас придет твердь отбивать. А там с ним разом и покончить.

— А он бы пришел? — Усомнился Ярослав. — И сколько нам пришлось бы ждать?

— Пришел бы, ни куда не делся! — Великий князь, откинулся на ложе, устремив взгляд вверх, где на ткани шатра причудливо переливаясь, мерцали отсветы рдевших в жаровне углей. — Овтай вместе с твердью теряет и вотчину. Пургас ему должен помочь? Должен. А как? Дать другие земли? Где взять то их? Стало быть, нужно эти отбить. — Юрий Всеволодович, перевел взгляд на сидевшего во все той же позе брата. — И долго ждать бы не пришлось. Ты помнишь, Пургас от булгар ждет подмогу? Они ему войско сулили прислать. Вот теперь если булгары придут, Пургас выйдет на бой и будет побит. А коли хан булгарский помощи не даст, Пургас так и продолжит прятаться от нас. Пока мы не уйдем к себе, назад за Волгу. А проку-то нам попусту, морозить войско в стане? Вот была бы у нас та твердь, то могли и задержаться. В домах-то, да за стенами зиму б переждали. А к тому времени все бы и решилось. Пургас бы пришел отбить земли Овтая. Битва была бы — Пургасу конец. А не пришел бы — тоже не плохо. Мы бы вотчину Овтая взяли под себя. А этот Овтай оставшись ни с чем, на друга бы точно очень обиделся. Да и другие инязоры, увидели бы, что их вожак им уже не защита. А когда так, на кой им его слушать? Глядишь откололись они бы от него. Все нам на пользу. А так… — Великий князь махнул рукой. — Теперь надёжа на булгар. Придут Пургаса выручать — мы их всех сразу одолеем. Тогда и всю Волгу себе заберем. От устья Оки и до реки Керженец.