Путислав криво усмехнулся.

— Всё-то у тебя обиняки с загадками. Ну, коли уж так, то давай опосля. Надо сперва ПОВЕСТЬ дослушать.

Кочень вздохнув, ещё хлебнул бражки и продолжал. Говорил не торопясь, взвешивая каждое своё слово и временами тревожно поглядывая на Векшу.

На другой день парни прямо с утра засобирались в дорогу. Вожак язычников, это заметил. Указав на близящуюся метель, предложил погостить еще какое-то время. Пришлось согласиться.

Весь оказалась совсем небольшой. Парни исходили её вдоль и поперек. Ходить где угодно им не возбранялось, и они свободно вышли за околицу. Перед ними лежала узкая полоска заснеженного поля. За ней начинался густой старый лес. Было до него не больше ста саженей.

— И пригляда нет за нами. — Оглянувшись, сказал Кочень. Посмотрел на по-зимнему жидкие тени деревьев и махнул рукой. — А впрочем, пеших по следу догонят. Кони нужны!

Мезеня с ним согласился, сказав, что без Сороки и прочего своего имущества он не уйдёт. И предложил сходить проведать лошадей. Пошли, но на конюшню их не пустили. У парней при себе было оружие, но что с него толку? Коней стерегли сразу трое воинов.

На обед и ужин собирались там же. Язычников теперь было всего шестеро. Седьмой, тот самый эрзянин, ещё с утра куда-то пропал.

На второй день Мезеня затосковал. Прогуливаясь по двору, недоумевал, для чего их тут держат. Кочень, поделился своими соображениями.

— Они тут сидят не просто так. Видать по всему, ожидают кого-то. И покуда не дождутся, нас никуда отсюда не выпустят.

Мезеня поразмыслив, согласился и тут же спросил о том, что волновало сильнее всего.

— А потом-то как, а? Потом нас отпустят?

На это Кочень ответить не смог.

В этот день никто не приехал, быть может, из-за вчерашней метели.

Кормили кашей с копченой бараниной, всем понемногу. Хозяева явно берегли припасы, но своих гостей пока не обделяли. Доли в мисках у всех были равные. После ужина вожак, завёл пустопорожний разговор с Мезеней. Кочень к нему сначала прислушивался, но от скуки скоро уснул.

На третий день Мезеня совсем затосковал. Лежал на лавке и притворялся спящим. Кочень решил выяснить, кого же ждут язычники. Для этого, он с утра пытался заводить разговоры то с одним из них, то с другим. Всё тщетно. Сегодня даже вожак не проявлял интереса к общению. С утра ходил смурной и некоторые его слова и жесты, выдавали тщательно скрываемое беспокойство. На обед снова сварили уху. В этот раз с копчёной рыбой. Мезеня удивлялся — почему так, могли же, и свежей добыть из-подо льда. На это ему никто не ответил.

Всё переменилось во второй половине дня, когда вернулся тот самый эрзянин. Он приехал на двух утомлённых конях, по виду которых было понятно, что им пришлось долго идти по глубокому снегу. Вожак долго разговаривал с эрзянином в избе, перед тем выпроводив из неё суздальцев и созвав всех своих людей за исключением охранявших конюшню. Парни всё это время томились ожиданием, почему-то не находя в себе сил отойти от избы. Наконец дверь распахнулась. Парни с замиранием сердца вошли. Вожак из-за стола поднялся им на встречу и без обиняков, объявил, что они могут ехать куда пожелают. Кочень ушам своим не поверил.

Собрались так быстро, как только смогли. А в конюшне их ожидал нечаянный подарок. Сорока отъелась и отдохнула, так что на ней можно было ехать. Вышедший их проводить вожак сказал, что всё благодаря их конюху.

— Но ты её пока не труди! Дай кобыле окрепнуть, как следует!

Счастливый Мезеня, несколько раз сказал всем спасибо, а затем вдруг полез в свой дорожный мешок.

— Вот! Прими в благодарность! — Сказал он, обращаясь к вожаку и на свет появилось бархатное, расшитое золотом корзно, с левой стороны испачканное кровью. — Не откажи! Прими за хлеб и за соль! А то будет как-то не по-людски. Богаче подарка у меня нет… — Мезеня сбившись от смущения, замолчал.

Вожак, внимательно осмотрел подарок.

— А это, стало быть, шкура Иняса? — Пошутил и сам же рассмеялся. — Добро! Богатый подарок! Чем это мне таким отдариться, что бы и в правду по-людски вышло?! — Он озадачено глянул по сторонам и остановил свой взгляд на конюшне, после чего повернулся к конюху.

— А приведи-ка Ёлку!

Ёлкой звали крепкую каурую кобылу с короткой и колючей гривой. Мезеня увидав её, стал искать, что бы еще присовокупить к корзно, что бы уровнять подарки по ценности. И не нашел.

Вожак рассмеялся:

— Ладно, и так! В другой раз отдаришься.

Уже выходя за околицу, Кочень остановился перед ним и сняв шапку поклонился.

— Спаси тебя господь добрый человек. За гостеприимство и за милосердие. Скажи за кого мне бога молить? А то ведь я и имени твоего не знаю.

Язычник в ответ только улыбнулся.

— Разные у нас боги! Тебе твоего нужно просить, мой же мне и сам даёт необходимое.

Парни, более не мешкая сели на коней и к ночи добрались до княжеского стана.

— А Мезеня у поганого отныне в должниках! — Мрачно заметил Путислав, после чего посмотрел на Коченя. — Ты тоже! — Отметил появившееся на лице воина выражение тоски и махнул рукой. — Ну, вообще это ваша забота!

Векша, окинул парней недоверчивым взглядом и криво усмехнулся. Впрочем, к удивлению Жиляты, вслух опять ни чего не сказал. К тому же боярин, словно уже забыл об молодых дружинниках, вернувшихся к закускам и выпивке. Некоторое время он сосредоточено ворошил пальцем черепки разбитой им чаши.

— Ну, и кого же поганые ждали? Что не эрзянина, это понятно. Кого же тогда?

Жилята вопрос слышал, но думал о другом — «Поганые какие-то уж больно сердобольные! Поили, кормили, могли ведь и просто ребяток зарезать, раз уж они так о скрытности пеклись. Хорошего от наших им ждать не приходится».

Путислав повторил свой вопрос. Векша, к которому он обращался, пожал плечами:

— Да мало ли кого? Поди, угадай! Вот кабы мы узнали побольше! — Он с явной неохотой оторвал спину от горы подушек и сел так, что бы видеть Мезеню. — Да хоть бы имя вожака…

— Тебе-то что с того? — Явно раздосадовано скривился боярин, и вдруг замерев, подозрительно прищурился. — Или знакомца какого учуял?

Векша не отвечая, значительно посмотрел на парней. Путислав проследил его взгляд и всё понял.

— Ну-ка вы ребятки сходите, погуляйте! Да не далеко! Еще понадобитесь, чую…

Лично, задёрнув за вышедшими полог, он уселся за «стол». Отодвинул локтём чашки да миски.

— Ну, не томи, открывай свои тайны!

Векша, поправил гору подушек. С удовольствием откинулся на неё спиной и глядя в потолок спросил:

— А помните ли вы, был у владимирского князя, такой славный воин по имени Климентий? Вотчина его отца, рядом с твоей деревней Жилята.

— Помню. Только он там почти не появлялся. После Липицы сопровождал Юрия Всеволодовича в изгнании, а когда тот вновь стал великим князем, вернулся во Владимир. А потом уехал в Новгород Низовской, да там и жил почти, что безвылазно. Пока из-за чего-то с монахом не поссорился. — Жилята покачал головой. — Непонятно! Что они такого могли не поделить, что бы та ссора убийством закончилась?

— Поделить! — Язвительно передразнил Путислав. — Брехуны треплют, а ты повторяешь! А я с Климентием дружил! Он про то дело сам мне рассказывал. Пимен, чернец тот, состоял в свите самого святителя Симона. Он еще во Владимире Климентия гнобил и даже сулил предать его анафеме.

— Ого! — Изумился Жилята. — Хотел прямо вот так отлучить от церкви? А князь-то за дружинника, почто не заступился?

— Другой бы и заступился! — Глумливо хмыкнул боярин, и тут же бросив косой взгляд в сторону входа, продолжил. — А Юрий то наш Всеволодович, не зря защитник церкви! Он сам и удалил своего воина из стольного. А за службу верную землёй его пожаловал. Вот так! — Путислав горделиво посмотрел на притихших ближников и не удержавшись язвительно добавил.