— Так и идем. А день уже к вечеру, стало темнеть. А тут еще снег опять сыпать начал! Скоро и реку будет не разглядеть. Думаю — как мы тогда доберёмся? — Кочень шумно отхлебнул из своей чаши и продолжил. — И тут глядь! Пятеро конных у нас на пути. И близко уже, саженях в двадцати. Стоят прямо на льду и ждут. Я то сначала насторожился, а потом присмотрелся — вроде как наши. Щиты, копья, шеломы, кольчуги. Ну и подумал, что это Жилята, как и сулил, прислал нам подмогу. — Рассказчик опять прервался, на этот раз для того, что бы, сходить к столу и отрезать пласт сала от облюбованного Мезеней куска. Не забыв плеснуть себе браги, вернулся на место. Путислав, удивляя ближников, несвойственным для себя терпением, всё это время ждал, пока Кочень продолжит.

— Я только потом понял, что это чужаки.

— Это когда? — С ехидцей в голосе уточнил Векша. — Утром, поди?

— Почему утром? — Голос рассказчика утратил беззаботность. — Сразу же, как только они заговорили. Старший над ними мне так и сказал: куда, мол, путь держите витязи русские? В Ростов, во Владимир, или в Переславль-Залесский? Вот тут я и смекнул — свои бы точно знали и кто мы и откуда и что переяславских, среди нас вовсе не было… Но они нас к тому уже так обступили! Да и куда нам бежать, Мезеня то пеший!

Видя, что путь к бегству закрыт, парни смекнули, что находятся во власти незнакомцев. Биться с ними? Тех больше, и по ним видно, что воины крепкие. К тому же злого умысла пока не выказывают. Вожак поинтересовался кто они такие, да куда путь держат. Кочень было задумался, как лучше ответить но, не выдержав его пронзительного взгляда, решил, что говорить надо всё как есть. Так и сделал. Вожак же выслушав ответ, провёл рукой вдоль чернеющего окоёма:

— Ночь уже скоро, да и снег разошёлся. Об эту-то пору и сгинуть не долго. — И предложил своё гостеприимство. — Тут недалече стол и постель.

Суздальцы, не смея отказаться и уповая на милосердие господа, приняли предложение. Когда совсем стемнело, добрались до какой-то веси на левом берегу Кудьмы. Здесь их пленителей ждали двое воинов, еще один русский, и самый что ни на есть настоящий эрзянин. Первый взялся отвести в стойло и обиходить коней. Мезеня сунулся было помочь, но ему дали понять, что это излишне. Пришлось вместе с остальными следовать за эрзянином. Тот привел к просторной и жарко протопленной избе. Хозяев видно не было. Так же как и части домашнего скарба, не обходимого в быту, но совсем не нужного, ни одному грабителю. Вспомнив о том, что по пути никто из местных не попался, парни сообразили, что здешние жители собрались и ушли. Судя по слою пыли внутри жилища, не менее чем две седмицы назад.

— Я тогда еще подумал, а не в твердь ли Овтая подались хозяева. — Высказал свою догадку Кочень. Жилята и Путислав немедленно переглянулись. Боярин нахмурившись, опустил взгляд, и какое-то время молчал, пока не вспомнил про рассказчика.

— Ну, ты продолжай!

— А потом нам указали место для ночлега. Нарочито в дальнем от двери углу. А после позвали со всеми отужинать.

За широченным, занявшим едва ли не треть горницы столом, рассаживались, на скамьях и лавках. Эрзянин притащил котел полный густой и горячей ухи. Воины принялись наполнять свои миски и чашки, явно заимствованные у хозяев. Скоро горница наполнилась звуками обильного и жадного насыщения. Все были заняты делом. Только Кочень сидел на самом краешке скамьи, бросая по сторонам голодные взгляды. Вожак это заметил.

— А ты чего не ешь? — Поинтересовался, скривив в улыбке тонкие губы. — Не голоден, али пост у вас нынче какой-то?

Почти все его люди на эти слова отозвались смехом, а Кочень вдруг сообразил, что за этим столом, никто кроме него и Мезени, приступая к трапезе, не произнес молитву и не осенил себя крестным знамением.

— Так они что, поганые?! — Догадался Жилята.

— Вот же свезло вам! — Векша, сна ни в одном глазу, уселся на своём ложе. — А вот скажи мне паря, — обратился он к Коченю, — имя вожака ты часом не запомнил?

— Что же я без памяти!? Конечно бы, запомнил, кабы он назвался…

— А может его люди? — Продолжал пытать Векша. — Они в разговорах его как поминали? Не слышал ли ты? — Ничего не добившись, он снова улегся.

Остальные ждали, пока Кочень продолжит рассказ, но тот медлил, о чём-то размышляя, как будто сбитый с толку. Наконец Путислав, теряя терпение, ему подсказал.

— Ну и что же ты ответил этому поганому? Почему отказался от его пищи?

— Так у меня и ложки то не было… — с лёгкой досадой, словно нехотя отвлекаясь от некой важной мысли, ответил воин.

— И всего то?! — Разочарованно протянул боярин. — А я-то уж подумал! — Он хмыкнул, а его ближники рассмеялись, примерно, так же как и те язычники, за столом с которыми несколько дней назад ужинали парни. Их вожак улыбаясь, добродушно подшучивал:

— Как же ты в походе? Негоже эдак воину! — Он подмигнул и, постучав ложкой по краю глиняной миски, через весь стол, протянул её суздальцу. — На вот, похлебай моей! — И став совершенно серьёзным добавил. — Коли не побрезгуешь.

Взгляды всех сидевших за столом тот час оказались устремлены на Коченя. А тот впал в замешательство, не зная как ответить, и вдруг сообразил, что отказываться от предложения ему ни как нельзя. Глядя в глаза вожака, он зачерпнул его ложкой из своей миски, потом ещё раз и голод с усталостью сделали своё дело. Горячая, густая и жирная уха, показалась лучшей едой в его жизни. Похвалив варево, он с жадностью поглощал его, пока вожак, вдруг не сказал, опять улыбаясь одними губами.

— Что же, хороша уха, хороша и ложка. А только поведай-ка кмет, где же это ты свою потерял?

Кочень, снова встретившись с его прожигающим взглядом, сразу перестал чувствовать вкус еды и принялся рассказывать. Про поход, про бой, про бегство. Про всё что случилось и с ним и с другими…

— И что же ты ему вот так всё рассказал? — Жилята от удивления даже попытался приподняться на ложе.

— Да. — Просто ответил Кочень. — А взялся бы врать — смерть нам с Мезеней. Потому как ложь, даже самую малую, ихний вожак враз бы узрел.

— Ну, так и не врал бы!

— А проку с того? — Мезеня неожиданно не только вмешался в разговор, но и осмелился возразить старшему. — Поганый наши тайны всё одно прозрел бы…

— Это тебе кто сказал? — В голосе Путислава послышалось раздражение. Он безостановочно крутил в руках опустевшую чашку, затем вдруг грохнул её об колоду. — Да о чём говорить? Ты на них посмотри! Они же там до слабости в кишках перепугались, и выложили, всё как было, без утайки.

— Ну, Аника — воины! — Жилята горько усмехнулся. — Слышь, Векша, ты многих допрашивал, но олухов таких, поди и не встречал!

Векша, непривычно серьёзный, смотрел на Коченя.

— Скажи мне, а каков из себя ихний вожак? — Неожиданно спросил он.

Молодой воин, избегая смотреть на Путислава, с готовностью обернулся.

— Он ростом высокий, не ниже Мезени, но в плечах узок и телом сух. Лицо худое, вытянутое. Борода короткая. Нос сильно костлявый. Глаза такие, серые, а волос его тёмен. И взгляд, колючий как уголья.

— А он всё про глаза! — С мукой в голосе воскликнул Путислав. — Взглядом его жгли-пытали!

И тут Кочень, вскрикнув, звонко хлопнул себя ладонью по лбу.

— Вспомнил я! Его один раз будто бы Смагой назвали!

— Смага? — Векша насторожился и высказал догадку. — У него что, лицо опаленное?

— Нет. — Кочень задумался вспоминая. — Рубец от железа под левым глазом! А ожогов, или пропалин я не приметил.

— Еще бы! — Непонятно чему, обрадовался Векша и окинул взглядом Жиляту с Путиславом. Те, недоумевая, переглянулись и наконец, боярин не выдержал.

— Ну, ты не томи! Вижу, что догадку какую-то имеешь. Говори уже!

Векша с сомнением покосился на воинов.

— А надо ли сейчас?

Мезеня после этих слов обиженно засопел, зато Кочень всем видом выражал готовность не медленно удалиться.