Наступил момент, когда Карина расхотела добиваться своих целей. Кто бы мог подумать, что творчество ее больше не вдохновляет! Девушку, которая обладала ангельским голосом, неповторимой манерой исполнения, на которую многие ставили — больше не манили гастроли, потухли амбиции, опустились руки…

Через несколько дней встреча с директором повторилась, и Карина написала заявление об увольнении по собственному желанию. Что она скажет дома, пока не знала. Кирилл не одобрит, его родители возмутятся. Да и дома сидеть она не сможет. Остается еще другая работа во Дворце — там, где Илья. Работа, которая ей по душе, где они творили и строили планы, но и там Карины оставалось все меньше. Мир вытеснял ее…

С Ильей она пересекалась пару раз в неделю. Еще теплилась надежда на то, что он хоть немного уделит ей внимание, и они где-нибудь просто посидят, поговорят. Так однажды и произошло. Илья узнал, что Карина оставила работу, после прогона программы, которая готовилась для гастролей за границей. Карины, конечно же, в списке не было, он старался обходиться без нее, как и обещал.

Илья предложил ей пообщаться. Они шли по вечернему городу, обсуждали программу, как в старые добрые времена. Никакого намека на секс, на поцелуи. Илья даже поддержал идею об увольнении, но поругал за университет, но понимая ее положение, предложил организовать свой коллектив и развиваться в нем, поступить в университет здесь, в Могилеве, не уезжая в столицу.

Мысль Карине понравилась, но Илья добавил ложку дегтя, он без этого не мог:

— И тогда нам больше не придется вместе работать!

Если еще полтора года назад он говорил: «Мы создадим свой коллектив и будем работать вместе!», то теперь всё перевернулось.

— Ты станешь руководителем собственного предприятия. Не это ли прекрасно? — заключил он.

— Да, наверное, но мне жаль трудов, вложенных в наше, совместное дело. Это же для меня как семья!

— Ну, все когда-нибудь заканчивается.

— Да, но не таким способом заканчивать. У тебя все продолжается. Заканчивается только у меня.

— Считай, что это была школа, солдат! А теперь — самая настоящая практика, докажи, что ты — профессионал.

— Я не хочу ничего доказывать.

— Тогда мне не за что тебя уважать. Сколько тебя можно воспитывать?

— Да не надо меня воспитывать! — отчаянно воскликнула Карина, сдерживая слезы.

— А что тебе надо? — тише спросил Илья.

— Любить меня надо, обнять…

— Карина, — почти по-отцовски сказал Илья, — успокойся, а? Мы договаривались. Не мучай меня, пожалуйста. У меня только начало налаживаться в семье. И, если я сейчас позволю себе до тебя дотронуться — все, пиши — пропало! Я снова могу тебя не отпустить, а ты меня не отпустишь, и — все по кругу… — Илья наклонился к почти плачущей Карине, приподнял ее подбородок пальцами, заглядывая в глаза, — ну, что ты ревешь? Что у тебя, все так плохо?

Наконец, он заговорил по-человечески. И тут Карина не выдержала.

— Да, плохо, и с мужем плохо, и с работой. И ты меня совсем затоптал, как будто никогда и не любил.

— Господи, какой же ты еще ребенок! Вот приручил тебя на свою голову. Как я раньше не понимал, что ты — обычный горький ребенок? — то ли себя, то ли Карину убеждал Илья. — Что же мне с тобой делать?

Илья распахнул объятия и куртку, укутал Карину, прижимая ее к себе…

Карина прижалась щекой к колючему свитеру Ильи, и на его груди было так тепло, уютно и спокойно. Спокойно, правда, только на то время, которое он мог ей уделить… как отец дочке, которая пришла из школы с проблемами, а папе завтра уезжать в командировку. И дочка будет ждать папу столько, сколько нужно, а папа привезет дочке подарок, снова возьмет на ручки, покачает, и ей не нужно ни о чем думать — папочка все решит…

Илья все больше осознавал это, и к нему пришло решение. Он вдруг спросил:

— Ты спешишь домой?

Карина, перестав плакать, подняла на него ясные синие глаза и с надеждой спросила:

— Нет, а что?

— Пойдем к твоей подруге в гости!

— Правда, что ли? — засмеялся ребенок, будто папа, наконец, разрешил поиграть во взрослую игру.

— Правда, правда, — Илья посмотрел на часы, — но у меня всего полтора часа.

— Хорошо. Только давай я предупрежу Валентину, позвоним с автомата.

Таксофон оказался совсем рядом, и Карина набрала номер подруги. Трубку долго не снимали, и лишь на девятом гудке ответили.

— Мы с Ильей сейчас к тебе придем, — без предисловий прощебетала счастливая Карина.

— Карина, ты опять за свое?

— Валечка, пожалуйста, мне очень нужно.

Подруга, тяжело вздыхая, сказала, дала согласие и Карина упала в объятия Ильи.

— Пойдем, — сказала она и взяла его за руку, как дочка отца, только что вприпрыжку не побежала.

Карина радостно смеялась: «Все, что угодно, милый, только так я могу быть счастлива». Она жила на эмоциях и не все происходящее анализировала, лишь интуитивно чувствовала, где хорошо, а где плохо. Хорошо — хотелось повторить, плохо — сбежать.

Валентина приняла их. Она расплылась в лести к Илье, Илья — в лести к ней. Валентина любила мужское общество, что бы ни говорила о своей фригидности, а Карина видела, что подруга меняется при виде любого мужчины, будь то юноша, взрослый или пожилой почтенный старик. Просто с каждым она находила подходящую манеру общения. Как радушная хозяйка, она достала из холодильника собственноручно сделанную наливку и предложила Илье.

Илья, как ценитель домашних угощений, согласился «по чуть-чуть». Валентина наполнила две рюмки и вдруг обратилась к подруге:

— А тебе нельзя, ты маленькая! Тебе еще к мужу идти. Тебе нужны новые проблемы?

Карина удивилась, но ничего не ответила. Илья поддержал Валентину, как будто они сговорились, и Карине ничего не оставалось, как выйти из-за стола под предлогом умыться. Она прошла в ванную комнату и открыла кран. А умудренные опытом люди разговаривали, Карина из-за двери все слышала.

— Валентина, я хочу с вами кое-что обсудить.

— Да, я догадалась, потому и не стала ей наливать. Что вы хотели, Илья? Вы не знаете, как отвязаться от неё? — эти слова убили Карину. И это после обещаний «Я буду всегда на твоей стороне, что бы ты ни сделала».

— Не то чтобы отвязаться, но дело принимает серьезный оборот, — Илья откашлялся, тщательно подбирая каждое слово. — Понимаете, Валентина, у меня семья. Мы с Кариной зашли далеко, настолько, что дальше некуда. Я едва не потерял семью, сам подорвал здоровье, — Илья показал на сердце, — и теперь я в ответе еще и за Карину. Она, по сути, еще ребенок, не приспособленный к жизни, не может обрести спокойствие, и на мне вина за это, несомненно, есть. Я привязал ее к себе, не зная, насколько она слаба. Она казалась мне более взрослой.

— Илья, она вас любит. Вы для нее кумир. Она запуталась. Уж сколько я с ней говорила на эту тему — все бесполезно! Она словно в танке, не слышит. Я не хотела вам этого говорить, но, раз вы сами начали — рвите с ней отношения. Пусть переболеет, но другого выхода нет. Это же какая-то дичайшая зависимость! У нее и с мужем не ладится, и одна не умеет выживать. Она совершенно не приспособлена к жизни. Я такое вижу впервые, честное слово, такую болезненную привязанность. Я принимаю ее, но и мне уже, если честно, сложно. Я как будто для нее мать. Но свою дочь я бы давно уже перевоспитала. А с ней что делать? Ругать ее? Поселить у себя? Ну, на какое-то время да. А потом?

— Вот и я про это. Хорошо, что вы это понимаете. Нам надо вместе подумать над ее судьбой. Я один уже не справляюсь. Она и работать не хочет в полную силу, а я такие ставки на нее делал. А она взяла и сломалась. Ну, больно, да, и мне больно. Вы понимаете, да? Что я ее тоже любил… кхм… люблю… все еще. Но я не могу оставить семью. Я за них тоже в ответе. И мне тоже тяжело.

— Да, Илья, вы — взрослый человек, опытный. А она — маленькая девочка. Хотя и мне поначалу казалось не по годам взрослой.

— Я понимаю ваш упрек. Я не снимаю с себя ответственности, поэтому не бросаю ее, думаю, что постепенно будет не так больно. Я никогда до этого не изменял жене, но не смог устоять, хотя очень долго боролся со своей совестью и желанием…