Самолет. Через полтора часа.

Разблокировав потухший экран, я вновь набрал номер матери и, стараясь побороть подступивший к горлу комок, вновь поднес телефон к уху, но на этот раз услышал лишь сообщение о том, что абонент недоступен.

– Проклятье! – громко выругавшись, я сжал телефон в руке и со всей силы ударил им по рулю. – Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Отчаяние заполнило меня, а сердце грозило вот-вот разорваться. Мне хотелось кричать, кричать так, чтобы крик заполнил каждый миллиметр этого гребаного мира. Сложно держать себя в руках и сохранять силы, когда судьба, – выждав, когда твои раны затянутся и рискуя разорвать их в клочья вновь, – смело протягивает тебе руку, а в самый последний момент, когда ты наконец решаешься ей довериться, опускаешь стены и делаешь шаг навстречу, с усмешкой отдергивает.

Отперев дверь машины, я вышел на холод. Ледяной северный ветер тут же обжег лицо. Но я рад этому, поскольку боль, ощутимая кожей, в разы меньше той, что уничтожает меня изнутри. Я хочу, чтобы она полыхала, и с радостью отдаюсь стихии на растерзание.

Допустим, все это реально, а мои родители были сейчас на пути из Колумбуса в Чикаго. Однако что с того? Я не мог ничего с этим поделать. Ничем не мог им помочь. Я знал, что произойдет. Я смеялся, и этот смех с собой уносил ветер. Мой живот уже скручивало от непрекращающегося хохота, но это была не радость, нет. Я чувствовал, что схожу с ума.

Минута за минутой, с ужасом, охватившим меня с ног до головы, я принимал всю ту боль, которую мне дарил сегодня зимний Чикаго. Снежинки падали на лицо, а я вдыхал, вбирал в себя этот морозный воздух. Холод пробрался глубоко в мои кости, но я так и остался стоять без шапки, перчаток и с расстегнутой, как и тогда, когда выбежал из стен аэропорта, курткой.

Спустя время я забрался в машину. Двигатель я отключил, а поскольку дверь все это время была открыта, температура в салоне, пожалуй, опустилась до нуля.

Солнце уже зашло за горизонт, а небо, словно огромный купол, накрыла ночная мгла. Но сегодня, благодаря улегшемуся повсюду белоснежному снегу, темнота не могла полностью поглотить свет. Сверкающие льдинки беспрекословно отражали падавшие на них от фар проезжающих мимо машин лучи. Но тьма, вопреки этому, могла победно ликовать – она сумела целиком завладеть моим сердцем.

Периодически посматривая на часы на экране телефона, я с тревогой ожидал минуты, когда, согласно моим предположениям, самолет должен был пропасть с радаров.

Выждав некоторое время, я трясущимися руками открыл браузер. Раскрыв главную страницу сайта CNN, я не увидел никаких тревожных новостей, но на душе все равно что-то не давало покоя. Я ежеминутно обновлял страничку, и с каждой секундой тяжесть в животе закручивалась все более тугим узлом.

Пять минут, десять, пятнадцать… Я уже было хотел выдохнуть, как после очередного обновления на экране высветилось сообщение:

«Срочная новость! Рейс AS4733, следующий из Колумбуса в Чикаго, несколько минут назад исчез с радаров».

Закрыв глаза, я попытался смириться с мыслью, что самолет упал. Я знал, что в этот момент происходило в аэропорту: как из стороны в сторону хаотично носились испуганные встречающие, как, несмотря на пугающие новости, жизнь все же продолжала свой привычный ход – другие самолеты прилетали и улетали, радостные лица заполняли зал, а на стойке регистрации стояла очередь жаждущих поскорее оказаться в жарком Лос-Анджелесе.

Я помнил их лица и видел, как несколько особо нервных пассажиров в последнюю минуту развернулись и ушли. Наверное, они и так с трудом заставили себя купить билет, а не отправиться в другой конец страны на колесах. Но прямое доказательство их опасений стало для них последней перевесившей каплей – авиакатастрофы реальны, и случаются они не только в кинофильмах.

На землю ежедневно приземляются сотни тысяч людей. Кто-то садится и взлетает каждые две-три секунды. По статистике, шанс разбиться на самолете ничтожно мал – менее одной сотой процента. Даже при таком оптимистичном раскладе в день должно было бы падать аж тринадцать самолетов. Но на деле же в год во всем мире обычно случается не более двадцати авиакатастроф.

Вообще-то, статистика – очень занимательная вещь, но не тогда, когда ты оказываешься в числе тех, чью вероятность возникновения считают настолько незначительной, что просто-напросто решают не брать в расчет.

А каков шанс умереть от падения самолета в канун Рождества? Рождество, хоть многие об этом и забыли, – праздник веры. Как Бог мог допустить это в такой святой день? Может быть, это знак, призванный привести нас к пониманию: мы не короли этого мира, не все подвластно нашей воле и желанию. В последние десятилетия этот праздник превратился лишь в повод нарядить свои дома и повеселиться; маркетологи используют ощущение радостного предвкушения, чтобы поднять продажи, а продавцы елей сделали из этого прибыльный бизнес: некоторые готовы отдать за одно лишь дерево аж восемьсот баксов! И с такой жадностью бизнесменов я сталкивался лично – праздничное настроение всегда способствовало отличной выручке.

Но изменилось ли что-то за прошедший год? Может, люди стали чуточку добрее и рассудительнее? Задумались об истинном предназначении праздника и стали верить в то, что за каждый поступок рано или поздно воздастся? Нет. Первые несколько дней все основные каналы Америки активно обсуждали данную тему – да и то всего-то из желания поднять рейтинги новостных передач. Это был просто очередной громкий инфоповод. Но вскоре и обычные люди позабыли о произошедшем. Случившееся навсегда отпечаталось лишь в памяти тех, кто в тот день потерял своих близких. Мы не усвоили урок, если это было именно им.

Телефон запищал, и на экране высветилось сообщение от Эшли:

«Где ты?»

Я не нашелся, что ответить, но и злость моя угасла. Возможно, она тоже была заложницей, а не устроителем этой странной ситуации. Я не мог отрицать, что это слишком реально, чтобы быть фикцией.

А еще я не мог сомневаться в том, что во мне закралась совершенно сумасшедшая идея: а что, если это неспроста? Что, если эта «петля времени», в которой я оказался, – не проклятье, а шанс?

Шанс. Изменить. Прошлое.

Льюис

Сейчас. День второй

Согласно моей теории, я застрял во временной петле, которая оканчивается внезапно, а начинается каждый раз в одной и той же точке – в терминале аэропорта Чикаго Мидуэй. Причем всегда рядом со мной оказывается моя бывшая девушка, которая, судя по всему, а в этом временном отрезке является для меня более чем настоящей. И каждый раз – в начале нового цикла – она ничего не помнит, забывает все, что происходило в прошлой итерации.

Дожидаясь конца дня в своей машине, я решаю поискать информацию о подобных случаях в Интернете. К счастью, мой телефон не разрядился, а ветер на улице немного угомонился.

Запустив «Гугл», я набираю с десяток разных запросов:

«Временные петли»

«Случаи попадания людей в прошлое»

«Реальные случаи перемещения во времени»

…и тому подобное – все, что так и или иначе может быть связано с подобными временными скачками.

Согласно «Википедии», «временная петля – это вымышленное физическое явление, представляющее собой зацикленный отрезок времени, проживаемый некоторым героем, по завершении которого он возвращается в начало отрезка и проживает его заново».

Вымышленное. Для большинства людей в этом мире, да и для меня самого, до этого дня все так и было. Вымышленное. Равно нереальное. А может быть, оно и впрямь нереально, а лишь происходит в моей больной голове. Может быть, это просто сумасшедшие игры моего разума. Но я никак не мог отрицать то, что еще никогда не сталкивался ни с чем настолько реальным.

Большинство сайтов, упоминающих что-либо о различных временных аномалиях, оказываются либо конспирологическими, либо являются ветками каких-нибудь форумов, на которых параноики с манией преследования обсуждают теории заговора инопланетян против земной цивилизации.