Но вдруг на мгновение всё стихло. Сквозь прижатые к голове руки Апрель увидел командира с рыжей бородой, бойко руководившего солдатами. Военный был в шлеме, стальных доспехах и ярко-жёлтых сапогах. «Здесь целый лагерь. А шмотки, каки у них классные!» – восхитился Апрель.
– Встать! – громко по-русски крикнул поляк.
Отчего-то уверовав, что в ближайшее время бить не станут, Старцев поднялся в полный рост и отряхнул ладони.
– Кто таков? Что ты забыл здесь, в этой деревне?
Четверо стояли сзади, ещё один справа, другой слева. Тот, что слева тяжело дышал, широко открывая рот. Вместо ровного ряда зубов редко торчали гнилые обрубки.
– Вы из тех ребят, что любят в войнушку поиграть? – ответил вопросом Апрель, приняв боевой отряд за клуб исторической реконструкции.
Рыжебородый Болеслав Петровский ухмыльнулся, затем бросил взгляд на беззубого бойца.
– Замкний ще, дупку! – выругался командир по-польски.
Солдат закрыл рот, но сложности при дыхании заставили раздуть ноздри.
– Спрашиваю ещё раз, – продолжил допрос рыжебородый. – Кто ты такой? Откуда взялся?
– С небес свалился, – улыбнулся Апрель. – Сам архангел Михаил отправил меня, присмотреть, что вы здесь творите.
– Архангел Михаил? – скривил губы Болеслав и врезал кулаком в перчатке точно в челюсть.
Не строя из себя былинного героя, Апрель рухнул на землю. Падая, понял, что немного ошибся в этих прекрасных людях.
Поверженного русского снова подхватили солдаты и под смех и улюлюканье, раздавая пинки, как пряники, поволокли по дороге. Драгуны подтащили Старцева к огромному деревенскому сараю и силой впихнули внутрь постройки. Напоследок беззубый солдат смачно плюнул в сторону лежащего парня и со скрипом закрыл визгливые ворота.
Разглядывая закрывающиеся врата, вспомнились слова пожилого соседа о приключениях и переменах, ждущих впереди. Впечатляющей радости от происходящего не было, но и горевать от одного удара, нанесённого по физиономии, гость из будущего не собирался. Захватывающее зрелище с участием злющих драгун и красочное звёздное шоу, увиденное в неведомом перелёте, перекрывали все унижения от болезненных тычков, незаслуженных тумаков и глубоко неаппетитного плевка щербатого поляка.
Нервными шлепками Апрель стряхнул с себя пыль и удивился одежде, в которую облачён. На нём красные кожаные сапоги. В сапоги заправлены широкого покроя штаны из плотной ткани, украшенные по шву разного рода завязками и пуговицами. И наконец, он нащупал расшитую узором рубаху, ворот которой был надорван и держался лишь на «честном слове». Всё говорило, что хозяин этих вещей не рядовой деревенский дядька, а какая-то модная и, возможно, очень важная особа. Старцев мог бы заинтересоваться камзолом, оставшимся за пределами сарая. Разглядев его внимательней, он извлёк бы из нагрудного кармашка неожиданную подсказку, но безвестный пиджачок был нещадно разорван польскими бойцами и затоптан в дорожной пыли… Красные сапоги, наимоднейшие штаны и расшитая вручную рубаха – это всё, что в данный момент принадлежало Апрелю.
Приведя себя в порядок, насколько это возможно, путешественник во времени прильнул к вратам и, подсматривая в дверные щели, наблюдал, как солдаты, что-то спешно перетаскивали к стенам. Словно смышлёные муравьи, они дружно волокли ветки и прочие деревяшки. Поляки смеялись и, не скрывая, радовались, вероятно, желая поглазеть, как горит заживо человек. Это ведь так смешно!
– Да они сжечь меня собираются! – вспылил Апрель.
От удивления и растерянности, парень принялся натирать ладонями щёки, как делал в детстве на холоде. Только сейчас на улице благоухало лето. Не было ни трескучего морозца, ни кристально чистого, хрустящего снега… Раздавшийся позади шум, прервал мысль об абсурдности происходящего. Молодой человек оглянулся и эта мысль, как-то сама собой заиграла с новой силой.
В трёх метрах на пятой точке сидел бурый медведь. На мишке ошейник, с крепившейся к нему металлической цепью. Пристёгнутая к медвежьему ошейнику цепь вторым концом намотана на мощный деревянный столб, который поддерживал крышу в самом центре гигантского сарая. Апрель заметил не только косолапого, неторопливо вылизывавшего лапу, но и могучего русского мужика, развалившегося в стогу сена на противоположной стороне постройки. Громила, подвернув рукава крестьянской рубахи, вертел одним пальцем конскую подковку и, широко улыбаясь, поглядывал на взволнованного паренька.
– Ну, надо же! Я спятил! – подытожил Апрель. – Может быть, мне объяснит, кто-нибудь, что, вообще, происходит?
Старцев посмотрел на сидящего в стогу мужчину. Тот продолжал забавляться. Он с лёгкостью согнул подкову, превратив в литой узел. Соорудив инсталляцию в авангардном стиле, мужик, не торопясь, приступил к обратному процессу, возвращая привычную форму дугообразному предмету.
– Понятно, – покачивая головой, негромко сказал Апрель и посмотрел на медведя, – Эй, мишка, ты говорить, случайно, не умеешь?
Потапыч с грустью взглянул на человека. Затем высунув алый язык, закрыл глаза когтистой лапой и протяжно зарычал.
– Миша-то, совсем ручной. На ярмарках зарабатывал, – продолжая выпрямлять подкову, неожиданно заговорил человек с противоположной стороны. – А хозяина его поляки казнили. Вот здесь на площади и повесили.
– Хозяина поляки повесили? – не поверив здоровяку, переспросил Апрель. Но вспомнив о солдатах, подкладывающих к стенам дровишки, вздохнул: – Его повесили, а нас собираются сжечь. Ты представляешь, сожгут, как мусор в бочке?
Великан умел говорить, и сей факт не мог не обрадовать парня из будущего. А тем временем во дворе перед сараем тот самый солдат, что метко плевался в Апреля, упрямо разжигал конец палки, обмотанной какими-то тряпками. Взлохмаченные ошмётки издали напоминали останки, навсегда потерянного для человечества камзола… После недолгих мучений беззубому всё-таки удалось задуманное. Промасленная тряпка на коряге вспыхнула, и поляк замер с импровизированным факелом, ожидая команды рыжебородого предводителя.
…Вокруг Апреля творилось безумие и всё казалось нелепым абсурдом, но солдат с коптящей палкой в руке, прикованный к столбу медведь и могучий мужик с подковой – были как настоящие, – и пришлось всерьёз задуматься о сохранении своей драгоценной жизни. Заметив лестницу, приставленную к настилу под крышей, Апрель как опытный матрос шустро вскарабкался по ней и изучил пути к отступлению. Сверху Старцев посмотрел на восседающего в стогу человека. Мужчина поражал размерами и хладнокровием. Он продолжал спокойно наблюдать – пожёвывал соломинку и улыбался.
– Товарищ, давай наверх! Выберемся на крышу и сбежим отсюда, – обратился к нему Апрель.
– Медведя тоже наверх – по лестнице? – ответил вопросом гигант, и его плечи качнулись, предвещая неудержимый хохот.
– Тебе чего, смешно? Хватит солому жевать. Бежать надо, а то сгорим!
Апрель прополз на коленях по настилу и оказался на противоположной стороне. Спрыгнув, приземлился прямо перед развалившимся в стогу человеком.
– Лазаешь, как обезьяна. Нормально подойти не мог? Медведя, что ли, боишься? Или, быть может, меня? – продолжал, веселиться мужик.
– Только не надо строить из себя случайного гостя, – не замечая шуточек здоровяка, покачал головой Апрель. – Наверняка не просто так здесь сидишь. Или ты кузнец деревенский? Тогда, где твои эти, как их – молотки и кувалда? Выкладывай – кто ты такой?
Вернув привычную форму «железке», пришелец бросил её на деревянный пол амбара. Подкова подпрыгнула до потолка и скрылась, где-то в сене наверху.
– Я Горд, – представился великан.
– Издеваешься? Чем это ты хвастаешься? Сгореть заживо не терпится?
– Не надо меня хоронить, – невозмутимо ответил слав. – Твоё имя Апрель. Моё имя Горд. Всё предельно ясно, брат.
– Значит, знаешь, меня. Тогда скажи, братишка, что здесь происходит?
Пришелец поднял плечи, спрятав в гигантском теле, могучую шею и, будто вспоминая школьный урок, почесал подбородок: