Передав юному конюху кобылицу, Горд поднимался по деревянной лестнице на второй этаж бревенчатого терема с резными перилами. Ратник всё-таки не удержался и посмотрел вслед любимой белой лошадке.

До изобретения и производства машин, ускоряющих не только перемещение людей из одного места в другое, но и жизни человека в целом было ещё очень далеко. И Горду приходилось пользоваться прадедовским способом – скакать верхом. В том нет ничего зазорного. Светлому пришельцу нравилось общаться с земной тварью и, конечно, повелевать с помощью кнута, хлеба, а когда и звучного слова.

Громкий окрик, и пришпорив лошадь, можно набрать приличную скорость. Конечно, для пришельца темп невелик – сродни зевку ленивца на дереве; но для человека, это настоящее наслаждение ловить ноздрями ветер и наблюдать, как внизу мелькает трава. Когда он в седле его плащ – год назад расшитый лучшими мастерицами и подаренный Псковской княжной – словно знамёна храброй дружины величественно развивается на ветру, демонстрируя стать наездника; а волосы в такт размашистым прыжкам животного – весело хлещут плетёными косичками по могучим плечам. В такие минуты Горд видел себя невероятно привлекательным всадником – почти сверхъестественным. Он чувствовал, как зачарованно смотрят на него потомки, тех древних руссов – как они восхищаются им.

Если выпада возможность сразиться с тёмным, Горд непременно желал боя верхом. Сидя на возбуждённой сражением кобыле, проникаешься крепостью зверя и чувствуешь близость к истокам первородной Земли. А ещё Горд верил, что находясь в седле и убивая в это самое время врага – часть мощи, здоровья и долголетия поверженного непременно передаются лошадке.

Гигант щедро делился мистической силой, разрывая пополам тела арглов и фритов. После каждого боя он приносил инопланетные дары, закидывая на спину кобылы скрюченные тела. Лошадь чувствовала заботу, и дрожь пробирала её до костей, когда ноздрями ловила запах порубленного мяса. В знак благодарности, а может из страха она фыркала и била копытом оземь. Её ржание услаждало слух Горда. Громила называл лошадку ласково – Песенка.

…Гремя по ступеням огромными сапогами, пришелец поднялся этажом выше. Толкнув тяжёлую дверь, вошёл в комнату. В полумраке Горд разглядел собрата и присел рядом.

Прижавшись спиной к деревянной стене, гигант посмотрел на дремавшего Моска. Для обычного человека сон, это один из способов восстановить организм, для светлого пришельца – показатель крайней усталости. Плотно сжатые губы и широко открытые глаза говорили, что тело учёного истощило запасы. И теперь, чтобы вернуть эффективность заложенных в нём функций, Моску приходилось на время обездвижить себя. Наполняясь энергией, лицо пришельца напоминало восковой манекен, а скорее охладевший труп. Бледная кожа и остекленевшие глаза даже на Горда производили отталкивающее впечатление.

– Здравствуй, богатырь, – глухо зазвучал голос Моска из бездыханного тела.

– Здравия желая! – ответил на приветствие громадный слав и, медленно проведя ладонью по лицу, опустил учёному веки. – Всё бездельничаешь и выпученными глазёнками дармоедов пугаешь? Мог бы лечь и притвориться, что спишь.

– Это я пугаю? На себя посмотри, – послышались весёлые нотки из тела учёного.

Любой из славов мог сутками скакать в седле, не переставая, день за днём сражаться с десятками тёмных и не терять столько энергии, сколько Моск потратил сегодня, излечивая больных людей. Это означало одно – пришелец отдался работе полностью и без остатка.

– Вижу… постарался… Отпахал за всех светлых лекарей сразу, – Горд постучал толстым пальцем по лбу застывшего брата. – Сколько тебе удалось спасти? Одного калеку из деревни Грязево?

– Триста пятнадцать человек врачевал, – ответил голос.

– За сутки триста… – подсчитывая, шептал Горд. – Необходимо остановить заразу и как можно быстрее. Этого мало.

– Мало? – удивился учёный. – Я считал только тех, кто болен смертельно.

– Ну, тогда много! – улыбнулся громила.

– Мёртвых уже хоронить некому, самое время посмеяться, – укоризненно эхом отозвался голос… Сделав паузу, Моск продолжил: – Что слышно о гзуре? Ты нашёл зверя?

Горд встал со скамьи, отстегнул плащ и, встряхнув, как постиранное бельё, повесил на высокую спинку громоздкого стула. А затем, будто приевшийся трофей бросил на колени собрата амулет на цепи.

– Ты был прав, это действительно гзур. Его имя Тагентай. Я убил его сегодня ночью… Выследил и прикончил, как ядовитую гадину, – брезгливо говорил гигантский слав. – Я забрал у него артефакт – это очень старая вещь. Кто-то из гзуров притащил амулет на Землю. Столько лет прошло, а он всё цел. Ты можешь представить такое? Амулет накалялся и стыл ещё там, в кузнях скалистого Гзура.

Если бы тело Моска работало в обычном режиме, то на его лице отразилась реакция на долгожданную новость. Возможно, на губах учёного слава блеснула бы мудрая улыбка или он сморщился, словно солнце слепит глаза; но сейчас только голос, удивлённый голос выдавал в нём смешанные чувства: восторга, радости и сожаления в том числе.

– Не могу свыкнуться с простой мыслью… Мы спасаем людей – много людей. А с другой стороны: Тагентай последний гзур… Он уникальный пример адаптации, выживания и борьбы с чуждой планетой. Солнце, вода, воздух, растения – всё против него. Сколько же лет тёмный прожил на Земле? Необходимо узнать его возраст, – рассуждал голос, и сострадание читалось в словах. Выждав недолгую паузу и что-то обдумав, учёный с горечью добавил: – Тяжело прощаться с Тагентаем – пусть гзур и враг нам.

Горд снова присел на скамью рядом с другом и рассказал, что произошло ночью в лесу близ кривой дороги на Псков.

***

Когда-то гзуров было достаточно, чтобы основать настоящую колонию на Земле. Никто уже не помнит точно, сколько их было на самом деле, но известно, что не менее семисот. На каждого мужчину приходилась одна женщина. Детей, стариков и немощных в путешествие не брали – только здоровые, половозрелые особи высаживались на Земле. Вряд ли кто-то сможет правильно произнести имя этого народа и название планеты, где они родились, но арглы именно так называли этих людей – гзуры.

Сплочённый народ размножался, адаптировался, видоизменялся и в итоге сумел на какое-то время закрепиться на недружелюбной Земле. Исключительное свойство восстанавливать организм и излечиваться от болезней, помогало гзурам осваивать куда более сложные миры. Гзуры – это народ хамелеон, народ ящер, а если пришла война, то ярость превращала их в беспощадных драконов.

Каждый гзур мог прожить несколько веков. Некоторые проживали больше тысячелетия. Но однажды случилось то, что часто происходит с захватчиками из других миров. Земля отвергла пришлую расу. Сама природа взбунтовалась против ярости гзуров.

Перестали рождаться дети. Около двух сотен лет назад умерла последняя женщина племени, которая, впрочем, давно не могла приносить потомство из-за ранения в живот. После её смерти перспектива сохранить след на Земле, исчезла безвозвратно. Не более десятка взрослых, а скорее пожилых мужчин осталось на планете. В числе выживших потомков ящеров был Тагентай…

Прошла ещё сотня лет. Кто-то из сородичей Тагентая погиб в бою, некоторые умерли своей смертью от старости; но гзур и один продолжал сражаться, не зная конечной цели борьбы.

…Когда Тагентай был совсем ещё юн, он получил тяжёлую травму. В одном из боёв меч храброго руса лишил его ноги по колено. Для любого из землян эта травма неизлечима или даже смертельна, для гзура такое ранение дело вполне поправимое. Способность регенерировать потерю конечности у Тагентая в крови. И словно хвост у ящерицы нога отросла, ничем не отличаясь от утерянной в схватке. С новой ногой и сражаться сподручнее, смеялся несгибаемый тёмный, вновь взяв в руки оружие.

Он бился со злобными соседями других рас, с удовольствием убивал светлых, а иногда бежал с поля боя, только для того, чтобы вернуться и вцепиться зубами в глотку. Но кто-то из учителей боя допустил промах в прошлом, обучая Тагентая мастерству. После одного из походов гзур получил повторное ранение. Ту же ногу ему отрубили чуть выше колена. И отчаянье зародилось в сердце, оттого что вторично потерянная конечность отрастала у гзуров не совсем так, как прежде. Вместо ноги вырос кривой короткий обрубок, очень похожий на рыбий плавник. Всё было бы ничего, потому что воин не стремился к совершенству и красоте, но боль не давала покоя, и даже во сне он терпел страдания.