Одна лишь Намаах грустила, созерцая опустошение, словно всю жизнь мечтала сама попасть в Армагу, но не видела возможности, особенно после смерти деда, хот как нибудь-туда попасть в настоящем времени. Ни какие мелочи и оставленные вещи, теперь не могли ей заменить утрату, о которой ей всё детство рассказывал дед. Хотя я всерьёз полагал, что это просто её самое главное задание, как глубоко законспирированного агента Замка высших искусств, отыскать эту самую Армагу и поведать своему руководству о проходе в неё. 

Да так уж совпало, что это её личная и дальняя мечта пересеклась с заданием, разузнать и выведать. Однако я больше всего теперь после наших бесед и её тона, был уверен, что Замок высших искусств, самым очевидным образом использует свою выдрессированную девочку в своих целях. Находя её лучшим агентом для этой цели. Ведь она идёт к этой цели, из глубинных позывов души и ставит на первое место, а это самая лучшая мотивация, из всех что могут быть у человека. 

Примерно так же делает и Служба Контроля с Гором, но у него немного сложнее обстоятельства в целом. Хотя очевидно, что его тоже используют по прямому назначению. Из чего можно сделать вывод. Берём человека, находим его главное предназначение и смысл жизни, подсчитываем и подбираем под него соответственное задание. Глубоко внедряем агенту эту мысль, и результат не заставит себя ждать. Человек раскатает всех, всё и себя в блин, но достигнет цели. Кажется, этот приём называется «грецкий орех», где орех это агент, а скорлупа это данное ему задание, как ничто другое, подходящее ему по фигуре, подобно удачно подогнанной рубахе, суда же и  подходящее выражение – «своя рубаха ближе к телу». 

Воистину у спецслужб, самые эффективные приёмы, как для манипуляций, не только средой и живущими в ней, но и даже своими самыми преданными агентами. А так ли хорошо это, когда палка о двух концах, бьёт одинакого хорошо? Где гарантия, что такой вот законспирированный, даже от самого себя агент, не ударит по конторе, его сформировавшей? Когда прознает всю глубины «своей» миссии. Надо спросить об этом КерукЭде. После нашего путешествия, вообще есть о чём его спросить.

Только ближе к вечеру мы обошли гигантский, прямоугольник, а может был квадрат, сейчас уже не понять, углублённой в земле пустоты, оставшейся напоминанием о древнем просвещённом во всех смыслах и технически городе, о котором так грезила Намаах. В пору было искать место на ночлег. Намаах водила нас между висящими в воздухе, обтёсанными глыбами и просто камнями, проводила между идущими прямо из земли разрядами электричества и всюду ощущался другой  воздух. Природа другая. Приспособившаяся, частично, а в остальном постаравшаяся отсюда уйти подальше.

Наши лошади часто артачились, но у них выбора было не больше чем у нас. Я о многом успел поразмыслить, на переходах, долгих стояниях на месте, когда Намаах, подолгу соображала, куда нас завела, куда идти дальше, где пройти. С пришествием темени, лучше не стало. Я обнажил на груди камень-светлячок, Гор включил нагрудный фонарик в режиме светильника, а Намаах у него его тут же забрала себе, на правах ведущего нас проводника. Но впрочем, скоро отдала обратно. Лишний свет ей мешал и она в силу не быстрого перемещения, в меру довольствовалась избытком наших двух светил. Моё изумрудное свечение, смешиваясь с жёлто-белым светом Гора, давало удивительные сочетания тёплых полутонов, прекрасно освещающих нас в радиусе доброго десятка метров.

Иногда в темноте мерцали еле заметные огоньки, статических разрядов, шумно потрескивая в тот момент, когда их кнуты голубоватых нитей, касались друг друга. Когда мы упёрлись в вертикальную стену из монументальных, вытесанных кусков ярко красного гранита, Намаах сплюнула, не совсем манерно, для её благородной наружности и слезла с лошади.

- Прибыли, – хмуро заключила она, садясь прямо на землю.

Намах явно покинули силы. Она обречённо опустила плечи, из чего я сделал выводы, уже давно, ещё часов пять назад, что мы примитивно заплутали. Она всё больше и больше не понимала, что вокруг творится, а когда мы упёрлись в гладкую стену высотой ярдов в двадцать, она окончательно сокрушилась в своей практике, всезнающей проводницы. Даже волколак по имени Ратус, идущий за нами, печально завыл, видимо чувствуя её упавшее настроение. Зато Гор встрепенулся, вскидываясь и привычно ложа руки на дробовик за спиной, тогда как по уму, нужно бы ложить руку на меч.

- Ну и славно, – энергично спрыгнул я с Черёмухи. – Тут и заночуем. У меня в животе уже лисы волками выть скоро будут. Вам это точно не понравится. Тут и деревья иссохшие есть. Как раз на костёр сгодятся. Иди черёмуха сюда, я тебя к деревцу привяжу, тут травка свежая.

- Наконец-то, а то я задолбался тут с вами, по местным руинам буерачным скакать, – поддержал меня Гор, не обращая внимания намеренно на плохое настроение нашей спутницы, впадающей в уныние. – Вся задница, уже в блин смялась. Не привычные мои ягодицы, не резиновые, к таким дальним путешествиям, на седле верхом.

- Это тебе ещё повезло, – громко ломая сучья сказал я, сваливая их в одну кучу. – В Грагуркле тебе очень приличное седло нацепили, как дорогому гостю, защитнику и избавителю. Их большая часть сёдел жёсткие, как деревянные доски. Я обратил внимание, когда коняш из подвалов выводили. Так что скажи спасибо. Тебе и меч женский выдали и седло детское. Ты уж не обижайся на них, но что в бёдрах, что в росте, что в теле в целом, мы с тобой на их фоне дети, а точнее крепкие юнцы. То, что над нами не смеялись, лишь вина военных обстоятельств. Так бы давно в мирное время на смех подняли. Слишком мы для них другие человеки. Слишком они сами богатыри. – Я сунул камень-светлячок в наломанные ветви и дождался пока они не вспыхнут, затем осторожно вытащил светящийся белым изумрудом камень обратно и дождавшись пока он за пару секунд потухнет, повесил обратно на шею. 

- Да мох с ними, с твердокаменными сёдлами и нравами деревень богатырских. Что это за технология в твоём медальоне заключена? Не верю что магия.

- Да почём я знаю. Нашёл в лесу, в детстве, с тех пор со мной и не подводит.

- Удивительно, – сказал Гор и сучья, вдруг заискрились синими всполохами, но этом, всё и прекратилось.

- Удивительно, что дрова местные не взрываются, как динамит. Лучше тащи толще дрова, я знаю, тебе нравится махать новым мечом. Вот и маши на здоровье во благо нашего дела.

- Сейчас будет.

- Намаах, – позвал я её, как бы ни взначай, обернувшись полубоком, когда мы сидели уже у прилично пылающего костра. –  Айда. У меня тут особая заначка меда, с орехами и сухофруктами есть. Специально для такого случая берёг. От самой Грагурклы.

- Да вы два сапога пара, – сказала она, подсаживаясь у костра и кажется ей уже стало лучше, главное не реагировать было на её плохое настроение и не подавать виду, хорошо, что Гор это понял и без лишних слов подыграл.

- Мне, чур, в сотах, – сказал он.

- А чем тебя свежий, в глиняном горшочке не устраивает. В сотах я хотел оставить на завтрак, да и транспортировать удобнее. От горшочков же избавиться можно. Тут вот оставить к примеру.

- Люблю зрелый мёд. К тому же я ем его, в третий раз в жизни в сотах. До этого в деревне ел пару раз. Это у меня теперь любимое сладкое из всех.

- Вот видишь, у тебя уже новые вкусы образуются. Поживёшь ещё с годик и вообще передумаешь, когда-либо возвращаться. Причём не только из-за новых гурманских предпочтений в кухне.

- Да чего ты так его боишься, отпустить обратно Лууч? У тебя задача такая стоит шаманическая?

- Просто я желаю Гору, 

- Дай угадаю – добра?

- Желаю того, чего пожелал бы себе. Ну, хорош о грустном. КерукЭде, всегда говорил: «Утро ночи мудренее». Я с ним согласен, кстати. Чего в темноту камни кидать. Как Гор орешки в рот. Утром обстановка станет яснее.

- Всё мальчики. Я наелась. А теперь заканчивайте свою болтовню. И ещё, – сказал она, когда уже укладывалась спать. – Если утром меня кто-нибудь из вас разбудит, без предупреждения получит пикой в глаз.