Рене работает на территории Колумбии, в Путумайо. В этом районе высок процент нелегальных вооруженных формирований. Многие люди подвергаются преследованиям со стороны партизан или вооруженных формирований, или их застигают боевые действия. В этом районе почти нет правительственного присутствия. Только в Путумайо 10 624 ВПЛ, 60 процентов из них – в возрасте от младенцев до 17 лет. В Нариньо 16 218 ВПЛ. И это официальные данные о зарегистрированных людях на конец мая. Все уверены, что тех, кто просто не регистрируется, намного больше. В целом в Колумбии количество внутренне перемещенных лиц оценивается примерно в два миллиона человек. Количество ВПЛ возросло после краха процесса мирного урегулирования. Также возросло число одиноких женщин – глав семей, наиболее вероятно из-за насильственной мобилизации.

Дороги между Путумайо и Нариньо очень плохие, сотрудникам трудно перемещаться. Здравоохранение номинальное. Это ответственность государства (как демократической страны и т. п.), но оно не может заботиться о тех, кто оказался в ловушке на территории, контролируемой нелегальными вооруженными формированиями (еще раз – это 74 процента территории). НПО «Норвежская народная помощь» частично финансирует проекты церкви.

Рене также говорит, что сейчас, после провала процесса мирного урегулирования, дела пошли еще хуже. Несколько лет назад можно было гулять по улицам ночью – теперь, со всеми этими убийствами, это слишком опасно.

Брифинг идет уже некоторое время. Мне сложно сосредоточиться. Так много информации. Так много важного надо понять. Может быть, я чувствительна к высоте. Как большинство людей, я предпочитаю взаимодействие между людьми графикам и страницам материалов для чтения. При этом я знаю, что мне очень повезло получить эту информацию, быть на брифингах, потому что, к сожалению, если вы только смотрите новости, то не сможете полностью понять ситуацию в мире.

Марте также говорит о том, как трудно разговорить людей всего примерно в тридцати километрах от границы. Координатор ООН объясняет, что, как можно себе представить, защита персонала (для всех организаций) является приоритетом. Например, мы контактируем с ICRC (Красным Крестом). Когда кто-то отправляется в поездку, он в целях предосторожности предупреждает их: «Если вы не получите от меня сообщения через столько-то часов в такой-то день…»

В автомобиле по дороге к приюту Энн говорит о девушке-беженке двадцати лет, больной лейкемией, которая умерла. Международная организация по миграции (МОМ; она не относится к ООН, но очень тесно связана с ней – в прошлом она проделала большую работу, помогая людям, покидающим Кувейт) помогала доставать лекарства. Но для девушки было слишком поздно. Энн говорит, что это всегда очень печально – она испытывала сильную боль последние несколько дней перед смертью. Никто не мог достать морфий или любое другое сильное обезболивающее.

«Это было очень трудно видеть», – говорит она.

Мы добираемся до приюта. Строительство было закончено в 2001 году. МОМ собирается помочь с водой, системой водопровода.

«У нас до сих пор есть проблемы», – говорит Энн. Здесь сейчас живут двадцать пять человек. Есть детский сад и место, где работают женщины. Есть место для 400 человек и палатки на случай массового наплыва. Есть сады, в которых работают женщины. Мы прогуливаемся и знакомимся с примерно восемью женщинами, работающими в саду. Им помогает один мужчина. Все они из Колумбии. Они представляются с большой доброжелательностью. Они говорят, что приятно, когда приходят гости. Они очень благодарны всем организациям за помощь.

«Пожалуйста, продолжайте помогать нам. Мы будем усердно работать».

Мы просим одну женщину рассказать нам свою историю.

«У меня десять детей, девять из них со мной. Вооруженное формирование дало нам пятнадцать минут на то, чтобы уйти. После того как мы прибыли сюда, они схватили моего сына и высекли его. Они забрали его, у нас нет о нем вестей».

Она называет нам его полное имя. Его прозвище, по которому его можно признать. Она говорит, что он был великолепным футболистом.

«Пожалуйста, постарайтесь его найти».

Другая женщина не только готова, но и хочет говорить. Сначала она показывает нам, как она стирает: деревянный валек, бадья и пластиковая чашка.

«Обе группы заставляют наших детей присоединяться к ним, так что мы бежали сюда. Но теперь у нас другая проблема – мой муж болен, он очень ослаблен».

Мы посещаем комнату типа школы, где матери собрались со своими детьми. Так прекрасно. Малыши. Один выглядит больным – продолжает бороться. Одна девочка спрашивает, есть ли у нас кукла. «Мой папа не может купить куклу».

Мы принесли подарки, в том числе двух кукол, но они должны быть общими.

«Но я хочу, чтобы я могла с ней спать».

Я знакомлюсь с двадцатилетней девушкой и с тремя детьми. Мы спрашиваем ее, что им нужно.

«Оформить наши документы, чтобы мы могли работать и нам не пришлось возвращаться в Колумбию, где мы потеряем наших детей на войне».

Это прекрасные люди, достойные люди. Я знакомлюсь с отцом.

«Шестнадцать лет назад в провинции Путумайо я познакомился со своей женой. У нас была ферма. Мы построили дом, у нас был скот. Я был горд, потому что у меня было, что оставить детям после смерти. Я не беспокоился за своих детей. То, как они выгнали нас, было очень жестоко. Моих жену и детей забрали. Меня взяли под стражу. Они унижали нас. Они мучили нас. Мне не разрешили взять ничего, даже, что самое печальное, моих жену и детей. Я набрался смелости спросить, что будет с моими детьми и женой. Мне недвусмысленно дали понять, что они убиты. Они сказали мне: «Мы сделали то, что должны были сделать», – больше о них не думай. Я сходил с ума. Через семь месяцев я их нашел. Я не мог поверить в это. Они были живы. Это самое большое счастье в моей жизни. Моя жена так сильно плакала – она не могла поверить, что я жив. Они сказали ей: «Не беспокойся о своем муже – мы похороним его, как положено». Мы воссоединились здесь, в Эквадоре. Наш общий друг узнал, что мы оба здесь. Каждому из нас он сказал прийти завтра в десять в парк. И там, в парке, мы встретились. Я не мог поверить в это. Моя жизнь была спасена».

Еще одна женщина подходит поговорить с нами. Она с пожилой дамой – они друзья и помогают здесь друг другу. Она держит мальчика, про которого я думала, что он болен.

«Мне пришлось уехать, потому что партизаны забрали моего шестнадцатилетнего сына. Я больше никогда его не видела. Я увезла остальных своих детей из страны как можно быстрее. Я приплыла на каноэ по реке Сан-Мигель. Я сказала лодочнику, что у меня нет денег, но рассказала ему свою историю. Он помог мне».

Я спрашиваю еще одну женщину, которая держит маленького ребенка: «Почему вы уехали из Колумбии?»

«Потому что они убили моего мужа. Я испугалась за свою жизнь и жизнь моих детей. Однажды муж сказал: «Я пойду поищу работу». Он ушел в семь утра. В 16.00 позвонили его родителям: смогут ли те опознать его тело. Его тело было найдено валявшимся на дороге. Я спряталась в доме друга, и мне сказали, что мне надо уехать в Эквадор. Мне дали немного денег на поездку. Мы – мой младенец и два других ребенка – сели на автобус, идущий к границе. Слава богу, мы не забыли взять из дома наши удостоверения личности до того, как его сожгли. Так что мы въехали легально, как туристы».

«Когда все это произошло?» – спрашиваю я.

«Две недели назад».

В этот раз мы уезжаем поздно, так что решили пропустить обед. В автомобиле, когда мы едем познакомиться с семьей, я разговариваю с Рене из колумбийского офиса УВКБ. Теперь я знаю, как тяжело писать в едущем автомобиле.

Мы останавливаемся у маленького двухэтажного дома, где живут пять братьев и их мать, приехавшие месяц назад. Группа из примерно десяти детей свешивается с верхнего балкона, чтобы поздороваться. Мне сказали, что арендная плата – сто долларов в месяц, у них не целый дом. Сначала у них не было воды, и им пришлось отдраивать здание снаружи, чтобы в нем можно было жить. В какой-то момент владельцы выразили недовольство тем, что живет слишком много народа. Но позже владельцев все устроило, потому что «мы хорошие и заботимся о доме».