«Не было времени даже собрать чемодан», – говорит она. Она хотела бы работать в НПО в Эквадоре.

«Я уверена, что у меня есть, что предложить. Я – специалист по сельскому хозяйству. У меня много планов, как помочь людям помогать самим себе».

Эта женщина также занималась тем, что пыталась изменить взгляды людей или убедить их заменить плантации коки на другой вид фермерской деятельности с различными зерновыми.

«Это очень сложно, потому что они зарабатывают очень много денег на коке, даже самые бедные крестьяне. Как им можно сказать, чтобы они выращивали зерновые, которые принесут меньше денег? Вы можете видеть людей из Колумбии или любой страны, где существуют бедность и коррупция, – у них должны быть возможности для выживания».

Она начинает плакать. «Когда они захватили ферму, они убили трех человек, работавших со мной. У нас был детский сад для детей тех, кто работал на ферме. Они также убили учителя».

Она вытирает глаза бумажной салфеткой, успокаивается и говорит: «Я знаю, что должна начать сначала, и бог поможет».

Я смотрю на фотографии фермы, которые она принесла. Они сделали все возможное, чтобы улучшить жизнь. На этих фотографиях так много надежды и видов на будущее. Хорошие люди пытаются помочь своей стране, помочь друг другу. Она знала женщину, которая занималась правами человека и рассказала ей о УВКБ. Так что она приехала в Эквадор, чтобы его найти.

«У Эквадора свои проблемы. Его собственному народу нужно многое, так что я беспокоюсь за детей. Это не их страна. У их семей нет ничего. Нам надо помочь Эквадору, сделать вклад в эту страну, чтобы они смогли помочь нам здесь».

Она кивает на мой дневник. «Ничего?» – спрашиваю я. «Да», – отвечает она. Она рада, что я записываю.

Она добавляет, что когда рассказывает людям о том, что она колумбийка, «они смотрят на тебя, как на чудовище. Но мы не плохие люди. Среди нас много хороших людей».

Уильям спрашивает ее, хочет ли она вернуться в Колумбию. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Я начинаю понимать, что у этих людей очень интересное самовосприятие: какими бы отчаявшимися они ни были, они кажутся полными жизни и обладают страстью к жизни.

«Это прекрасная страна, и я люблю свой народ, но я не могу вернуться. Понимаю, что как минимум несколько лет. Насилие должно прекратиться. Мы не выживем, если вернемся сейчас».

Стеснительный парень из столярной мастерской только что вошел в дверь. Должно быть, он шел сюда пешком. Кажется, это очень длинный путь. Он держит футбольный мяч, который мы ему дали. Он показывает его и отдает своим братьям. Теперь он улыбается и кажется очень спокойным. Я знакомлюсь с его мамой – она милая.

Мы знакомимся с семьей – одинокая женщина, живущая с шестью детьми в гараже. Она вынуждена была уехать, потому что двоих ее детей мобилизовали партизаны. Южная Америка отличается от других стран, где множество людей перемещается вместе и живет в лагере. Переезд из своего дома в чью-то страну и общество. Отдельные семьи. Они показывают мне все, что они делают. Молодой мужчина говорит, что у него отлично получалось заниматься капоэйрой (бразильское боевое искусство), а потом группы повстанцев попросили его их учить. Он согласился учить, но потом они захотели, чтобы он воевал, и он покинул группу.

«Я отказался носить оружие или работать над производством коки. Они угрожали мне, но это противоречило моим принципам. Потом мы поняли, что если останемся там, нас убьют. Мы покинули город и отправились в сторону границы. Когда мы прибыли, тетя сказала, что мы в черном списке. Мы потеряли все, продали все, что смогли. Мы прибыли сюда и начали заниматься всем, чем могли. У нас был ресторан, но миграционная служба закрыла его, потому что у нас еще не было документов. К счастью, нас не депортировали. Мы узнали о УВКБ. Теперь наши документы в порядке».

Теперь они изготавливают ремесленные изделия. Они показывают нам подарочные коробки, кукол, композиции из цветов. Они продают это в гараже.

«Я хотел бы начать настоящий бизнес. Я мог бы делать хорошую пиццу».

Монахини пригласили нас в свои апартаменты, чтобы освежиться. Они миссионеры, поэтому одеты в обычную женскую одежду. Вдруг у меня появилось очень странное чувство. Может быть, потому что я росла, как католичка, но когда они показали мне свои спальни, я почувствовала, что мне не надо смотреть. Не знаю точно, почему меня так заинтересовало то, что у них были маленькие тренажеры для ходьбы. Предполагаю, мы не думаем о монахинях, как о тех, кто делает зарядку или является настолько человеком. В одной комнате на полу лежат подушки и стоят маленькие деревянные статуи. Она складывает свои руки жестом «здесь мы молимся». Одна из сестер рассказывает мне о своих годах в Колумбии. Она говорит, что была миссионером восемнадцать лет, восемь из них – за пределами Бразилии. Ее группа сестер была организована для помощи мигрантам. Она говорит, что теперь одевается в обычную одежду. Затем она снимает свое кольцо-распятие, чтобы показать мне. Она протягивает его мне, чтобы я посмотрела. Я чувствую, что не должна трогать его.

«Мы из Бразилии. Наш орден работает в двадцать одной стране. Мы работаем с мигрантами. Мне нравится отправляться в различные части мира, где различные мировоззрения. И я всегда очень многому учусь у детей».

Я говорю им, что моя мать католичка и она будет очень счастлива, что я провела время с монахинями. Они смеются. Это опыт, который продолжает доказывать, что в каждой организации, в каждой стране, в каждой религиозной группе есть и плохое, и хорошее.

Одна сестра говорит: «Моя мечта – работать на границе Мексики и США». Я говорю ей, что она, наверно, единственный человек на земле, который об этом мечтает. Она улыбается. Мы прощаемся.

«Может быть, мы когда-нибудь увидимся на мексиканской границе. Кто знает», – говорит она.

Да, напоследок они сказали одну вещь (это перевели): они рады, что Бразилия выиграла последний футбольный матч.

Мы посещаем общину беженцев в отдаленном месте. Здесь сорок человек, семнадцать из них дети. У нас ушло некоторое время на то, чтобы приехать туда, где они живут. Мне говорят, что у них есть всего один автомобиль на всех. На нем они добираются до автобуса. Два года назад они прибыли из Колумбии, из Сан-Агустина. Они говорят о нем как о «древнем месте Колумбии». Причина отъезда: «Они заставили многих из наших детей взять в руки оружие. Власть захватили партизаны. Мы – духовная община».

Здесь, в этом отдаленном районе, у них есть школа и церковь.

«Мы, наконец, живем спокойно».

Они живут в глуши, но все же не хотят, чтобы были сделаны фотографии.

«Мы боимся, что они достанут нас».

Нас ведут на кухню: она сделана под навесом, очень хорошо устроена. Там деревянные скамьи и столы под полимерной пленкой. Они очень гостеприимны и приготовили обед из говядины, риса и супа. Они рассказывают мне о человеке, учению которого следуют, – современном философе Самуэле Ауне Веоре, чье учение посвящено тому, как люди могут стать лучше. Культура людей, ищущих бога. Главное в книге философа, учению которого они следуют, заключается в том, что все религии, по сути, являются одинаковыми. Возможно, реинкарнацией друг друга. От Будды до Иисуса. Ему следуют несколько тысяч человек в Южной Америке, это не пагубный культ.

«У нас нет политических или экономических целей. Мы учим нашей вере бесплатно, это открыто для всех. Никакого деления из-за расы, национальности или социального происхождения».

Некоторые здешние люди не беженцы. Есть одна эквадорская семья. Они получили помощь для строительства школы, но им все еще нужны окна и учебные принадлежности.

Я не говорю по-испански, так что все разговоры всегда переводятся. Я начинаю чувствовать себя глухонемой – не хочу, чтобы кто-нибудь пытался со мной говорить, потому что чувствую себя неловко из-за того, что не могу ответить. Я спрашиваю, в чем они нуждаются.