Нам надо изменить восприятие беженцев. Они заслуживают уважения.

Мы должны открыть свои глаза удивительному разнообразию этого мира.

Здесь пятнадцать сотрудников, четверо из них зарубежные. Вероника из Нигерии.

Мы ходили по комнате, знакомились и объясняли, что мы делаем.

Шесть месяцев назад я начала ездить с УВКБ и узнавать о беженцах, людях, живущих в «горе от рук человеческих».

Я рассказываю им, какие страны посетила: Афганистан, Сьерра-Леоне, Камбоджу.

Я оглядываю эту комнату, полную уставших лиц. Женщина говорит: «Мы все делаем все, что можем». Она из Африки и помогает здесь уже почти год.

Одна из женщин среди нас, Серена, работает в этом офисе с 1983 года. Для меня большая честь быть знакомой с людьми из УВКБ и работать с ними. Они хорошие люди. Они так отчаянно хотят помочь всем беженцам, но им так не хватает финансирования. С каждым сокращением страдает так много людей. Реальность такова, что жизни зависят от каждого доллара, выделенного УВКБ.

Мы едем один час в лагерь беженцев под названием Нью-Саранан.

Во время поездки я вижу верблюдов, причудливо украшенные автобусы, изгороди из колючей проволоки и пыльных людей, свернувшихся в тех немногих местах в тени, которые они смогли найти. Я узнала, что как народ афганцы – земледельцы. Это предприимчивые, привыкшие к тяжелому труду люди. Они живут в глухомани практически без ничего и все же находят способы быть творческими и артистичными. На их маленьком художественном рынке на запряженных осликами тележках стоят их работы, а иногда также фрукты.

Когда я в автомобиле, они тянутся ко мне, чтобы убедиться, что моя дверь закрыта.

Я осознаю, что почти нигде не вижу женщин.

Мы проезжаем рынок. Я могу видеть новые районы, где живут беженцы, в поле зрения нет никаких жилищ. Также нет тени и нет воды. Я замечаю маленького мальчика с палкой и двумя небольшими козами.

Как выживают эти люди? Я вижу, как мало у них есть для жизни, но они используют все, что у них есть. Все высоко ценится. Я не могу не думать о том, как много я выбрасываю дома и что у меня есть намного больше, чем мне нужно (воды, еды, одежды и так далее).

Все лагеря в Пакистане выглядят совершенно одинаково. Во всех есть:

• мир, построенный из пыли,

• грунтовые дороги,

• глинобитные дома и палатки.

Лагерь длиной от семи до восьми километров. Единственный источник воды находится в семнадцати километрах. Когда я выхожу из автомобиля, повсюду пыль. Я чувствую ее в глазах и в горле.

Мы останавливаемся у медицинского центра. Он состоит из очень маленьких комнат со старыми столами и пыльными коврами. Здесь занимаются физиотерапией. Основные заболевания – полиомиелит, костный туберкулез, ожоги, травмы от противопехотных мин, пулевые ранения и травмы. Более половины пациентов – дети до пяти лет.

Есть палата для женщин. Три женщины лежат лицом в пол на старых циновках. У них отказали ноги. Они пытаются поднять и потянуть свои спины, делая упражнения.

Снаружи я знакомлюсь с мужчиной-афганцем с белой бородой. Его жена была ослеплена, а два сына убиты. Здесь, в лагере Саранан, нет финансирования для обучения лиц с ограниченными возможностями.

Другой мужчина рассказывает мне свою историю. Он потерял руку и глаз.

Некоторые люди жалуются и говорят, что УВКБ должно больше помогать беженцам. Сотрудникам тяжело это слышать. Эти люди просто не понимают ограниченности ресурсов.

Как сказал один из сотрудников: «Люди по всему миру могут жаловаться на нас, а правительства могут критиковать наши программы, но каждый день мы продолжаем сталкиваться лицом к лицу с голодом, больными людьми, которые ждут от нас помощи».

Как я могу объяснить это? Может быть, это как группа людей в автомобиле и группа голодающих, раненных на войне людей, стоящих у автомобиля. Несколько человек (УВКБ, сотрудники гуманитарных организаций и т. п.) выходят из автомобиля и отдают все, что у них есть, но этого недостаточно для того, чтобы помочь всем. А потом с оставшимися голодающими людьми становится трудно взаимодействовать. Некоторые люди вообще не выходят из автомобиля. Они не пытаются решить проблемы, не могут решить проблемы и не хотят, чтобы к ним обращались. Когда что-то кажется слишком невыносимым, многие люди просто не делают ничего.

Мы идем через лагерь.

Две женщины делают прививки от полиомиелита. Один младенец плачет. Большинство маленьких детей понимают, и они охотно выступают вперед. Это очень простая прививка: несколько капель в рот. Но от этого зависит, смогут или нет эти дети пользоваться своими конечностями в будущем. Без этих агентств люди еще больше страдали бы от заболеваний, которые можно предотвратить.

Ежегодно умирают десять миллионов детей-беженцев в возрасте до пяти лет, большинство – от заболеваний, предупреждаемых вакцинацией, и недоедания.

Мы посетили комнату, где учились молодые женщины. Мужчины, с которыми мы приехали, остались снаружи, а мы вошли.

Девушки встают. Они хотят прочесть для нас «Оду образованию». Хочется плакать. Видеть этих молодых женщин, которые так хотят лучшей жизни и возможности учиться.

На доске написаны несколько математических задач, которые я не могу решить.

Нам приносят газированную воду (каждому разную) – это все, что доступно. Я замечаю один из маленьких жестяных шкафчиков для книг на колесах в углу.

Я спрашиваю их, кем они хотят быть, когда вырастут. У многих девушек один и тот же ответ – врачом. Одна девушка говорит: «Если мы будем усердно работать, то сможем».

Я спрашиваю, что самое трудное в жизни в этом лагере.

«Здесь не хватает рабочих мест» (так странно слышать это от такой молодой девушки).

«Нам нужна вода. Даже с автоцистернами. До сих пор недостаточно воды».

Я спрашиваю через переводчика: «Вы хотите вернуться в Афганистан?» Они хором отвечают: «Да».

Я спрашиваю: «Почему вы не можете вернуться сейчас?»

«В нашей стране война». «Там нам не разрешают получать образование».

Входит пожилая женщина. Она говорит: «До Талибана женщины в крупных городах могли получать образование». Она так счастлива видеть классы, как этот, пусть даже они находятся в лагерях беженцев.

Некоторые из этих девушек учат детей помладше. Девушки встают и приятно улыбаются, когда мы прощаемся с ними. Мы снова выходим в пыль. Жара невыносима. Мы переходим в набитую битком маленькую комнату, где учатся несколько женщин постарше.

Комната размером примерно пять на два с половиной метра. Стены глинобитные, потолок из веток. Вместо окон – небольшие квадратные отверстия. Эти женщины учатся писать. Женщина показывает мне, что она может написать свое имя. Она очень счастлива. «Теперь я могу написать письмо семье».

В окна заглядывает маленький мальчик. У него любопытное лицо. Он смотрит на нас. Я думаю, что, может быть, в этой комнате находится его мать. Женщины говорят, что самая большая польза образования в том, что они могут поделиться знаниями с другими. Когда упоминается планирование семьи и безопасный секс, они смущаются, улыбаются и смеются. Для них это неловко. Одна из женщин, которая недавно вышла замуж, игриво закрывает свое лицо, когда ее спросили, знает ли она об этих вопросах.

Они хотят, чтобы мы их сфотографировали. «Вы можете прислать нам копию? Мы хотим, чтобы наши семьи увидели нас в школе». Было чудесно поговорить с ними.

Выйдя наружу, мы несколько минут постояли у теневой стороны стены. Рядом стояли мальчики и несколько сотрудников с винтовками.

Я не могла писать примерно час. Я чувствую тошноту. Мне нужна вода. Может быть, попив, я буду чувствовать себя лучше.

Мы едем в следующий район. Мы проезжаем мимо старых брезентовых палаток, но так пыльно, что разглядеть их можно с трудом. Это выглядит как край света, затерянное место. Как люди здесь живут?