– Стоп машины, – приказал Манкузо.

– Слушаюсь, стоп машины.

«Красный Октябрь» уже в течение нескольких минут сбавлял ход и полностью остановился только через двести ярдов. «Падука» подошёл к правому борту ракетоносца, чтобы развернуть его. Оба капитана – русский и американец – предпочли бы сделать это самостоятельно, маневрируя собственными двигателями, но повреждённая носовая часть затрудняла разворот. Буксиру с дизельной силовой установкой понадобилось пять минут, чтобы точно выровнять нос подлодки прямо перед огромной коробкой дока, заполненной водой. Рамиус сам передал команду в машинное отделение – свою последнюю команду на этой субмарине. Лодка медленно поползла вперёд по чёрной воде под широкую крышу. Манкузо вызвал на палубу своих людей, чтобы они закрепили швартовы, брошенные им горсткой моряков, стоящих на краю дока, и ракетоносец замер точно в его середине. Ворота, через которые только что вошёл «Красный Октябрь», уже закрывались, и по ним ползло брезентовое полотно размером с главный парус клипера. Только после того как брезент встал на место, в доке включили освещение. И тут человек тридцать офицеров внезапно издали радостный крик, словно были на футбольном матче. Недоставало только оркестра.

– Стоп машины, заглушить реактор, – произнёс по-русски Рамиус, обращаясь к офицерам в машинном отделении, затем перешёл на английский:

– Вот и все.

Подвижный мостовой кран поехал к ним, остановился, поднял трап и осторожно установил его на ракетной палубе перед рубкой. Едва трап оказался на месте, как по нему начали спускаться – вернее, побежали – два офицера с золотыми нашивками на рукавах, доходившими чуть ли не до локтей. Райан узнал того, что был впереди, – адмирала Дэна Фостера.

Командующий морскими операциями отсалютовал флагу, остановился на краю трапа и поднял голову к рубке.

– Прошу разрешения войти на борт, сэр.

– Разрешение…

– Разрешаю, – подсказал Манкузо.

– Разрешаю войти на борт, – громко произнёс Рамиус. Фостер спрыгнул на палубу и по внешнему трапу вскарабкался на вершину рубки. Это оказалось непросто, потому что у ракетоносца всё ещё был заметный крен на левый борт. Адмирал тяжело дышал, когда появился на верхнем мостике.

– Капитан Рамиус, меня зовут Дэн Фостер, – произнёс он.

Манкузо помог командующему морскими операциями перешагнуть через комингс[49]. На мостике стало тесно. Американский адмирал и русский капитан первого ранга пожали друг другу руки, затем Фостер пожал руку Манкузо. Джек оказался последним.

– Похоже, мундир надо привести в порядок, Райан. Да и лицо тоже.

– Видите ли, у нас возникли небольшие осложнения.

– Оно и заметно. Что случилось?

Райан не стал ждать конца объяснений. Не спрашивая разрешения, он спустился вниз. Там, на мостике, у офицеров были свои интересы, которые уже не входили в сферу его деятельности. В центральном посту стояли улыбающиеся моряки, но все молчали, словно опасаясь, что магия этой волшебной минуты исчезнет слишком быстро. Для Райана она уже исчезла. Он огляделся по сторонам, увидел люк, ведущий на палубу, и пролез через него, прихватив с собой все, что принёс на борт «Красного Октября». Затем поднялся по трапу навстречу потоку офицеров, спускавшихся на борт ракетоносца. Никто не обратил на него внимания. Два санитара несли носилки, и Райан решил подождать на краю дока, пока сюда поднимут Уилльямза. Британский офицер пропустил все происшедшие события, потому что пришёл в сознание только три часа назад. Ожидая его, Райан выкурил последнюю русскую сигарету. Наконец на краю дока появились носилки с пристёгнутым к ним Уилльямзом. Следом шли Нойз и оба санитара с подводных лодок.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Райан, идя рядом с носилками к машине «Скорой помощи».

– Я жив… – прошептал Уилльямз. Его бледное лицо осунулось. – А вы?

– Слава Богу! Наконец-то я почувствовал твердь под ногами.

– А лейтенант скоро почувствует под собой больничную койку. Мне было приятно познакомиться с вами, Райан, – коротко произнёс врач. – Побыстрее, парни. – Санитары вкатили носилки в машину, стоящую у широких дверей. Через минуту она уехала.

– Вы – капитан Райан, сэр? – спросил сержант морской пехоты, салютуя ему.

– Да, – ответил Райан, приложив руку к фуражке в ответном салюте.

– Вас ждёт машина, сэр. Прошу следовать за мной.

– Идите, сержант.

Автомобиль, серо-голубой «шевроле», привёз их на базу морской авиации. Здесь Райан поднялся на борт вертолёта. К этому времени он так устал, что сел бы и в сани с оленьей упряжкой. Во время перелёта на авиабазу Эндрюз, продолжавшегося тридцать пять минут, Райан сидел в салоне один, глядя в пустоту. На авиабазе ждал другой автомобиль, который отвёз его прямо в Лэнгли.

Когда Райан наконец вошёл в кабинет Грира, было четыре часа утра. Вместе с адмиралом в кабинете сидели Мур и Риттер. Грир протянул ему стакан, но в нём был не кофе, а настоящий американский бурбон – «Уайлд Тёрки». Все три руководителя ЦРУ пожали ему руку.

– Садись, парень, – сказал Мур.

– Ты чертовски здорово поработал, – улыбнулся Грир.

– Спасибо. – Райан сделал большой глоток. – Что дальше?

– Теперь мы ждём от тебя подробного рассказа, – ответил Грир.

– Нет, сэр. Теперь я улетаю домой, черт побери.

Усмехнувшись, адмирал достал из кармана пиджака конверт и бросил его на колени Райана.

– Тебе забронировано место на первом самолёте, вылетающем в Лондон из Международного аэропорта Даллеса в 7.05. Не забудь помыться, сменить наряд и прихвати Барби-лыжницу.

Райан допил остаток бурбона. От крепкого виски заслезились глаза, но он сумел удержаться от кашля.

– Похоже, вашей форме морского офицера изрядно досталось, – заметил Риттер.

– Мне тоже. – Райан сунул руку под куртку и достал автоматический пистолет. – Да и он не лежал без дела.

– Агент ГРУ? Разве его не сняли с ракетоносца вместе с остальной командой? – спросил Мур.

– Так вы знали о нём? Знали и не предупредили меня! Господи!

– Успокойся, сынок, – мягко сказал Мур. – Мы опоздали на полчаса. Не повезло, но ты справился с ним. Вот что главное.

Райан слишком устал, чтобы закричать от ярости, вообще слишком устал. Грир поставил на стол магнитофон и достал блокнот, страницы которого были исписаны вопросами.

– Уилльямз, британский офицер, в тяжёлом состоянии, – сказал Райан через два часа. – Правда, врач говорит, что он выкарабкается. Подлодка уже не способна идти куда-нибудь. У неё смят нос, а в борту огромная пробоина от торпеды. Между прочим, адмирал, они были правы относительно «тайфуна». Русские построили эту крошку на совесть, слава Богу. Знаете, на этой «альфе» кто-то мог остаться в живых…

– Очень жаль, – произнёс Мур.

– Я так и подумал, сэр, – медленно кивнул Райан. – Не уверен, сэр, что можно оставить людей умирать такой смертью.

– Мы тоже так считаем, – согласился Мур, – но если удастся спасти кого-нибудь с «альфы», тогда, понимаешь, все, через что мы прошли – через что ты прошёл, – окажется напрасным. Тебе этого хочется?

– К тому же вероятность, что кто-то жив, – один к тысяче, – добавил Грир.

– Не знаю, – пробормотал Райан, допивая третью порцию бурбона и начиная чувствовать его действие. Он предполагал, что Мур не проявит интереса к тому, остался ли кто-нибудь живой на «альфе» или нет. А вот реакция Грира удивила его. Значит, старый моряк поддался развращающему влиянию этой операции – или это стало результатом службы в ЦРУ – и забыл о кодексе морской чести. А что тогда сказать о самом Райане? – Не знаю, – повторил он.

– Это война, – заметил Риттер мягче обычного, – настоящая война. Ты хорошо справился со своей работой, парень.

– Главное на войне – это вернуться домой живым. – Райан встал. – И это, господа, я и собираюсь сделать, прямо сейчас.