– Ты думаешь, у тебя есть шанс? – не удержавшись, спросила я.

– Сегодня ночью, Гиллан, все решит судьба. В каком бы облике они ни явились, они не смогут отказать мне в праве вызвать на бой Халса.

Оставалось лишь надеяться, что судьба будет к нам благосклонна. В конце концов, Херрел знал Стаю и Арвон, и если он решился на столь отчаянный поступок, значит выбора у него не было.

– Херрел, но ведь это мне они причинили зло. Разве я не могу призвать их к ответу?

Он положил меч на колени, провел пальцем по клинку от рукояти до кончика, а потом, подумав немного, протянул его мне рукоятью вперед:

– Существует один обычай… Но он возлагает на тебя тяжелое бремя.

– Ну же, расскажи!

– Если при свете огня ты укажешь на Всадника и верно назовешь его имя, он обязан принять человеческий облик. Тогда ты можешь потребовать от него искупить причиненное им зло кровью и поручить мне биться за тебя. Но если ошибешься – станешь всецело принадлежать Всаднику.

– В таком случае какая разница, кто бросает вызов – ты или я?

– Если ты победишь, то можешь потребовать, чтобы тебе вернули Гиллан, а если вызов брошу я, платой за успех будет моя жизнь и честь.

– Я вызову Халса. Укажу на медведя и назову имя.

– Ты видела лишь немногие из наших масок. Мы умеем превращаться в разных существ, и навряд ли на такое испытание Халс явится в привычном тебе облике медведя.

– Но ты можешь подсказать мне…

Он замотал головой, не давая мне договорить:

– Нет, не могу – ни словом, ни жестом, ни даже мыслью! Ты все должна сделать сама. Победишь ты или потерпишь поражение – это бремя нести тебе, тебе одной.

– Но у меня есть истинное зрение, не забывай.

– И хорошо ли оно тебе служит? – спросил он.

Я вспомнила размытые очертания города, увиденные днем, и моя уверенность в собственной силе пошатнулась.

– Сегодня я пыталась… пыталась проникнуть сквозь покров иллюзии… – пробормотала я.

Херрел забрал у меня меч и решительно заявил:

– Мы не можем так рисковать. Я брошу Стае вызов, а там видно будет.

Но его слова не шли у меня из головы. Прислонившись к колонне, я в задумчивости гладила древний выщербленный камень. Мне хватило бы всего нескольких мгновений, чтобы увидеть истинный облик Всадников и назвать верное имя. Как же мне разрушить иллюзию? Думай, думай… В моей сумке есть не только снадобья от хворей, но и травы, которые обостряют чувства и проясняют разум…

– Херрел, ты не принесешь мне мою сумку со снадобьями?

– Для чего она тебе?

– Сумку, Херрел! Сколько у нас времени?

Он странно на меня посмотрел, словно догадался, что я задумала, однако послушно выполнил мою просьбу.

– Этого я не знаю, – ответил он на мой вопрос, кладя сумку мне на колени. – Огонь я разожгу, когда взойдет луна, а затем нам останется лишь ждать.

Ответ его мне не понравился – я должна была знать наверняка, сколько времени в моем распоряжении. Я открыла сумку и на ощупь нашла нужную мне бутылочку из кварца.

– Так что ты придумала?

Я показала ему бутылочку. В сумеречном свете казалось, будто от нее исходит слабое сияние.

– Известна ли вам, господин, трава под названием моли?

– Где ты ее раздобыла? – удивленно охнул Херрел.

– В саду при аббатстве. Настойкой моли почтенная дама Алусан лечила от порчи. Если быть точной, произошло это лишь единожды – в Долинах ведь нет колдунов. – Я улыбнулась. – Один солдат, которому отказали ноги, пожаловался, что это Всадник-оборотень навел на него порчу. Так ли это было на самом деле или нет, не знаю, но дама Алусан дала ему настойку моли и приказала добавлять несколько капель в пиво, и уже через три дня он снова начал ходить. Но у этой травы есть и другое свойство – она разрушает иллюзии.

– Но как ты собираешься ее использовать, если еще не знаешь, кто и в каком облике явится перед нами?

– А мне и не нужно этого знать. Я хочу разрушить собственную иллюзию. Сколько продлится действие травы, мне неизвестно, а значит, нужно точно подгадать время, чтобы истинное зрение не вернулось слишком рано или слишком поздно. Поэтому ты дашь мне знак…

– Это очень рискованно, Гиллан.

– Все, что мы собираемся сегодня сделать, рискованно, Херрел, так что не лучше ли хотя бы попытаться склонить судьбу на нашу сторону?

– Но что, если у тебя ничего не выйдет?

– Нельзя вечно видеть одни лишь тучи, отрицая, что за ними прячется солнце. Ты мне поможешь?

– Да. Я тоже буду чувствовать зов огня и узнаю об их приближении раньше, чем их увижу.

Я разжала вспотевшую ладонь и посмотрела на кварцевую бутылочку. Как ничтожно малы наши шансы на победу…

– Херрел, пока не взошла луна, расскажи мне о своей стране. Какой он, настоящий Арвон?

И Херрел начал свой рассказа. Он поведал мне о народе, населяющем эти земли, о силе и величии Арвона и о его темных сторонах. Любому кажется, что нет на свете края милее, чем родной, в особенности если волею судьбы ты с ним разлучен. Но даже мне, чужестранке, Арвон показался прекраснее родных Долин Высшего Холлака, истерзанных войной, и я искренне восхищалась его народом, по-прежнему могучим и отважным, пусть золотой его век и остался давно позади.

Все жители Арвона, как объяснил мне Херрел, в той или иной степени владели магией. Были среди них адепты – истинные мастера, в уединении постигающие тайны ушедших эпох и иных миров, но их остались считаные единицы. Представители четырех кланов – Красные мантии, Золотые мантии, Голубые мантии и Серебряные мантии – магию использовали лишь в редких случаях. Они выглядели как обычные люди, но жизнь их была намного дольше человеческой. Помимо них и Всадников-оборотней, в Арвоне жили и другие люди: одни прислуживали в храмах высших сил, другие обитали в реках и озерах, третьи предпочитали селиться в тени деревьев, при этом некоторые имели животный облик, но обладали разумом.

– Твой Арвон полон чудес! – воскликнула я. – Думаю, целой жизни не хватит, чтобы увидеть их все!

Улыбнувшись, Херрел встал и спустился с кургана. Тут только я заметила, что на небе появилась луна. Херрел вонзил меч в середину конуса из кореньев. Вспыхнула маленькая зеленая искорка, корни принялись медленно тлеть, словно дерево не желало просыпаться от древнего сна и превращаться в пепел. Трижды Херрел втыкал меч, с каждым разом загоняя его все глубже, и вот наконец языки пламени нехотя поползли вверх, и над корнями поднялся тонкий бело-серый столбик дыма.

Я так сильно сжала в ладони кварцевый флакончик, что его острые грани врезались в кожу. Пробку я вынула наполовину и придерживала ее большим пальцем, чтобы не пролить ни капли драгоценной жидкости.

Херрел вскинул голову. Глаза его горели зеленым огнем, на лице плясали тени, но облик его оставался прежним. Наконец он повернулся ко мне и произнес:

– Они услышали зов.

Слова эти были сказаны на каком-то странном, не совсем человеческом языке, однако я все поняла.

Я спустилась с кургана без его помощи – он и шага не сделал мне навстречу, словно был прикован к своему месту, – и встала рядом с ним:

– Дай мне меч.

Резким движением, словно преодолевая действие какой-то невидимой силы, он протянул мне клинок. Несколько минут мы молча глядели на пустынную, залитую лунным светом дорогу. Когда Херрел вновь заговорил, его голос звучал словно издалека, хотя он и стоял рядом со мной.

– Они идут.

Я щелчком сбила пробку и поднесла флакончик к губам.

– Они уже здесь.

Я выпила содержимое, чувствуя, как едкая жидкость обжигает язык и горло, и снова посмотрела на дорогу. Она больше не была пустынна. Однако вместо зверей, которых я ожидала увидеть, к нам приближались призрачные тени, ежесекундно меняющие очертания. Я видела, как воин, восседающий на лошади, обернулся в омерзительное, ползущее на брюхе чудище, а дракон – в человека с крыльями за спиной и лицом демона. Найти Халса среди этих призраков, в открытую глумящихся над нами, было попросту невозможно. Если чудодейственность моли окажется не более чем легендой, мы обречены! Я изо всех сил старалась удержать взгляд хоть на одной из этих движущихся, перетекающих из одной формы в другую фигур. И тут… По лезвию меча вдруг побежали струйки голубого огня, и я увидела…