Литмир - Электронная Библиотека
A
A

"А ведь прошло десять лет", – бывший штаб-офицер и ныне видит остатки домов, чумазых детей у руин. Всех их будут преследовать гарь и звуки выстрелов по ночам.

Десять лет. Он только теперь должен был выйти из тюрьмы. В конечном счете, не просидел и нескольких месяцев. Годы все равно оставили неизгладимый отпечаток. Голова превратилась в снежную шапку горного пика. У глаз кожа собрана паутиной морщин. К столу приставленна трость. Старая рана не отпускает и поныне, напоминая в дождливые дни нытьем. От хромоты Швецов и вовсе не избавился.

– Ваш кофе, хадрэтак Алексей.

К столу подходит официант, престарелый бербер. Высушенная песками и палящим солнцем кожа, седая борода завита и украшенна кольцами. Фартук перехватывает европейское платье. Житель востока одет в европейскую рубаху с завязанным у горла платком и жилетку. Только голова обмотана в берберскую арафатку.

– Что нибудь еще, хадрэтаг?

– Нет-нет, спасибо. Просто кофе.

Швецов сворачивает газету. На столе с легким стуком появляется сервиз. Табачный смрад из глубины зала уходит от обворожительного аромата. Алексей не спешит, поднося чашку. Вдыхает запах хорошо прожаренных зерен.

"Ольховку" на пару организовали Григорий с Вячеславом. Гриша и сейчас орудует за барной стойкой. Заметив взгляд командира, бывший драгун обнажает зубы и машет приветливо рукой. Над отставным унтер-офицером развешен флаг — черное полотно с белым черепом. Вынесли, поклон обоим друзьям до земли.

"Мы ушли из Ольхово непобежденными"

Так это или нет – пусть судит история. Но пережившим ужасы осады хочется верить. И они верят. Вместе со знаменем вышли не только люди – надежда.

"Ольховка" мельчайшей деталью напоминает славные дни расформированного батальона. По стенам развешаны драгунские шашки и казачьи кривые кинжалы. Несколько старушек Крынок, превращенных в музейные экспонаты.

Швецов задерживается на фотографии, вынесенной вдали от прочих. В центре сам он, в окружении ротмистров. Розумовский, Бульбаш, еще живой юнец Корнилов. Хохотушка Алена бесстыдно прижимается к командиру, позади волшебницу вразумляет майор Максим. Сестра милосердия Людмила, смущенная важными персонами, скромно стоит в углу.

"Подумать только – этот месяц был лучшим в моей жизни. Пепел, огонь и смерть... но я бы все отдал хоть на день вернуться туда"

Кафе битком забито людьми. Ближе к полуночи приносят дополнительные стулья, но и этого не хватает. Беседующие стоят с кружками пива, наполняя зал гомоном и весельем. Большинство в той же черно-белой партийной форме. Несколько жандармов облачаются в дореволюционные синие мундиры, распушив старомодные усы с бакенбардами. В другом углу тихо переговариваются священник с магами. Волшебную академию разогнали, но сегодня бывшие ее преподаватели в парадных мантиях.

Мерный гомон собравшихся сбивается, звучит иначе. В шуме то и дело звучат призывы к тишине. С все уменьшающимися разговорами четче слышна речь радиоприемника:

— Дамы и господа, — пробивается сквозь легкий треск помех, – только что центральная избирательная комиссия окончила подсчет голосов. Мне поручена честь объявить новым канцлером Республики Симерия ... Швецова Алексея Петровича!

Мгновения тишины и вот кафе взрывается от радостных криков. Люди бросаются в объятия друг к другу, плача и поздравляя. В воздух под свист взлетают несколько фуражек. Тут и там хлопает выстрел открывшегося шампанского. С улицы доносятся взрывы салютов, окрасившие ночное небо разноцветными огнями.

В общем гомоне один канцлер остается сидеть невозмутимо. Алексей, придерживая блюдце, отпивает кофе. Прикрывает глаза, наслаждаясь расходящимся по крови теплом.

– Поздравляю, хадрэтаг Алексей, – официант-бербер склоняет голову.

По иронии первые поздравления из уст бывшего раба. К старику, выкупленному Григорию, судьба была благосклонна. Но сколько его собратьев, жителей жаркой Сахары или еще дальнего юга томятся в неволе. Цари хотели избавить страну от крепостничества, Комитет принес цепи и кнут. Жирдяям из Думы хватает цинизма похваляться ростом финансовых притоков.

– Спасибо, но это я должен благодарить. Ты варишь чудесный кофе, я же пока не сделал ничего.

— Отнюдь, хадрэтак, вы даете нам надежду. Мы все верим в вас, — бербер склоняется еще ниже и уходит.

Было бы так просто. Нельзя щелчком пальцев сбить цепи со страны. Куда девать сотни и сотни осевших в Симерии невольников? Не выкидывать же на улицы -- ни домов, ни работы. Потребуются годы для заживления гнойной раны.

Сквозь толпу к Швецову пробивается Туринский. Царский министр сельского хозяйства обрюзг, время и переживания распада страны оставили на лице неизгладимый отпечаток. Но сегодня правая рука монарха воскрес, будто усохший цветок, омытый дождем. На министре строгий фрак, синяя лента переливается бриллиантами ордена. Награда то царская, еще час назад за такое можно было и в застенки угодить.

– Господин канцлер, от лица монархического сообщества мои самые искренние поздравления. С Божьей волей и помощью вручаем вам штурвал. Корабль дырявый, но мы очень его любим, – Труринский пытается шутить, но очень волнуется. Постоянно тряся руку Алексея, переводит дух едва не после каждого слова. – Его величество государь Александр Брянцев, государыня, Великие Княжны и Великий Князь передают привет и наилучшие пожелания.

– Передайте царской семье благодарность, – осторожно, подбирая слова, отвечает Швецов, – я тронут их заботой. Но осмелюсь напомнить их величествам, положение Брянцевых остается неизменным.

Туринский с поклоном удаляется. Алексей еще долго смотрит в спину чиновнику. Он как раз в окружении соратников из монархического крыла. Фраки, бабочки и цилиндры – напускная роскошь. Большая часть старых аристократов беднее Швецова. Ох, не стать бы им головной болью. К счастью монархисты Симерии разобщены и не имеют четкой программы.

"И все же без их помощи ничего бы не вышло"

Поддержку монархистов терять никак нельзя. Старые магнаты, капиталисты и дворяне. Пусть обедневшие, но их связи и опыт управления в будущем станут полезны. Не обошлось и без вклада черносотенцев. Где не помогало слово, приходилось действовать ядом и динамитом. Старая агентурная сеть Черной Сотни пришлась очень кстати.

А Брянцевы... им лучше оставаться в Цинь. Должно быть Дорошенко с ними. Алексею не хватало старого друга, но адъютант сделал выбор. Комитет предлагал пост в Народной Милиции, но Дорошенко избрал путь изгнанника. Пусть так, по крайней мере, верность царской семье вызывает уважение.

– Они хоть с порога не начали царский венец предлагать?

К Швецову подходит Вадим Юрьевич. На шахтном директоре тот же потертый жакет. Он комично приседает в реверансе.

– Полагаете, дойдет до этого? – Алексей искривляет бровь.

– Алексей Петрович, вам не к лицу лишняя скромность, – недавний революционер смеется, – это же очевидно. Достаточно взглянуть на их лица.

Непримиримые будут с обеих сторон. Одни не перестают мечтать вернуть на трон Брянцевых, пусть и в качестве условных монархов. Иные бредят красными флагами и баррикадами. Но пример Вадима Юрьевича и Швецова сплотил многих. Идею революции сменила эволюция. Теперь мощь агитпрома вчерашних бунтовщиков молотом обрушилась на Комитет.

– Нам сейчас не до этого, – отмахивается новоиспеченный канцлер, – такие вопросы все равно должен решать Земский собор.

– Вы правы, впереди много работы. Боже, мы шли к этому десять лет, – мужчины обмениваются жарким рукопожатием. – Мои поздравления, господин канцлер. Вернем нашу Симерию.

Работы и правда много, больше, чем революционер представляет. Возродить магию в масштабах страны труднее, чем в Ольхово. Древние рядом, Алексей почти слышит могучее дыхание спящих сил. Но пробудить Древа Жизни половина проблемы.

"Если они рассчитывают за мой счет возродить старые порядки – Древних ждет разочарование. Никаких танцев с бубнами и крови девственниц. Нам всем нужно научиться разговаривать и понимать друг друга"

89
{"b":"639788","o":1}