– Сэр, ольховская милиция на позициях. Им поручено держать оцепление, надеюсь, хоть с этим справятся, – комендант меняет парадный синий мундир на камуфляж. Лицо измазано угольными полосами, сливая с полумраком шахты.

Майкл обращает внимание на увеличивающуюся груду трофеев. Запасалось подполье знатно. Динамит, внушительные запасы гвоздей и это не считая оружия. Самопальных револьверных карабинов, арбалетов, клинков и винтовок на музей хватит. Даже полосы свинца для мушкетных пуль в отдельных ящиках.

– Нам повезло, мы застали монархистов врасплох, – капитан пинает арсенал ботинком, рассматривая мушкетон – раритет, но даже такое убивает и калечит. Симерийцам нужно отдать должное, трудно представить себя с их средствами.

– Где Швецов? – перебивает майор. Агент, до того воплощение невозмутимости, впервые на памяти коменданта откровенно нервничает.

– Ищем, сэр. Я велел группам ощупывать стены – мальчишка мог сказать не все или просто не знать. Шахта не глубока, мы быстро найдем его.

– В ваших же интересах, капитан, – половиной рта говорит безопасник, нервно кусая губу. – Что со связью? – крутит ручку тапика, расположенного у импровизированного штаба. – Второй, второй, я первый. Как слышишь, прием.

В ответ тишина.

– Почему связи нет? – майор переходит на повышенный тон. Крутит ручку повторно, едва не опрокинув аппарат. – Второй, я первый, прием.

Какое-то время с той стороны трубки возня и шум помех.

– Полагаю, наконец, ширма поднялась и кукловод почтил зрителей присутствием.

Зрачки майора расширяются, застывает не в силах вздохнуть или хотя бы пошевелиться.

– Я буду рад организовать личную встречу, – продолжает Швецов, – и обсудить некоторые аспекты вашего незаконного пребывания в Ольхово.

Сбросить наваждение удается не сразу. Майор медленно, по сантиметру тянет руку к поясу. Пальцы сжимаются на рукояти кинжала. Лезвие перерезает провод и только теперь агент вздыхает, хрипя и хлопая ртом. Хватается за горло, срывая пуговицу – негромкое посмеивание симерийца все еще в голове.

"Беги, – сквозь толщу земли и угля гласит полковник. – Уходи из города, из страны. Прячься в своей Готии и никогда не возвращайся. Ибо я глашатай убитых вами ольховцев. Я есть возмездие и я иду"

Безопасник затравленно озирается, вытирая пот с лица. Готы, сгрудившиеся вокруг, смотрят с недоумением. Кто-то негромко перешептывается, но большинство молчит.

– Что уставились! – рявкает майор. – Швецов в штреках, у второго поста – живо за ним!

* * *

– Все готово, парни?

Лейтенант Эдмунд Смит разменял полтинник. Из них большую часть в армии, даже не успев надеть форму. Мать жена солдата, отец сложил голову в готско-гаэльскую. Тогда еще восемнадцатилетнему Эдмунду жизнь виделась через прицел винтовки. Так и прошагал год за годом, сгорая в песках пустыни, кормя москитов в дебрях джунглей. Все во славу Республики, трех контузий, больной спины и нищей жизни. Сейчас Эдмунд полысел, ремень едва подтягивает пивное брюшко, а он по-прежнему топчет чужую землю.

Командир оглядывается, задумчиво поглаживая густые, посеревшие усы. Мальчишки. Смит рассчитывал застать старость на ферме, с сигарой и добрым ячменным виски. Старине Готии опять понадобились солдаты и вот он тут, у черта на рогах. Никогда не выполняемые обещания достойной платы и кучка юнцов в довесок. Главное, что бы стреляли в сторону врага.

– Включай, сынок.

Один из солдат дергает рычаг и темные проходы шахты заливает свет. Луч прожектора мгновенно выделяет одинокую фигуру. Человек так и продолжает стоять в полный рост, на виду у десятка стволов. У ног лежат тела, по меньшей мере, пятеро. Зрение с годами подводит, но погибшие выглядят плохо. Люди не должны так умирать, что бы не происходило на войне.

"Подонок", – скривившись, лейтенант сплевывает.

– Боже, сэр! Это он один сделал?

– Это не человек, это дьявол!

Люди напуганы. Кто-то целится, один трясущимися руками никак не примкнет штык. Смиту и так достались зеленые новобранцы, а Ольхово не лучшее место для боевого опыта. Не повезло ребятам, но домой их нужно вытащить. К черту приказы.

– Ладно, мальчики, – видя нерешительность, лейтенант поднимается над наскоро набросанной баррикадой. – Ничего не знаю про дьявола, но если он заявится сюда, возьму за хвост и надаю под зад. И так будет, это говорю я, лейтенант Смит.

Лица солдат хоть немного озаряются. Видя командира, бойцы улюлюкают и потрясают винтовками.

– Несите сюда ту штуковину. Пора надрать задницу этому сукиному сыну.

Двое бойцов на плечах переносят огромное, словно для гиганта сделанное ружье. В городе удалось захватить несколько старинных орудий, крови они попили знатно. Приходится повозиться с непривычным откидным замком, заталкивая патрон в казенник.

Лейтенант в который раз поглядывает на клетку. Желтая птичка спокойно сидит на жерти, во всю чирикая. Живая, мелкая зараза. Прожженному вояке не с руки доверять жизнь какой-то птице, но выбор не велик. Если рванет ... А может оно и к лучшему? Пусть рухнет – невелика цена. Главное утащить на тот свет чудовище, тонны земли и угля навсегда погребут проклятую магию.

– Огонь! – командир прикрывает уши и открывает рот – грохот отдает по мозгам молотом, едва дух не вышибая.

Лейтенант кашляет, отмахиваясь от дыма, гарь забивает нос. Ну и примитив. Хотя восьмилинейные снаряды на раз дырявили броню танков. Нет, пуля весом в более чем ста грамм остановит даже колдуна.

– Надо же, не взорвались, – успевает сказать Смит, дернувшись от попавшей на лицо липкой влаги.

Скосив глаза, Эдмунт видит стоящего рядом солдата. Целую секунду, длинною в бесконечность, офицер смотрит на огромные глаза рядового. Весь ужас мира плавает в покрасневших зрачках. Солдат хлюпает заполонившим кровью горлом, продолжая молить командира взглядом. Швецов, живой и невредимый, стоит за его спиной. Выдергивая шашку, проклятый симериец смотрит в глаза застывшему от ужаса Смиту. Я тут, кричат его ледяные глаза, я убиваю твоих людей.

Ни отдать приказ, ни что-нибудь сделать готский командир не успевает. Штрек наполняется выстрелами и криками. Боже! Лейтенант не видел человека, способного двигаться так! Монархист тут и уже в другом месте. Солдаты с перепугу мажут и бьют друг друга. Швецов же с каменным лицом режет, будто мясник в лавке.

– Тварь! Монстр! – лейтенант пятится, растерянно глядя на усеявшие шахту тела. Его солдаты, его мальчики. Дьявол, завершив кровавое дело, поворачивается к нему.

Алексей не шевелится, даже когда гот вскидывает армейский дробовик. Крик Эдмунда глохнет в выстреле. Передернув цевье, стреляет снова и снова. Крупная картечь рикошетит о стенки штрека, превращает в труху балки. Швецов так же стоит, с шашкой в руке, голый по пояс. Кровь, залившая руку до локтя, по капле стекает на землю.

Наконец вместо выстрела сухой щелчок.

– Сдохни! – со штыком наперевес республиканец бросается в атаку.

Отчаянный рывок длится не более нескольких шагов. Незримая сила поднимает в воздух, оставляя беспомощно хрипеть и болтать ногами. Раздается отвратительный хруст и чавканье. Ломается один палец, искривившись ужаленным червем. Волна прокатывается по фалангам, под крики лейтенант дергается, руки и ноги пляшут куклой-марионеткой. Из пробитой грудной клетки выглядывают осколки ребер. Умирает гот раньше рухнувших на грунт останков.

В образовавшейся тишине лишь канарейка продолжает напевать.

Заметив едва уловимое движение, Алексей выбрасывает руку.

– Боже, Швецов, это я! – возникший из ниоткуда Вадим Юрьевич беспомощно трепыхается в руке полковника.

– Вот как работает ваша магия, – флигель-адъютант отпускает бывшего революционера, – должен признать – ловко.

– Не достаточно, – директор растирает горло, косясь на устилающие землю трупы. – Что делать то будем?

Вадим Юрьевич окидывает взглядом Швецова. Вид командира обманчив, за мощью скрывается израненный и уставший человек. Алексей старается держаться ровно, но, то и дело припадает на ногу, часто дыша. От ушей и носа бегут красные дорожки. Долго ли протянет? Весь город свидетель, маги усыхали на глазах и уходили в могилу без готской помощи. Воистину – колдовство меч обоюдоострый.