– Что еще можно сделать?

– Деревья долой. Спилим, будет дополнительное препятствие для готских машин. Только не под корень, пенек гусеницу не остановит, но колесные броневики точно увязнут.

Швецов смотрит на баррикады. Люди продолжают копошиться, из окон домов с высоты этажей летит мебель, тот час подхватываемая и сваленная грудой. Из дверей поспешно уходят груженные чемоданами женщины, тянущие за руку испуганных, не понимающих ничего детей. Проемы незамедлительно занимают вооруженные горожане и солдаты.

До смерти

Двое подростков в коротких штанишках кантуют мусорный бак, пока третий, взобравшись, активно мазюкает надпись черной краской.

"Надеюсь в роковой час у Ольхово достанет смелости", – думает, глядя на мальчишек Алексей.

Один из ополченцев карабкается, держась за многочисленные выступы баррикады. Под свист и аплодисменты оставивших работу защитников, вгрызается в щель древко и ветер сам разворачивает Симерийский флаг.

– Давай танк тут поставим, – отрываясь от зрелища, предлагает штаб-офицер. – Готам от Федоровки прямая дорога как раз сюда.

– Хорошая идея, – кивает Максим, взглядом выискивая удобное место для капонира. – Он все равно черепахой плетется, пусть хоть какой толк будет.

Начальник штаба умолкает, остановленный взмахом руки подполковника.

– Ты слышишь это? – приглушенным шепотом спрашивает он.

Федоровка. Тоже время

Анатолий пробует пальцем выщербленную заточку лопаты. Специальных армейских инструментов почти нет, а подаренный крестьянами инвентарь приходит в негодность пугающе быстро. Парень за последние сутки два черенка сломал, вгрызаясь в каменистую, переплетенную корнями почву. В некоторых местах солдатам и добровольцам приходится браться за кирки, выкорчевывая целые пласты каменной породы. Труд однако дает плоды. С гордостью глядя на собственноручно вырытое гнездо для стрельбы, Толя с чувством выполненного долга погружает лопату в землю.

"Как же я устал", – переводит он дух.

Пальцы с немалым усилием справляются с тугой крышкой фляги. За солнечные часы емкость нагревается, но даже теплая влага приносит облегчение отбивающей ритмы барабана голове. Все суставы ноют с непривычки, истертые мозолями ладони горят.

– Ты уже закончил? – с легкой улыбкой, как бы невзначай любопытствует сидящий на ящике Вячеслав.

Он старательно мотает просушенные свежие обмотки. Снабжение даже у регулярной кавалерии оставляет желать лучшего. Вроде не пехота, а положенные сапоги в дефиците.

У измотанного ополченца сил хватает только на кивок.

– Тогда пошли посмотрим, – Слава хлопает себя по коленям и бодро встает.

На труды пота и крови драгун смотрит, не скрывая издевательское покрякивание и смешки.

– Это разве окоп? – критикует он, так и эдак обходя творение юноши. – Яма какая-то.

– А окоп и есть яма, – бубнит надувшийся Анатолий.

– Одной ячейки мало будет, – продолжает, пропустив замечание мимо ушей Вячеслав. – На тебя одного еще две нужно.

Драгун смеется, теребя за плечо совсем сникшего парня. Бедняга на один небольшой участок сил угробил, что ноги не держат и мозоли, будто в огонь руки опустил.

– А ты думал война одни подвиги и тра-та-та? К ратному делу готовиться нужно, день два, три, а то и месяц. Мы вон в горах когда сидели, больше голодали, чем дымный порох глотали. Подвозов нет, колодец пересох, а вокруг жара да башибузуки в ущельях верещат по своему.

В траншею спрыгивает вернувшийся из села Григорий.

– Ты этого сказочника меньше слушай, – подначивает товарища унтер-офицер, подмигнув слабо улыбнувшемуся Анатолию.

– Можно поверить, я сочиняю, – деланно обижается Вячеслав.

Отмахнувшись, Гриша хлопает по ящику, приглашая молодого добровольца.

– Держи, – он торжественно достает завернутую в старые порты каску, вручая юноше. – Меньше не было, – командир отделения скептически осматривает несколько комично сидящий на мальчике шлем, – но тут не красота важна. Ты только ее обшей, распори штаны, они все равно рваные.

Анатолий с любопытством осматривает обновку. Тяжелая, даже сейчас шею начинает покалывать от веса. Каска красиво блестит на солнце, смотря в даль расправившим крылья двуглавым симерийским драконом.

– Больно много толку от нее, – не упускает возможности вставить пять копеек Вячеслав. – Ребята по одной такой стреляли, винтовка на вылет прошила. Револьверную пули и ту не держит. Тяжесть только зря таскать.

Гриша швыряет в хохочущего драгуна подвернувшимся куском грязи.

– Носи. Готы больше с гаубиц и минометов бьют, от осколков каска тебя хоть как-то убережет. Да и пулю, нет-нет, но и отведет.

– Господин унтер-офицер, – привлекают внимание с наблюдательного пункта. – Танк кажись.

Прислушавшись, теперь и правда можно услышать отдаленное гудение мотора. Удивительного ничего нет, готы, что ни день, катаются туда-сюда. Иногда можно даже увидеть корпус машин, как правило выныривающих из балки и скрывающихся за высотой.

Григорий тянется к телефонной трубке – лучше сразу доложить. Готы вот так несколько суток глаза мозолят, пока не примелькаются, а потом выскочат, как черт из табакерки и шарахнут из пушки.

Однако не успевает драгун закрутить ручку аппарата, как в след за одним мотором заводится еще. Затем снова и снова. Не проходит и минуты, весь фронт ревет ожившими машинами.

Ольхово

Первая тройка аэропланов покидает высоко летящий строй, устремляясь вниз с грацией падающего на жертву ястреба. Под громкое тарахтенье открытых моторов, на улице вмиг воцаряется паника и неразбериха. Необстрелянные ополченцы бегут, кто куда, сталкиваясь друг с другом и лишь больше создавая заторы.

– Не кучкуйтесь! Вы лишь создаете им цели! – пытается докричаться Швецов, но голос глохнет в вое пикирующих самолетов и человеческом гвалте.

Руки начальника штаба сжимаются на плечах подполковника, не смотря на явную разницу в весе швыряя в сторону. Не успевший даже вздохнуть Алексей оказывается накрыт майором.

Спаренные установки "Максимов" выдают длинную очередь. Сплошная стена трассирующих пуль волной проходится по мостовой, выбивает куски бетона, хлестанув по стенам и накрыв баррикады.

Улицу сотрясает дикий вопль, пронизывающий до костей.

Кому повезло, находят укрытие за лестничным пролетом ближайших домов или упав за плотно набитыми мешками.

– Врача! – слышно от баррикады, заглушаемое криками.

Припорошенный стеклом и черепицей, штаб-офицер приподнимает голову. Сердце холодеет от происходящего на улице. Несколько человек катаются по мостовой, извергая из страшных пробоин толчки крови.

Один из ольховцев, сидит прислонившись к стене дома. Одетый в приплюснутую фуражку и затасканную серую одежду, мужчина часто дыша смотрит на вывороченные внутренности.

– Помогите, – как заведенный шепчет он, будто в никуда.

Поднимая голову, Швецов только и успевает провести взглядом уходящие трипланы. Готские самолеты, рискуя зацепить шасси крыши домов, летят поразительно низко. Кажется можно протянуть руку и коснуться нарисованной на борту молнии.

– Не стойте на открытом пространстве! – в который раз кричит Алексей, пытаясь собрать мельтешащих без проку людей.

– Барон, – привлекает внимание Максим.

– Скорее, нужно уносить раненных, – не обращает подполковник внимание.

– Барон! – начальник штаба с силой дергает за рукав Швецова. – Мы справимся. Вам лучше покинуть опасный участок.

Штаб-офицер словно не слышит, пристально смотря в небо. С западной стороны к городу медленно приближается дирижабль. Из облаков как раз показывается обшитый металлом корпус. Как же он огромен! Приземлившись, вполне способен покрыть если не все Ольхово, то Федоровку уж точно.

"Нам его не остановить", – даже забыв испугаться от вида парящего чудовища, отстранено думает Алексей.

Воодушевленные прошлым успехом, трипланы заворачивают круг для нового захода. Барон готов дать клятву, будто видит во всех деталях наглое улыбающееся лицо пилота. От злобы и бессилия кровь хлещет в голову.