Лиззи нехотя берет крошечный кусочек. И Элли, и Генри наблюдают за тем, как она жуёт, и когда ребенок признает, что шпинат не так уж и плох, они делятся улыбками.

Во второй половине дня мы переходим к зверинцу для уроков поведения животных. Лесничий веселее, чем Эдвард. Все внимание детей приковано к нему, как он демонстрирует, как попугай может имитировать человеческую речь. У меня есть предположения, что, несмотря на его грозное телосложение, лесничий обладает мягким сердцем, как Бертрам.

Когда я наблюдаю, как девушки весело обучают попугая разным фразам, заметила, что Эдвард стоит немного в стороне от толпы, скрестив руки на груди. Отпустила руку Рози и пошла к нему.

— Я думала, что ты уйдешь, — сказала я тихим голосом. Теперь, когда мы больше не в теплице, Эдварду не нужно быть здесь. Справлюсь с остальными с Элли и Генри.

Он пожимает плечами.

— Парламент пока закрыт, поэтому моя рабочая нагрузка значительно уменьшилась. Я бы предпочел провести день с вами.

— Даже если мы не одни?

Он притворяется обиженным.

— Ты однажды сказал мне, что у меня есть притягательная полоса. Я не настолько притягательна, что хочу, чтобы ты остался один со мной.

Рука тянет за мое платье. Смотрю вниз и нахожу Лиззи, глядящую на меня широкими, жалобными глазами.

— Что-то не так, Лиззи?

— Я не вижу птичек. Могу я получить стул из теплицы?

— О, дорогая, это слишком опасно для тебя.

Эдвард внезапно поднимает девочку и сажает ее на плечи.

— Лучше?

— О, да, — Лиззи улыбается и ерзает всем телом, чтобы она могла сесть более комфортно. — Намного лучше. Ой, смотрите, птичка такая красочная!

— Подожди, — наставляю на нее указательный палец. — Ты забыла волшебное слово.

— Спасибо, Ваше Высочество.

Я смотрю на них. Лиззи явно в восторге. Эдварду, с другой стороны, кажется, не нравится, что маленькая девочка качает ногами и играет с его волосами, но он вооружился терпением. Мое сердце взволновано, он мог отказаться от этой прогулки. Мог вернуться днем, и все же из-за меня он готов терпеть это.

Когда мы переходим к следующей остановке в зверинце, Эдвард позволяет Лиззи соскользнуть на землю. На этот раз маленькая девочка достаточно проницательна, чтобы поблагодарить его еще раз, прежде чем рысью присоединиться к другим.

— Спасибо, — я подошла к Эдварду и взяла его за руку. — За предоставление детям незабываемого урока.

— Мне трудно отказаться от любой твоей просьбы, если это разумно. И я многому научился, так что не только ты удовлетворена.

Я смотрю на него, все мои чувства отражаются в моих глазах, и на мгновение мы стоим там, глядя друг на друга, как будто нам не нужно больше слов, чтобы передать наши чувства друг к другу.

— Дядя Эд? — голос Рози становится громче. — Тетя Кэт? Пришло время увидеть дом бабочек.

Я нарушаю зрительный контакт с Эдвардом, но я не отпускаю его руку. Тот момент, который мы только что разделили, был коротким — вероятно он длился не более, нескольких минут, но это было так захватывающе и волшебно, что все колебания, остаться ли мне в Ателии, исчезли. Эдвард связал меня с ним, как законно, так и духовно. Я не могу представить свою оставшуюся жизнь без него.

После, Элли и я наблюдаем, как девушки благополучно выходят из дворца, я возвращаюсь в наши комнаты, напевая мелодию, которую никто в Ателии не услышал бы. Пела несколько поп-песен для Эдварда, когда мы были одни, но, хотя он и пытался проявить интерес, могу сказать, что наша современная поп-музыка слишком странная по его вкусу. Чувствую себя немного грустно, зная, что больше не буду слушать песни на своем телефоне. Здесь мне нужен оркестр, который играет только классическую музыку.

Обнаруживаю, что Эдвард крепко спит в кабинете. По какой-то странной причине он напоминает мне «Спящую красавицу», хотя и мужскую версию. Это, безусловно, захватывающая картина — он лежит на низком диване возле окна, а раздвинутые занавески, открывали великолепную панораму осенней листвы в садах снаружи.

Он, должно быть, измотан из-за всех этих парламентских заседаний. Порыв ветра врывается через открытое окно, вызывая у меня мурашки.

Я на цыпочках иду в свою спальню и хватаю прекрасное кашемировое одеяло, планируя укрыть им Эдварда. Несмотря на то, что у него отличное телосложение, существует вероятность, что он может заболеть. Когда поправляю одеяло у него под подбородком, он моргает и открывает один глаз.

— Кэт?

В одно мгновение Эдвард обнимает меня за плечи, притягивая к себе, как в романтической сцене из типичной седзе-манги. Я падаю ему на грудь, а моя голова устраивается под его подбородком. Еще один порыв ветра врывается через окно, шелестя стопкой бумаг у него на столе. К счастью, есть вес бумаги, или эти бумаги будут разбросаны по полу.

— Эдвард, ветер. Надо закрыть окно.

Его другая рука ложится на мою спину в железной хватке. Мне комфортно в его теплых объятиях под одеялом.

— Мне снилось, что ты поднимаешься в воздухе, — бормочет он, и в его голосе чувствуется боль. — Все, о чем мог думать, это вернуть тебя. Однако ты поднималась, и как бы я ни старался, не мог тебя достать.

— Это был только сон.

— Но это может произойти.

— Этого не случится, — слова вырываются у меня изо рта, прежде чем понимаю, что это действительно так.

Его руки сжимаются вокруг меня крепче.

— Правда?

От Крю нет и звука, даже тихого хныканья. Хорошо. Я могу сказать и сделать все, что захочу, без его раздражающего влияния.

Глотаю и глубоко вздыхаю. Мысленно, молча, извиняюсь перед моей матерью, сестрой и Джейсоном. Я действительно не хочу их бросать, но если мне нужно сделать выбор…

— Даже если появится Крю, я скажу ему, что хочу остаться в Ателии. Я не вернусь в свой мир.

Он внезапно переворачивает меня, так что я оказываюсь под ним. Взгляд Эдварда впивается мне в лицо, как будто он хочет убедиться, что я искренна. То, что мое выражение лица соответствует моему тону.

— Скажи это снова.

Поднимаю руку и ласкаю его щеку.

— Я люблю тебя, Эдвард. Обещаю тебе, что пока живу, никогда не покину тебя.

Его дыхание прерывается. А в следующую секунду он полностью закрывает мой рот. Целуя меня, яростно и жадно, как будто я единственный раз после голода. Он целует меня снова и снова, как будто каждый поцелуй крепче привязывает меня к Ателии. Целует меня так глубоко, что я едва дышу, но не хочу, чтобы он останавливался.

И впервые с тех пор, как меня отправили в Ателию, неподдельная радость, охватывает, увлекает, омывает меня, наполняя мой разум, бегая в моих венах, заставляя все мое существо быть отзывчивым и живым. Я обнимаю Эдварда за спину и притягиваю его еще ближе, не заботясь о том, чтобы мое платье доходило до моих коленей, мои юбки скомкались, а туфли упали на пол. О, как прекрасно, иметь возможность отвечать взаимностью. Мне не придется чувствовать себя виноватой, когда он флиртует или пытается сблизиться.

— А-х-х!

Кто-то кричит, а затем что-то падает. Бедная Мейбл стоит в дверном проеме, ее руки касаются рта, а глаза круглые, как луна. На полу лежат осколки чайника и чашек.

— О, — пищит она. — Мне так… так жаль…

Я вскакиваю с дивана, поправляя лиф платья. Вот что происходит, из месяцев сдерживаемой энергии. Но мне нравится это. Мне нравится, как Эдвард, такой жесткий и формальный перед большинством людей, может быть таким горячим в своем желании.

— Не волнуйся об этом, Мейбл, — я сажусь на пол и помогаю ей собирать кусочки. — Это не твоя вина. Я заплачу за новый чайный сервиз.

Нам не хватает времени, чтобы избавиться от беспорядка. Когда Мейбл собрала все осколки в фартук, Эдвард говорит

— Вам не нужно приносить новый чайник.

Мейбл выглядит взволнованной и испуганной.

— Как… как пожелаете, Ваше Высочество. Простите меня, я не хотела находить вас.