— Некогда существовало БОЖЕСТВО, по неизвестным причинами оно распалось на несколько частей. Каждый из нас это есть частичка бога: ты, Иван, являешься богом на 0.35, - Олег подтолкнул ко мне соответствующую карточку, — Маша у нас бог на 0.1, я тоже являюсь богом на 0.1, Виктор был богом на 0.05… Сашенька — на 0.05.

— Фактор божественности? — повторила Маша.

— Ты бредишь, — мрачно подвёл итог я.

— Погоди, здесь простая математика, эти цифры не с потолка взялись: если взять вероятность всех несчастных случаев, произошедших с каждым из нас, и вычесть из 0.35, то получатся эти цифры, я могу показать выкладки.

— Откуда это 0.35? — нахмурилась Маша.

— Это самый концептуальный вопрос, — ухмыльнулся Олег. — Это тот фактор, который в сумме с нашим всеобщим даёт единицу. Вы уже догадались, что сие означает?

— Есть некто, у которого тоже 0.35? — я подпрыгнул, как ужаленный, от полноты переживаний.

— Да, — согласился Олег, доставая из-за пазухи красную картонку с цифрой 0.35 и знаком вопроса около.

— Постой, в голове не укладывается, — недоумевала Маша. — Ты хочешь сказать, что мы все в сумме с нашим таинственным врагом и есть БОЖЕСТВО? Ивановы 0.35 и чьи-то 0.35 будет 0.7, плюс наши с тобой 0.2 это получится 0.9, прибавить Сашины с Виктором 0.1, имеем единицу!

— Какова погрешность? — потребовал я.

Олег неуверенно замялся:

— Примерно ноль целых одна сотая.

Я скептически покачал головой:

— Что же, по-твоему, происходит во вселенной?

— Не «по-моему», а так написал Виктор, — уточнил Олег. — В мире происходит война между тобой, Ваня, и нашим таинственным недругом. Это очень странное противоборство, так как ни ты, ни ОН не можете победить сами по себе, в силу равенства фактора божественности каждого из вас, но один из вас, объединившись, с одним из нас, то есть со мной, Машей, Александрой или Виктором получит перевес в факторе божественности и победит.

— Именно поэтому, когда он, — Маша указала на меня, — находится с нами рядом, попытки покушений проваливаются? А ведь Виктор намекал мне, он даже описывал гипотетический эксперимент с пистолетом.

— Не гипотетический, — отозвался я и в двух словах описал, как было дело на самом деле.

— А как только ты далеко от нас, то по отдельности наш враг может передавить каждого, — раздумывала Маша. — Так в чём же дело? Почему мы ещё живы: Иван же уезжал тогда, в первый раз, в Ленинград?

— Если в идеале всё ясно, то я бы сделал уточнения, — подал голос Олег.

— Будь так добр, — пожелал я.

— Уточнение номер один: созревание происходит не сразу, то есть, например, в детстве мы все вместе едва ли в сумме имели 0.35, поэтому ты, Ваня, был абсолютно прав, когда обратил наше внимание на несчастные случаи, происходящие с каждым из нас в младенчестве и в детстве.

— Дальше, — сказал я.

— Уточнение номер два: мы забыли, что как только этот фактор достигается одним из нас, происходит пересечение красной черты и наступает смерть.

— Ага, — в Машиных глазах мелькнула догадка, — это потому, что зло может получить в союзники одного из нас, только запутав и обманув, а тот, у кого абсолютное созревание наступило, превращается именно в ту часть бога, которой являлся при разделении, и уже никогда не объединится с врагом: иначе бы ещё тогда, в миг распада, примкнул бы к нему. Созревший, напротив, представляет фатальную угрозу нашему недругу, потому что готов объединиться с Ваней и остальными!

— Значит, Виктор тогда рисковал, стреляя в меня? — предположил я.

— Когда он в тебя стрелял, то не рисковал ничем: его фактор божественности заведомо ниже твоего. Но, стреляя в себя, он на самом деле рисковал: была вероятность, что сумма вашего с ним достигнутого божественного фактора ниже фактора 0.35, принадлежащего недругу, тогда бы вы вдвоём не могли бы противостоять смерти, и Виктор застрелился бы, — Олег развёл руками. — Но тогда ему повезло.

Маша сделала то, чего я никогда раньше за ней не замечал.

— Олег, дай сигарету, — попросила она.

Тот протянул ей одну, а я указал на коробок спичек возле газовой плиты. Маша дрожащими руками угробила пару спичек, прежде чем Олег не прикурил ей сам:

— Всё сходится, он же намекал мне, что мы не сможем быть вместе, но не объяснял, почему!

По её щеке прокатилась слеза.

— Уточнение третье, — продолжил Олег, чтобы отвлечь Машу от несчастья, — сумма наших факторов божественности складывается в зависимости от расстояния, в этом подозрения Ивана также оправдываются. Поэтому в миг максимального риска Виктор взял тебя за руку, стреляя в себя, а мы с тобой тогда на крыше на Алтае, только взявшись за руки победили опасность. Поэтому Виктор настаивал, чтобы Маша стала любовницей Ивана — это гарантировало ей максимальную безопасность.

— Возьмёмся за руки? — провозгласил я.

— Вряд ли это поможет, — пожал плечами Олег.

— Наша сумма 0.55, - напомнил я.

— Максимально возможная, — поправил Олег.

— Но ведь, если Виктор тогда, стреляя в себя, остался жив, значит, у меня уже было минимум 0.30! — возразил я. — Нужна самая малость, каких-то пять сотых!

— Нет у тебя этих 0.30! — отрезал Олег.

— Спорим что есть? Боишься? — вскипел я.

— На что будете спорить? На вселенную? Не рано ли шкуру неубитого медведя делить? — мрачно отозвалась Маша. — Ваня, не кипятись, кто в конце концов расшифровал записи Виктора? Дай ему закончить.

— Если бы всё было так просто, нас бы не стало при рождении: чем меньше фактор божественности, тем малозаметней каждый из нас в мешанине людей… детьми — мы были почти людьми. Как у людей и у животных неповзрослевшие особи — детёныши — не потеют, чтобы не иметь запаха, который привлёк бы хищников.

— Запах божественности, — восхитилась Маша. — Олег, ты мог бы стать поэтом.

— Возможно, уже был, — загадочно ответил он.

— Как это?

— Реинкарнация, — ответил тот. — Наша битва продолжается на протяжении всей истории человечества: мы рождаемся, созреваем, пытаемся объединиться против врага, терпим фиаско, умираем… и так без конца.

— Тогда, в Саянах, какие доказательства у тебя были? — поинтересовалась Маша.

— Я же говорил Виктору потом.

— Виктор всегда старался не затрагивать темы тайн нашего существования, — возразила Маша.

— Я видел эротическую сцену, — не углубляясь в подробности, ответил я.

— Бедный, конечно, ты не мог это выложить, — вздохнула Маша и погладила мою ладонь.

— Потом будете переживать, — сухо прервал нас Олег. — Пока мы были детьми и наш запах божественности был слабым, ОН, ОНА или ОНО искало нас, нанося удары во все стороны по каждому, в ком могла затаиться божественность, и чем дальше, тем ближе подбираясь к нам.

— Сколько детей погибло, — прошептала Маша с грустью.

— И не только детей, — согласился Олег.

— Зачем Виктор зашифровал записи? — спросил я.

— Разве не очевидно? — хмыкнул Олег. — Наш противник прослушивает реальность, не думаю, что он может проникнуть в разум всех сразу, но слышать все разговоры он в силах. Сегодня у него не должно оставаться сомнений, кто мы и где мы, потому что я вслух пересказал догадки Виктора.

— Но ведь можно было бы догадаться раньше, — недоумевал я.

— Отнюдь нет, взять хотя бы ваши с Виктором беседы: они вполне могли быть продуктом сумасшествия. Я более чем уверен, что в эпохи нашей с вами реинкарнации резко возрастает число сошедших с ума, больных маниями преследования, страдающих параноидальным бредом или комплексом Христа.

Маша поперхнулась:

— В чём дело? — забеспокоился Олег.

— Я читала в архивах Виктора его проекты по историческим исследованиям, где он изучал статистику по душевнобольным в мире за последние столетия и обнаружил характерные пики. Последний пик как раз приближался, как он писал.

Олег засмеялся:

— Вы ощущаете масштабы происходящего? Сейчас, может быть, ещё в десяти местах по всему миру сидят люди и, как мы, рассказывают друг другу, а после и докторам, что они частички распавшегося бога!