— Почему?

— Потому что она тебе не сознается, тебе придётся выбирать, кому поверить — ей или мне — и кого ты выберешь?

— Разве я могу не поверить маме? — задумалась Саша.

— Тебе придётся.

— Что же делать? — еле слышно спросила совета она.

— Ты поверишь матери, — объявил я свой приговор, — но ты знаешь правду. Стоит вспомнить этих трёх кроликов в подробностях, сравнить и понять, что кролик в трёх случаях один и тот же, только перевёрнутый с боку на бок.

— Как ты их, кстати, находил?

— Предчувствовал, как вас, — это прозвучало мрачновато в контексте изложенного рассказа.

— Ладно, прощай! — она помахала мне ладошкой, приоткрыла тяжёлую дверь храма и протиснулась внутрь. Потом появилась снова и поманила меня белой ручкой. Я подошел, она яростно зашептала:

— Если разболтаешь о моих фантазиях, кастрирую! — поцеловала в щеку и грубо оттолкнула.

Изнутри послышался неожиданный хохот.

Я улыбнулся, злорадствуя — сегодняшнее хоровое пение испорчено из-за приступов веселья.

Снова я обнаружил, что до главного вопроса, так и не дошло. Что же она хотела сообщить и не сообщила в тот раз про Олега?

После этого я направился в гости к Маше. Без приглашения. Это нетактично, но с тех пор как начался распад нашей группы, так и только так удаётся видеться друг с другом. Такое впечатление, что нечто нарушает любые планы взаимных встреч, чуть только они запланированы.

— Какие люди, — меланхолично и мрачно встретила меня Маша, как морозом дохнула.

— Маша, — прямо спросил я, — несколько месяцев назад, за неделю до твоего дня рождения я встречался с Олегом и Александрой. Она тогда заявила, что Олега надо спасать, но — ты знаешь Сашу — она забыла или сделала вид, что забыла, и я так ничего и не понял. А потом она вечно учится, бежит в церковь, у неё всегда нет времени, а, если мы и встречаемся, то это в основном разборки. Чего она тогда хотела сказать про Олега?

— А ты не знаешь? — растерялась Маша, лениво блеснув болотною топью глаз.

— О чём?

— Вы с ним так плотно общаетесь, — задумалась Маша, неторопливо отпуская взгляд, собирая ладонью ночь волос и отводя их за голову. Её движения еле заметно замедленны, кажется даже, время рядом с ней приостанавливает течение, и волосы плавно спадают по плечам, создаётся иллюзия их тяжести, как будто они выкованы из чугуна.

— Я, вот, тоже удивляюсь, чего же я могу не знать про Олега, — я с трудом отвёл глаза от Маши, она была так хороша, что мысли мои, как и время, замедлялись.

— Думаю, Олег ценит твоё мнение и опасается твоей реакции на некоторые вещи и скрывает их, — предположила она. — Он переболел гепатитом.

— Желтухой что ли? — фыркнул я.

— Да нет, гепатитом B, — мрачно возразила она.

— Гепатитом B? — я удивлённо поднял брови.

— Да, и гепатитом С… — Маша уставилась на мою недоумевающую физиономию и вспылила, — ты совсем не понимаешь? Совсем не в курсе? Или кривляешься? Когда ты уехал в Ленинград, Олег сдавал анализы. Были найдены антитела на обе разновидности гепатита, B и С.

— Прости, — я смутился, — я не понимаю, о чём ты говоришь, почему это важно, и какое это отношение имеет ко мне, к тебе, к Александре, ну гепатит, ну B, ну С, хоть D. Ну, Олег, идиот, но он всегда такой.

Маша вздохнула:

— Эти болезни, c буквами B и С, когда они все вмести означают, что Олег употребляет наркотики и заразился от других наркоманов, а ещё гепатит С — неизлечим.

У меня внутри всё оборвалось, я хотел, было, сказать, что это ошибка, но сообразил, что в машиных словах противоречие:

— Постой-постой, как можно переболеть неизлечимым заболеванием?

Маша испытующе изучала меня.

— Представь себе. Александра даже думала, что ты подговорил Олега подделать анализы, чтобы мы поверили в чудо исцеления от твоего присутствия, — Маша значительно завела ладони за шею и потянулась, отчего моё сердце забилось быстро-быстро, но это был отвлекающий манёвр, так как её глаза цепко прощупывали мои. Впрочем, я поддался её женскому соблазну и глаза выдавали только влюблённость, а не боязнь быть разоблачённым.

— А что, неплохая мысль… — пробормотал я, подавляя желание взять её за руку.

Маша улыбнулась уголками рта:

— Но анализы делала мама Александры, а её бы тебе не уговорить.

— Почему это маму Александры мне не уговорить? Скажу ей, что мы в опасности и что надо напугать Олега и всех, чтобы жизнями своими не рисковали и чтобы думали о последствиях. Ради благой цели.

— Её мама тебе не доверяет.

— Не доверяет мне?! Да она меня любит и ценит! — возмутился я, вспоминаю Сашину маму, как она радуется, когда я к Саше в гости прихожу, — да она из всех ваших родителей лучше всех ко мне относиться.

Маша прищурилась, и взгляд её опустился с моего лица ниже, примерно на уровень груди:

— Какой же ты наивный… Помнишь дохлого кролика?

— Только сегодня напомнил Александре эту забавную историю, — согласился я.

Маша нежно улыбнулась:

— А ты глуп, Александра тебе не поверит. Ты каждый раз рассказываешь самые неподходящие истории, чтобы её убедить, а она от этих историй доверяет тебе ещё меньше. Чем ты думал, когда рассказывал про её маму, которая прятала дохлого кролика? Для тебя это забавно, а для неё это будет означать, что ты пытаешься её с мамой поссорить.

— Откуда ты знаешь что и зачем я рассказывал Александре? — хрипло удивился я.

— Я много чего знаю, — прошептала Маша и пододвинулась так близко, что у меня закружилась голова. — А ты откуда знал, что я дома сегодня? Я, вот, видела тогда, как Сашина мама перетаскивает кролика и догадалась, что ты расскажешь это Александре.

— Почему ты молчала все эти годы?

— Что, обо всём нужно трепаться? — Маша подняла фигурную чёрную бровь.

— Почему бы и нет? — задыхался я.

— Во-первых, и у стен есть уши, — прошептала Маша.

Мы так и стояли на пороге её квартиры. Я отступил на лестничную площадку, где меня обдало ледяным весенним сквозняком. В голове прояснилось, показалось даже, что наваждение привиделось, примечталось. Я даже осмелился подколоть Машу:

— Я думал мания преследования только у меня. А во-вторых? — было забавно слушать обоснование собственных идей из чужих уст.

Маша победно улыбнулась, повернулась ко мне спиной, обтянутой платьем, и томно двинулась в квартиру.

— Заходи. Во-вторых, Ваня, твоя речь ни к чему хорошему не привела. Тебе никто не поверил, — бросила Маша, обернувшись. — Закрой за собой дверь, что ты медлишь?

— Но ведь задумались! — победно ответил я, закрыл дверь и ощутил грусть: жаль, что показалось, что она тоже как и я ощущает угрозу, которая нависает над нами.

Мы продолжили разговор в гостиной. Оттенки морской волны, редкие пятна холодного красного, тяжёлые шторы вишнёвого цвета. Я сел на диван, и а Маша забралась с ногами в просторное кресло напротив.

— Задумались, как же! Олег стал ещё безалаберней относиться к собственной безопасности. Знаешь, эти его идеи, что надо всё перепробовать? Они усилились, — баюкающим голоском корила меня Маша.

Я раздумывал, что всё это значит, чего добивается Маша, но наваждение прошло окончательно. Мы беседовали, как старые близкие друзья. Я снова предупреждал, а она снова не верила.

— Вы обе считаете, что Олег наркоман, заразился от общего шприца, когда кололся? — подвёл я итог.

— Провидец! — горько хмыкнула Маша.

— Преувеличиваешь! Почему сразу наркоман, он татуировку на половину спины делал, заразился в тату салоне.

— Сказочки! Я это вижу так, твои идеи о неуязвимости каждого из нас в твоём присутствии Олег принял к сведению и начал экспериментировать, — с радражением ответила Маша.

— Это я виноват во всём? — с обидой отозвался я.

— В каком-то смысле да, — вздохнула Маша.

— Как же он выздоровел? Ведь он выздоровел? Точно? — опомнился я.

— Анализы стали обычными. Да, опять мама Александры, — кивнула Маша, и её взгляд снова обрел глубину.