— А ты думал! Для Александры твои гражданские отношения вне брака уже проблема, а уж остальное вовсе за пределами понимания.
— А ты? — замер Олег. — Что же ты не уходишь? Как ты можешь общаться с наркоманом?
Я засмеялся, дружески толкнул его в плечо:
— В моей категории ценностей главное — доверие. Покайся, Олег! Я возмущён, но если остальные не хотят жертвовать личным ради единства, то почему ты должен?
Олег облегчённо выдохнул:
— Ты хитёр! Принципиальность только рассорит нас. Однако требуешь держать себя в курсе моих дел, а не слишком ли много? Ты мне не папочка и не старший брат.
— Не слишком, — твёрдо отрезал я, и, сбросив напряжение, развалился в кресле. — Тебе нужен взгляд со стороны, тебе нужно чужое понимание, я тебе нужен, только я могу тебя понять.
Олег облегчённо вздохнул.
— А ещё ты не должен бравировать моим существованием и надеяться, что если я рядом, то любая глупость тебе будет сходить с рук! — предупредил я.
— С чего ты взял, что я бравирую?
— Не только ты, все вы!
— Да никто не верит в твои бредни! — возмутился Олег.
— Так уж никто? — горько усмехнулся я, — а я вижу, что, напротив, моё уникальное свойство развращает каждого из вас! Виктор играет в русскую рулетку, Александра смущает попов, Маша встречается с кем попало, а ты колешься общей иглой. Когда ты начал торчать?
— Месяцев пять-шесть назад, зимой.
Я мысленно прикинул: я их собрал в ноябре, это семь месяцев назад. И началось в декабре… Что, если это не они, что, если это наш общий враг понял, что я его раскрыл, и открыл боевые действия против нас? Свёл с ума Виктора, развратил Машу, подсадил Олега на героин… и Александра от всего этого потеряла веру в нас и пустилась искать опору вовне?
— Этого «неизвестно кого» я и опасаюсь, — Олег угадал мои мысли. — Поэтому и предупреждал тебя.
— Я не беспокоюсь, — отмахнулся я, — видишь, раз Маша сама согласилась жить со мной и не убила меня.
— Ради своей безопасности, — напомнил Олег, — или чтобы держать тебя под присмотром.
— Пусть. Если страх гонит её в мои объятья, то это на руку: чем дальше будет страшнее, страха будет больше — она останется с нами.
— Будет хуже? — вздрогнул Олег.
— Так думает Виктор.
Я рассказал о соображениях Виктора, о его визите, о его наблюдениях, а так же о тетради с загадочными таблицами.
— Где сейчас тетрадь? — оживился Олег.
— Валяется дома, он так и не удосужился её забрать, — небрежно отмахнулся я.
Олег насторожился:
— Валяется? Забыл? На Виктора не похоже. Он нарочно оставил тетрадь, а ты не понял.
Я сделал зарубку на память и вернулся к предыдущей теме:
— Александра храбрится, но она с тех пор ушла с головой в свою религию! Я так думаю, что она ищет альтернативу моему могуществу.
Олег закурил, предложил мне, но я отказался.
Молчание повисло, и нам обоим стало ясно, что недоверие, вызванное прошлой недоговорённостью Олега о самом себе, пока полностью не развеялось.
— Как ты выздоровел? — спросил я.
Олег пожал плечами:
— Даже боюсь думать об этом. Это только со стороны легко звучит — стал наркоманом, заболел. Ты знаешь, как наркоманы этого боятся? Как все осторожны. Думаешь, всё так просто? Ты с Машей живёшь, а ты всё делаешь, чтобы сохранить здоровье.
Я смутился. Олег заметил это и поучительно поднял указательный палец:
— Ты с Машей больше рискуешь, чем я. Я продолжаю думать, что заразился в тату-салоне. Потом в анализах была ошибка, потом их переделали, ошибку исправили. Все мы настолько напуганы, что в истерике.
— Олег, ты будешь каждую неделю отчитываться обо всех странностях. Веди подробные записи, не должен допускать даже самые маломальские неточности, — пафосно приказал я.
Он мрачно кивнул.
Я продолжил:
— Я хочу познакомиться с твоим миром ближе, чем хотелось бы, но, как считаешь, выдержу? Я должен быть в курсе не только ваших жизней, но и знать ваши души наизнанку, через каждого из вас зло подбирается ко нам.
— Ты параноик, — услышал я не в первый и не в последний раз, сейчас это говорил Олег.
— Молчи! Ты поставил под угрозу и себя, и меня. Продумай меры безопасности — я должен максимально приблизиться к твоему пороку, но так, чтобы сохранить непредвзятость и не потерять волю.
— Я продумаю, — вздохнул Олег.
— Будь осторожней, — напутствовал я, давая понять, что пора ему уходить. На пороге я вложил в его ладонь заметную сумму денег, — Понадобятся деньги, не скупись, всё должно быть наилучшего качества. Не спеши, продумай общий план — через месяц я должен быть полностью в курсе этой отрасли человеческого порока. Настанет время чистить нужники, и я хочу знать, что такое говно.
Щёлкнул отпирающийся замок.
Олег диковато оглянулся, схватил пачку купюр и бросился прочь по лестнице.
Я вернулся к Маше. Когда я звонил в дверь её квартиры и меня было ощущение, что никто не откроет, что Маша сбежала, или что она откроет и скажет, что всё кончено.
Маша открыла и я попытался обнять её. Получилось неловко. Я потянулся — она отпрянула.
— Не через порог, — объяснила она, — у меня руки в масле.
На кухне я пересказал ей беседу с Олегом за вычетом той части, где Олег говорил о ней.
Маша отвлеклась от плиты и застыла с тарелкой в ладонях, снова возникло ощущение, что Маша прицеливается прежде, чем сказать:
— Не переборщил ли ты с последней фразой про «отрасль человеческого порока»? — после обычной для себя удлинённой паузы вынесла суждение Маша.
— А почему нет? — я хотел обнять ей, но Маша как бы невзначай отошла в сторону.
Я начал наблюдать за нами со стороны и ощутил фальшь. Не фальшь даже, а принуждённость. Она была и раньше между нами, но предупреждение Олега отрезвило. В машиных словах всё время ирония. Разве так смотрят на возлюбленного? Пожалуй, так смотрят на мужа, с которым уже долго живут. Но мы-то живём вместе две недели.
— Ты иногда так вычурно выражаешься, что возникают сомнения в том, что ты «здесь» и «сейчас», — небрежно бросила Маша.
— Не уходи от темы, — предостерёг я, нацеливаясь на ужин, наложенный в тарелки. — Пока я ем, ты будешь рассказывать, почему я могу тебе доверять на все сто процентов. И как… — я на миг запнулся, — как ты стала такой, какой я тебя вижу.
Губы Маши расплылись в сухой улыбке, потом она отозвалась:
— Особенно интересно «как»?
— Не паясничай, я жду.
Она лениво засмеялась.
Я продолжал вопросительно смотреть.
— Потом поймёшь. Прости, — с усилием отмерила Маша.
— Ты отказываешься отвечать? — опешил я.
— Да, — отрезала она.
— Отказываешься? И это после того, что у нас было?
— А что особеного было-то? Какие же вы все мужчины одинаковые!
— Все?! Вот и расскажи про "всех"! И разъясни заодно, почему то, что происходит между нами, не дает мне права услышать подробный рассказ?
— Почему ты решил, что можешь требовать отчёта? — с необычной яростью взорвалась Маша.
— От этого зависит наша жизнь! Моя и твоя, и всех прочих! Нельзя ни на минуту ослабить насторожённость, иначе нас застанут врасплох!
— Кто? Вечно это твоё безличное «уничтожат», «застанут», «угрожают»!
— Маша, остынь, — я мысленно отметил, что призыв успокоиться обычно приводит к обратному, и сменил знак речи. — Нет, кричи, сколько угодно, возмущайся, мы же обо всём договорились: ты находишься рядом, потому что веришь моим страхам и хочешь сохранить жизнь? Для этого совсем не надо было влюбляться в меня. Мы и сейчас можем оставаться вместе: пожалуйста, я буду ночевать в другой комнате, делай, что хочешь, живи, как хочешь, но, заклинаю тебя, оставь тот путь, на который ступила.
— Как ты мне на-до-ел, — по слогам отмахнулась Маша.
— У тебя есть тайные мысли и мотивы? Не так ли? Зачем спектакль городить? Я не могу взять в толк! Если бы это была Александра — но это ты. Я же знаю каждого из вас, как облупленного, и вижу, как на ладони. Импульсивность — не твоя стезя. Когда ты действуешь, то по плану, по разработанному и просчитанному.