Все трое были очень веселыми и пьяными. Глеб еще ощущал в ладони яблочную полноту Лениного колена, которое он то сжимал, то поглаживал под столом последние полчаса.

– Ну ладно, – заключил Корнеев и поцеловал Лену в щеку. Протянул руку Глебу. Повернулся и пошел к остановке трамвая.

– Нам в другую сторону, Глеб, – сказала Лена и захихикала.

Он вызвался ее провожать еще в кафе. От ее ответа зависело все дальнейшее, тем более что Глеб выяснил – живет она одна. В коммунальной, правда, квартире. Она с удовольствием согласилась.

Глеб боялся, что на морозе она быстро отрезвеет. Он же хотел еще долгое время быть с ней, пьяненькой и смешливой. Поэтому, проходя мимо магазина, предложил купить выпить еще.

Они пили вишневую настойку прямо из горлышка на остановке. Потом ехали в трамвае в обнимку и стали целоваться уже в подъезде…

На лестничной площадке прогромыхал лифт. Два раза шумно, словно совсем рядом, вздохнул в уборной сливной бачок. Послышались невнятные детские голоса. Глеб открыл глаза.

С низкой двуспальной тахты в окно ему было видно только серое небо оттепели.

Лена еще спала, лежа на боку к нему лицом и чуть-чуть приоткрыв рот, где на губах оставались вчерашние следы алой помады, со вкусом которой Глеб теперь познакомился. Сбившейся пшеничной копной ощетинилась вчерашняя стрижка.

Он повернулся к ней, чтобы лучше ее рассмотреть.

Комочки туши на ресницах. Розовая шея и мягкое полноватое плечо, наполовину прикрытое простыней.

Он погладил Лену по плечу, потом нашел под простыней груди, прижатые одна к другой.

– Ну, Глеб… – запротестовала она, не открывая глаз. – Ну подожди…

Он переместил руку ей на спину, придвинулся поближе…

– Я еще сплю, – по-детски опротестовывала она его движения и, повернувшись к нему спиной, за все время, что он пыхтел, не издала ни звука и, показалось Глебу, даже не открыла глаз.

Потом в душе Глеба наступила слякоть. Она, уже неинтересная ему, досыпала, комментируя сонным голосом: «Еще десять минут… Еще пять…»

Он кивал. Потом встал, надел брюки и долго смотрел в окно, где за ночь с природой произошли перемены. Природа осунулась и была похожа на старуху, под носом которой висит слякотная капля. Хотя понятно, что весна, конечно…

– Глеб, – позвала она его. Глеб обернулся.

Лена повернулась на спину, натянув до подбородка простыню.

– Ты хочешь завтракать? У меня есть бутылка вина.

– А яблок нету? – хмуро осведомился Глеб, почесывая грудь.

Тахта в Лениной комнате занимала половину пространства, и Глеб, чтобы куда-то приютиться, был вынужден сесть на ее краешек.

– Яблок? – переспросила она. – Нет. Есть оливки, – ответила и вдруг засмеялась.

– Ты чего? – не понял Глеб.

Она села на постели, прикрывая простыней обнажившуюся было грудь.

– Ты нахохленный! Голова не болит? – она взяла с прикроватной тумбочки свои тонкие сигареты, прикурила одну. Предложила Глебу.

– Нет, – с отвращением отвернулся он. Она сглотнула дым, подержав, с шумом выпустила длинную струйку.

Потом сделала еще несколько затяжек, затушила длинный окурок в пепельнице.

– Отвернись, я одеваюсь…

Глеб, не ответив, продолжал наблюдать тоскливый заоконный пейзаж. Скользкую тропинку через двор. Блестящие лужи вокруг детской горки.

– Помоги мне прибрать постель, и будем завтракать.

От вина Глеб повеселел. Утро уже не казалось таким ужасным. Лена наделала бутербродов с ветчиной, открыла оливки.

– Ешь, – приговаривала при этом и добавляла: – Если надо – я еще банку оливок открою.

– Надо, – кивал Глеб, жуя.

– Глеб, – вдруг тихо пробормотала она, когда он доел последний бутерброд и отставил бокал, – тебе надо уходить…

– Конечно, – Глеб был к этому готов. С некоторых пор он всегда был готов к худшему.

– Нет, ты не понял. То, что случилось, – это не случайность. Просто я к этому не совсем готова, чтобы вот так…

– Оставить меня у себя? – пошутил Глеб.

– Ну да… Ну давай хоть для начала куда-нибудь сходим, а?

– Ну конечно, – вдруг смилостивился Глеб. Действительно странно, когда люди начинают вести совместную жизнь с первого свидания.

От выпитого вина и вожделенной близости одиночества, которое было просто необходимо ему после подобных утр, Глеб ощутил тепло и даже приятную лень.

Он не торопясь оделся. Выкурил в форточку сигарету. Поцеловав Лену на прощанье, вышел на скользкий двор. Подняв голову, увидел, как она машет ему рукой из окна.

А к вечеру он начал по ней скучать.

На фоне убогого общажного пейзажа – койка, стол, полка с книгами и электроплитка – скучать было естественно. Потом к пейзажу добавился вернувшийся сосед, и от него в комнату добавилась еще и теснота. К грусти по Лене и ее коммунальному уюту добавилось раздражение. К тому же сосед, не будучи болтлив, все время задавал вопросы. Хотя и не ждал ответов на них. Например:

– Ты уже пришел? – спрашивал он сидящего на койке Глеба. Тот не отвечал, вынуждая соседа видеть ответ своими глазами.

– Ну ты сегодня рано, – комментировал сосед и успокаивался.

Или:

– Ты ел? – и не получив ответа: – Ну тогда и я поем.

Все, что Лена знала о Глебе, – имя и фамилия. Он знал ее адрес и телефон. Действительно, это еще не повод для совместного проживания, думал он. И тут же, заметив на противоположной стене насекомое, издалека похожее на подсолнечное семечко, думал, что иногда и сомнительного повода бывает достаточно.

Лена предлагала куда-нибудь сходить. Почему бы и нет? Но куда? Почему-то на родине он не задавал себе таких вопросов. Там, кроме моря, не было ничего. Море было театром и кино, кафе-баром и даже комнатой встреч, если очень хотелось. Здесь же при наличии всего, кроме как раз моря, приходилось внимательно обдумывать любой вариант, и в первую очередь с точки зрения финансовых возможностей. Или, точнее сказать, финансовых невозможностей.

Повести Лену в театр? Не будет ли этот жест выглядеть фальшивым? Словно отработка ее просьбы. Кино – туда же. Пришедший на ум планетарий – тоже…

Снова пойти в кабак? Благосостояние не вынесет такого удара. А главное, не очень понятно зачем!

Сгодился бы любой шаг, но только в том случае, если бы это был шаг вперед!

Постель, как обычно, случилась раньше, чем надо. В стратегическом, конечно, смысле. Потому что спать вдвоем – прекрасно, но неплохо бы попробовать жить в вертикальном положении.

Шагом вперед могла бы стать совместная поездка, на которую не было денег. Рыбалка, которую Глеб не любил. В общем, какое-то общее хозяйство, пусть даже только на пару дней. Тогда им обоим будет что-то понятно…

Будь Глеб немного старше… или лучше – опытнее, он бы сразу отказался от Лены, переведя приключение с ней в ранг милых мимолетных романов.

Он повозился на койке и отвернулся к стенке, чтобы не видеть соседа, лакомившегося все той же жареной гречкой.

– Не хочешь? – осведомился тот и, не услышав ответа, отреагировал: – Дело твое.

Он не позвонил Лене ни в понедельник, ни во вторник. Он не знал причины, по которой он должен был набрать ее номер. Им овладело то чувство, какое испытывает рыболов на зимней рыбалке, поймав не пролезающую в лунку, слишком крупную рыбу. С одной стороны он счастлив: исполинские размеры и блестящая чешуя – предмет гордости среди коллег. Но с другой – эта рыба еще не его рыба, и он не знает, как быть, чтобы заполучить ее сполна. Оттого боится любого неверного шага, бесполезно сидя у лунки и наблюдая рыбу сквозь дырку во льду.

Проще говоря, просто так звонить было незачем, а приглашение он не выдумал. В будущем Глеб узнает, что если мысли движутся в таком направлении – прекращать отношения надо, не задумываясь. Неестественность в отношениях заметна, как нагота. И выглядит она глупо.

Он набрал ее номер вечером в среду. Спустился на вахту, заплатил дежурной. Втайне он надеялся, что Лены не будет дома.