– Письма, – Квирл равнодушно пожал плечами, – мне всё равно, кто их писал. И жаль, что не ты. Я уж было решил, моя дочь взялась за ум. В любом случае, кто бы ни был их автором, он мне сильно помог.

Расстроенная, Лачтна рухнула в кресло, где ранее сидел верховный маг, и откинулась на мягкую спинку. Уставилась в потолок, а затем закрыла глаза и слушала только стук каблуков сапог отца, с каждой секундой становившийся всё глуше и глуше. Наконец, и он затих.

– Я могу вам чем-то помочь?

Голос принадлежал Галвину. Открыв глаза, Лачтна раздраженно посмотрела на слугу – ему полагалось давно уйти, а он топтался рядом, еще и чайник с остывшим чаем взял.

– Выпейте, – Галвин вылил остатки травяного отвара в чашку, достал из кармана пузырёк с розовыми лепестками, откупорил и бросил два в прохладную воду. Поверхность зашлась пузырьками, а комната наполнилась ароматом чайной розы. – Поднимет настроение.

Рука в белой перчатке протянула чашку. Лачтна взяла её – ту самую, из которой всегда пил отец, отставила на ручку кресла, резким движением стянула перчатку с руки слуги и впилась взглядом в ладонь.

– Надо же… – разочарованно протянула она, – я и не думала, что так бывает…

Галвин промолчал, взял перчатку, надел, поправил ткань на каждом пальце.

– Я решил, что будущее знать вредно.

– Но чтобы ни одной линии… Но я могу и карты раскинуть, – Лачтна сунула руку в карман юбки и нащупала там колоду.

– Моя жизнь не стоит вашего внимания и времени, миледи. Простите.  

Галвин поспешил откланяться и оставить дочь хозяина одну. 

Сидя в кресле, фривольно закинув ногу на ногу, Лачтна медленно потягивала чай, в котором теперь вместо чабреца и лимонника царствовала роскошная роза. Рука всё же не удержалась и вытянула из кармана колоду. Пальцы подцепили первую попавшуюся карту, вытащили и перевернули картинкой вверх. Выпал волк.

***

Звёздный феникс был весь в огне: с широких крыльев летели искры, из разинутого клюва вырывалось пламя, хвост горел, а перья плавились и превращались в янтарную кашу. И в один миг всё взорвалось. Мириадами золотых, оранжевых и алых звёзд зажглось небо, а смотревшие ввысь люди крепко зажмурились. И когда всё погасло, то сквозь небесную черноту проступил новый феникс: бледный, с жёлтым хохолком, нерешительный и крохотный. 

Смотреть, как сгорает и возрождается сказочная птица, любили все. Если не спали, то высовывались из окон домов или высыпали на улицу. Вот и этот день исключением не стал. Даже партию в «летающего джокера» пришлось отложить, чтобы завсегдатаи «Малинового туза», как один вывалившиеся из душного помещения на морозный воздух, смогли по достоинству оценить пафосную красоту небесного чуда. А когда вернулись, то их ждал горячий пунш. Не бесплатный, но аромат пряной гвоздики так дразнил, что ничего не пожалеешь и купишь кружку: и онемевшие на сыром морозе пальцы согреет, и горло продерёт. А там, глядишь, найдутся силы пульнуть партейку-другую, и, может, даже получится отыграться. 

– Новенький, – лысый раздавала поприветствовал вынырнувшего из темноты душного коридора Флинна и кивнул в сторону длинного стола, где метали «даму – два валета». 

Хозяин заведения всегда выходил в зал именно в это время. Самый длинный час в сутках – час волка – занимал почти половину ночи и соседствовал с одной стороны с часом куницы, с другой – с часом полевой мыши. Последней повезло больше, чем следующему за ней часу комара, который и вовсе длился всего три удара сердца*. Но даже за эти три удара люди, родившиеся в столь непродолжительный и писклявый час, успевали наделать пакостей не меньше, чем комар – напиться крови. 

Но Флинн любил час волка вовсе не из-за его длительности. Было в этом отрезке ночи нечто загадочное, роковое, заманивающее в пучину страсти и азарта. Нечто, что нельзя было пощупать или вдохнуть, но можно было испробовать на себе, предварительно залив внутрь добрую порцию пунша. 

– Не вижу, – отрывисто ответил Флинн и хлопнул кружку горячительного. 

– Да вон же. Первую ставку сделал. Рядом с пьяным краснощёким толстяком. В тёмно-синем камзоле с рубином на пальце. 

– Рубин что надо, – хищно облизнулся Флинн. – Прощупай  его: кто такой, откуда про нас знает...

– Знает от Ланса Сайнорта. Помните такого белобрысенького, что у принца Мартана на побегушках был? Принц его выгнал, теперь он к нам нового господина привел семейные бриллианты проигрывать.

– Что ставит?

– Первая ставка по мелочи. Золота с десяток монет. Всё проиграл. 

– Раскрути на ставки повыше. Чтобы у него да при таком рубине и больше ничего не было?

Помощник кивнул. Намазанная жиром лысина блестела в свете свечей и была подобна гладкой поверхности яйца. Красные от бессонницы и вечного табачного дыма глаза хитро прищурились, словно целились в жертву, а руки начали тасовать колоду, вынутую из кармана кафтана горчичного цвета.

Раскручивать игроков в «Малиновом тузе» умели хорошо. Ва-банк сразу идти не предлагали – вначале выясняли, кто таков, какие слабости, чем дышит и на что падок. К принцу из Озёрного края, например, присматриваться долго не пришлось – в первый же день слабых мест насчитали десяток, и не надо было ломать голову, какие крючки закидывать: в ход шло всё, и всё отлично работало. А вот с хранителем печати из Королевства-за-Морем пришлось попотеть. Хромого и пухлого старикашку брал только табак, причем, не дешёвый, который курили в каждом углу заведения, а самый что ни на есть элитный. Покумекали и сделали заказ самому Алистеру де Вриссу, авансом отпустив тому приличную сумму золотом. Зато, когда табак пришёл, дела у работников «Малинового туза» пошли в гору: старик чуть печать не заложил, пыхтя трубкой и пыжась изо всех сил переиграть ловкого Флинна. Только Флинн печать и сам не взял, несмотря на её солидный вес и высшую пробу, а предпочёл сундук простого золота, что было без гербов королевских домов и прочих опознавательных знаков.

Из клубов табачного дыма, застилавших видимость, выплыла длинноногая рыжая девица, в полупрозрачной накидке без рукавов и пёстром платке, повязанном на бёдрах. Нагло протиснулась сквозь толпу, облепившую покрытый зелёным сукном стол, согнала с высокого стула порядком уставшего конопатого раздавалу, уселась – раскованно, нога на ногу, ничуть не смущаясь пристальных и похотливых мужских взглядов, – распаковала новую колоду, смахнула первую карту и громко объявила:

– Дама бубен. Ваши ставки?

Зазвенели монеты, падая на сукно и стукаясь друг о друга, заискрились алмазы, выложенные в довесок к горстям золота, зашумело вино, переливаясь из чёрно-зеленых бутылок в бокалы для богатых посетителей и деревянные кружки, предназначенные их слугам, заворковали полуголые девицы, сидевшие у некоторых господ на коленях и подбадривающие ставить больше и чаще. Когда же всё успокоилось и взоры устремились на рыжую, неторопливо тасующую толстую колоду, та мило улыбнулась, слегка подалась вправо и вполголоса насмешливо спросила:

– А тебе отдельное приглашение нужно?

Цвет рубина на пальце был в тон вину в хрустальном бокале. Эйгон неторопливо потянулся за своим, взял, сделал жадный глоток и ответил:

– В картах ставлю на брюнеток.

– Тогда готовься, – хитрой лисой улыбнулась девица. – Даму треф у нас Сетт хорошо метает.

Поманила к себе лысого, раскинула карты и огласила выигрышный вариант – проиграли все, кто ставил по-крупному.

– Начни с трефовой, – девушка протянула колоду Сетту и уступила место. – Специально для него, – подошла к Эйгону со спины, положила руки на плечи и провела большими пальцами по шее, расслабляя напряженные мышцы. – Нравится? – она замурлыкала кошкой и расхохоталась, наблюдая, как Эйгон вновь приложился к вину, осушил залпом весь бокал, ослабил шейный платок, а потом и вовсе снял и бросил на пол. Верхние пуговицы камзола расстегнулись сами, и рыжая девица нырнула пальцами под рубашку Эйгона, лаская грудь.