– Эйгону, должно быть, талант к искусствам от матери передался. Не зря та актрисой была. И, видимо, очень красивой.  – Арлина бросила взгляд на портрет. 

– На этом портрете настоял отец, сам Эйгон не хотел позировать. Написали и повесили на стену за неделю до начала тёмных дней в истории нашей семьи. Снять бы портрет и в чулане запереть, но отец настоял, чтобы бастард висел вместе с остальными. Да и прошлого уже не вернёшь. 

– Вы считаете, что портрет и последующие события как-то связаны? – угадала Арлина. – А что произошло? 

– Через неделю погибли лорд и леди Тайернак. У обоих лошади понесли, испугавшись змеи. Оба упали и сорвались со скалы вниз в ущелье. С тех пор тот обрыв называют Обрывом скорби. Существует легенда, что с него сбрасываются молодые девушки от неразделенной любви, но то всё – вымыслы и пустая болтовня. Мальчишками долгое время занимались слуги. Вся надежда была на скорейшее достижение совершеннолетия старшим сыном, но нельзя заставить время течь быстрее, чем положено. В общем, день за днём, слово за слово, мальчишки начали цапаться между собой. 

– Лучше бы посостязались в магии.

Тайернак удивлённо вскинул брови. 

– Зачем? Победа явно была бы на стороне бастарда. Кулаками получить пальму первенства было проще. И в один пасмурный день крови было пролито достаточно. Слуги подоспели поздно, и победитель был уже понятен. Обоих драчунов потащили в замок, но проигравший не выдержал позора поражения и ночью сбежал из дома – только его и видели. Позже слуги говорили, что его загрызли волки, но мне не верится. Рождённому в час волка волк не сделает ничего. Я думаю, его смерть была совсем иной, если вообще была. В общем, мой брат исчез, а я достиг совершеннолетия и стал полноправным хозяином Смоляных гор. 

– Очень недостойно с вашей стороны так легко рассуждать об исчезновении брата, пусть и незаконнорожденного, – фыркнула Арлина. – Причины, почему вы его не любите, понятны: он был признан вашим отцом и мог наравне с вами претендовать на замок. 

– Мы искали его везде, – старик будто оправдывался, – но есть вещи, неподвластные даже колдунам. Тем более мой конкурент, как ты выразилась, и сам маг. Он мог ловко замести следы, сделать завесу невидимости – и хоть век ищи. Но я верю в его смерть. Иначе зачем ему бежать из замка, где он может претендовать на кресло хозяина? 

– Не знаю. Наша семья далека от подобных разборок. У нас не было ни кресел, ни портретов скучных и тучных родственников. Было только сильное желание отца выбиться в люди. 

– Твоя фамилия звучит благородно. 

Арлина замотала головой, приподнялась в кресле и потянулась рукой к столу, где стояли полупустые бокалы. Тайернак долго не мешкал, подался вперёд и плеснул вина ей в бокал. 

– Фамилия – обманка, стремление встать на один уровень со знатью, – увидев в глазах лорда недоумение, Арлина пояснила: – Ну, где вы видели знатную фамилию, подобную нашей, чтобы в их семье все, вплоть до прапрадедов, трудились грузчиками? Мы не всегда были теми, кем общество воспринимает нас сейчас. Отец в молодости пошёл по стопам своего отца и тоже подался в порт разгружать корабли. Мать трудилась там же, разносила еду рабочим. Отцу она сразу приглянулась, он бегал за ней, как ужаленный. А та нос воротила и говорила, что ей повезёт и она выйдет замуж за богатого вельможу. Время шло, в порт заходили корабль за кораблем, но ни мужа, ни тем более вельможи не приплыло. Отец всё это видел и не переставал сдавать позиции. Он вообще человек терпеливый и напористый. 

– Это я уже заметил, – улыбнулся старик, потягивая вино и не сводя взгляда с захмелевшей и разболтавшейся девушки. 

– Когда мать уступила его напору, у него к тому времени уже скопилось в кошеле немного крупных медяков и мелкого золотишка. Отец продолжал работать днём и ночью, брался за всё, от чего отказывались другие и выполнял свою работу лучше всех. Начав с продажи гвоздей, он пошёл дальше и уже через пару лет начал продавать ткани. В конце концов, он получил своё первое приглашение открыть счёт в Озёрном банке. Но сказал, что банкиры, хоть и увидели мешок монет, лебезили больше перед вдовой какого-то там барона, которая решила заложить фамильное колье, чтобы сменить обстановку в доме. Отцу почестей и внимания оказано было мало. И тогда он решил, что во всём виновато его имя. И имя сменил. 

– Вот как! – воскликнул Тайернак и сверкнул глазами. – Так ты, выходит, и не де Врисс вовсе. 

– Де Врисс, – упиралась Арлина, – но частично. 

– Погоди-ка, твоего отца зовут Алистером, верно? 

Девушка кивнула. 

– В годы, когда капитал отца только набирал обороты, его знали под прозвищем Лис. Так и говорили: хитёр и изворотлив этот Лис Деврис. А настоящего имени никто не помнил. Отец думал-думал, взял да и добавил к прозвищу несколько букв, а фамилию разделил на манер, как принято у знати. Так и стал он тем самым Алистером де Вриссом, которого теперь разве что слепой и глухой не знает. 

Тайернак задумался, прошёл к письменному столу, взял трубку и медленно закурил, выпуская витиеватые клубы дыма.

– Никогда не думал, что титул может так много значить в жизни, – промолвил он после продолжительного молчания. 

– Конечно, – усмехнулась Арлина, – у вас-то он с самого рождения, у вас не занимают в долг, а затем не унижают на глазах у модисток только потому, что вы одеты не подобающим образом. Вы хоть и носите сплошное бесформенное старьё, но вы – лорд, а я в драных штанах и тунике только в прислуги могу годиться и гроши с пола подбирать. 

– Кто тебе такую чушь ляпнул? 

– Маркиза Штолль. Мы встретились случайно в Тир-Арбенине в модном салоне, – призналась девушка. 

– И что дальше?

Тайернак выскользнул из темноты и присел прямо перед креслом девушки, внимательно смотря на неё. В его глазах бушевало такое нескрываемое любопытство, что Арлина поёжилась. Но слишком много вина было выпито в тот вечер, чтобы тонуть в смущениях и стеснении. 

– Она с презрением осмотрела меня с головы до ног и не стеснялась в колких выражениях. Конечно, мои обноски не шли ни в какое сравнение с её голубым платьем. Или малиновым. 

– Так голубым или малиновым? 

– А я уже и забыла. Какой там цвет в моде у благородных дам?

– Знаешь, на каждое малиновое платье найдётся ещё малиновее, – многозначительно ответил колдун. 

– Конечно, – согласилась Арлина, – вот стану принцессой, покажу ей, как меня высмеивать. Мы завтра утром продолжим варить эликсир? – с наивной простотой в голосе спросила девушка и посмотрела Тайернаку в глаза. 

Тот взгляда не отвёл и, выдержав паузу, ответил:

– Тогда вставай. Завтра с рассветом жду тебя в Ледяной башне. 

Арлина обрадованно подскочила, спрыгнула с кресла. Выпитое вино тут же дало о себе знать – девушка пошатнулась и рухнула бы на пол, если бы Тайернак вовремя не подхватил её на руки. 

– Это пройдёт... это всего лишь усталость... – бормотала Арлина, слабо брыкаясь и пытаясь высвободиться и встать на ноги. 

– Это всего лишь вино, – прошептал Тайернак ей на ухо, движением пальцев гася свечи.

Слипшиеся от пота темно-каштановые локоны разметались по подушке. Красивое тело изогнулось навстречу желанию, а влажные губы приоткрылись, требуя поцелуя. Тот незамедлительно последовал: горячий, нетерпеливый, рваный. И следом тут же сорвался стон, заглушаемый страстным биением двух сердец. 

Длинные тонкие пальцы с колечком на безымянном коснулись небритой щеки, ловко увильнули от настойчивых губ, попытавшихся пленить их, дотронулись до мокрого лба и зарылись в светлые пряди волос. 

Его дыхание обжигало шею; её – возбуждало и дразнило. Запахи дешёвого кислого вина, тяжёлых амбровых духов, вспотевших тел и ненароком раздавленного лесного клопа перемешались и кружили голову. Удовлетворённое желание закипало по второму кругу, страсть горячила кровь, руки начинались беспорядочно блуждать по телу, не пропуская ни одного изгиба. Несколько ударов сердца – и вновь короткие светлые пряди смешались с длинными вьющимися тёмными, и оба любовника ощутили знакомую приятную дрожь.