— Мы ещё не закончили, — произнёс он, активируя уникальную систему обнаружения на шлеме, способную выследить даже смещённую по фазе материю и не составляющую часть активной защиты костюма только из-за чрезмерно высокого энергопотребления.

Всё вокруг преобразилось в чёрно-белую палитру, и по воздуху бункера побежали волны струнных интерференций, мгновенно обнаруживших местонахождение врага. Всё, что сейчас требовалось от Кеннета — это включить собственный стелс, и пробить черепушки каждого из них. Только вот для него такое решение показалось слишком уж тривиальным.

Эти идиоты не знали, с чем имеют дело. Но он — знал. Знал, какие силы порой орудуют в мультиверсе, и с чем порой приходится столкнуться человеку, осмелившемуся выйти за пределы собственного мира. Крылатая звезда, не способная принять во внимание урок на чужих ошибках, грозила всё сорвать, и пустить историю по новому кругу.

И такой сценарий необходимо было пресечь. Любой ценой пресечь.

Он выстрелил, мгновенно отпрыгивая в сторону и уклоняясь от скопления тотчас же выпущенных снарядов. Вспышка накопленного заряда плазмогана, выпущенная им, оставила огромную дыру на том месте, где у гвардейца впереди ещё несколько секунд тому назад находилось сердце. Воин, покачнувшись, грузно повалился наземь. Кто-то из гвардейской толпы удивлённо воскликнул, но Кеннет оставался неумолим.

Раз, два, три. Раз, два, три. Шесть голов. Все, слетели с плеч практически одновременно, будучи сорванными многоцелевым ракетным залпом, снаряды которого изначально конструировались для пробития двигателей низкоатмосферных летательных аппаратов и которые с лёгкостью пробивали любую стандартную броню.

Расправившись с противником, Кеннет внезапно замер, почувствовав, как некое тяжёлое чувство начало сковывать его молниеносные движения и манёвры.

Вся эта бойня была именно тем, чего он пытался избежать.

Тем, что он пытался предотвратить.

Но вот, собственной персоной, Кеннет воплощал в реальность худший из возможных исходов.

Как давно он переступил последнюю грань?

Давно было пора признать. Он просто не помнил.

Если тем, кто столкнулся с реалиями его мира сегодня — ещё только приходилось переосмысливать собственное существование, то Кеннет был тем, кто уже научился жить в новом мире. Пять лет могут быть не таким уж и большим сроком, но — не для него. Не с тем, что ему довелось повстречать.

Но вновь и вновь, он уступал забвению. Каждый раз, когда он терял самообладание — память о том, во имя чего он остаётся на ногах, ускользала. Ему столько раз наносили удар в спину, столько раз разрушали последнюю веру в человечество, что он порой просто не понимал, что продолжает вести его дальше. Там, в прошлом, с которым ему удалось покончить, осталась слишком большая частица его самого.

Неужели, это конец?

Нет, он никогда не примет этого. Ведь он дал слово, что будет идти до конца.

Кеннет усмехнулся. Кому он вообще его дал? Очередному призраку прошлого, оставившего его тонуть тогда, когда он нуждался в руке ближнего больше, чем когда-либо?

Вендервольт права — в этой истории не было никого, кто заслуживал бы спасения. Даже он сам стал лишь тенью того, кем мог стать. Мир прошлого был предан огню, а его тлеющие останки поддавали всё новые и новые искры, догорая с исключительным энтузиазмом.

Возможно, именно поэтому он никогда не отказывался от этих странноватых переговоров с Джекки — ему сложно было это признать, но в какой-то мере они были родственными душами. Оба, сошедшие с рельс, оба с сомнительным прошлым.

Стимуляторы, способные сжечь обычного человека изнутри, понемногу начинали выходить из его организма, и системы костюма впрыснули дозу стабилизатора. Этого не хватало для того, чтобы пресечь полную зависимость, но достаточно, чтобы провести весь последующий день без скашивающей головной боли.

С осознанием, пришло бессилие. Потерянный, разочаровавшийся во вселенной и отчаянно пытающийся отыскать самого себя. Может, в этой бесконечной войне, за которой он постоянно гнался, единственный, кого Кеннет пытался победить — это самого себя?

Проанализировав тактическую сводку, о готовности которой уже около тридцати секунд сигнализировала операционная система костюма, Кеннет понял, что гвардейцы, вступившие с ним в бой, оказались под воздействием чужого биологического оружия, перемешавшего у них всё в голове. Бедняги рано или поздно всё равно перерезали бы друг друга в агоническом приступе.

И он просто прикончил их всех, без каких-либо разбирательств.

Деактивировав шлем — с подаренным имплантами иммунитетом он мог не опасаться любой заразы, тот подошёл к стеклянной стене, всмотревшись в собственное отражение впереди.

И со всей силы вмазал по стене, разрушая всю стеклянную гладь и обнажая тонкий слой бетона, по всей видимости, оставленный для банального сохранения устойчивости конструкции.

Обернувшись в сторону пустого окровавленного зала, он, активировав лазерный резак, поднял плазмоган — единственное орудие, на котором сохранялся знак огненной птицы, и решительным движением стёр эмблему.

Он никогда не был частью какой-то организации. Он был частью идеи. Идеи, движущей этот мир.

Прошлое унесло с собой многое. Действительно многое. Но у него ещё оставались свои козыри в рукаве.

— Немало воды утекло.

Кеннет на мгновение замер. Он не мог не узнать этот голос. И, похоже, на этот раз это было не прошлое, взывавшее к нему с очередного похмелья, но самое, что ни на есть, настоящее.

Он усмехнулся. Впервые за годы, просто добродушно усмехнулся.

— И правда, немало.

Кеннет медленно развернулся, увидев перед собой человека в тёмно-серой офицерской форме, со столь узнаваемым знаком красной звезды на плече.

Прошло всего чуть больше десяти лет, но, кажется, он успел прожить несколько жизней.

— Если ты хочешь изменить мир, начни с себя. Немногие отважились на это.

Кеннета всегда впечатляло, как этот человек был способен держать осанку. Казалось, что даже если в него попадёт противотанковый снаряд, тот всё равно не шелохнётся.

Но, словно прочитав его мысли, тот внезапно расслабился, опустив руки.

— На деле, это не так уж и плохо, — продолжал человек в форме, — быть центральным ядром ИИ-флотилии, чья общая численность достигает ста тысяч отдельных судов. Было бы ещё лучше, если бы мне ещё и позволили ими управлять, а не запирали в изолированной личностной матрице.

— Всё-таки засранцам удалось до тебя добраться, — усмехнулся Кеннет.

— Всё в порядке, — повёл скулой тот, — я всё ещё человек.

Кеннет осмотрел разрушенный зал, где всё ещё валялась целая гора трупов, а под ними — чуть ли не сантиметровый слой уже высыхающих, оторванных вороньих перьев. Но тела поверженных птиц внезапно исчезли.

— Ну, конечно, кому, как не тебе, пришло бы в голову явиться именно сегодняшним числом, — сказал Кеннет, не поворачиваясь. — Это ведь был ты, не правда ли?

Диалог протекал коротко и прерывисто — большую часть того, что они хотели о друг друге узнать, уже было передано незаданными вопросами и не озвученными ответами в последнем столкновении их взглядов. Это был бессловесный разговор людей, которые вместе успели пройти через огонь и воду.

— Нет, я здесь только благодаря тебе. Но…

У человека в форме за всю историю его деятельности было много имён. Много лиц, и много произношений. Такова была специфика его работы. Но сейчас, именно сейчас — он оставался самим собой. Тем, кого отринул, пытаясь укрыться от реальности в собственной зоне комфорта, вместо того, чтобы столкнуться со своими проблемами лицом к лицу, и за что успел поплатиться.

— Твоя миссия здесь выполнена, — добавил он, не сводя со стоящего боком Кеннета взгляда.

Тот ещё раз посмотрел на себя в отражении соседней, уцелевшей стены.

— Я не могу быть уверен в этом, — последовал печальный ответ.

— Нет, — отрезал тот. — Даже я не смог предугадать подобный исход.