Местность делалась всё более гористой, напомнив ему о скачках наперегонки с Ионасом. Скилла чуял, что римлянин рядом, как он чуял спрятавшихся неподалёку оленей и коней, но лесистые горы как будто ослепили его. Он даже усомнился, не обогнали ли они беглецов, не потеряли ли бдительность в спешке? Но тут один из воинов окликнул его. Они натянули поводья, спешились и обнаружили невиданную находку: блестящее греческое кольцо, оставленное, словно сигнал, на развилке, ведущей к большой дороге. Евдоксий!

Гунны поднялись ещё до рассвета и бесшумно направились напрямик, заметив столб серого дыма. Неужели беглецы настолько глупы, что забыли об осторожности? Потом дым исчез, точно кто-то понял ошибку.

Гунны взобрались на горный кряж, откуда, по всей видимости, поднимался дым. Они спешились и повели своих лошадей под деревьями. Их окружала предрассветная мгла, в которой горы походили на мягкое олово, а деревья казались тёмным фоном. Скилла увидел трёх лошадей в ущелье.

Ну теперь-то он с ними расквитается! Однако у Скиллы не хватало опыта для того, чтобы командовать отрядом, да и его воины были молоды и нетерпеливы. Он не успел отдать приказ об атаке, а они уже ринулись с луками вперёд. Карлик и женщина! Тоже мне противники. Гунны с ними за минуту расправятся.

Выкрики воинов спасли Ионаса. Он вскочил и тоже закричал, когда посланные издалека первые стрелы взвились над его лагерем и упали на землю. Бывший писец схватил лошадь, оседлал её и потащил за собой какого-то человека — уж не грека ли? — держа его за шиворот. Женщина и карлик сели на другую лошадь, а третья поскакала навстречу нападавшим, и стрелы гуннов вонзились в её грудь. Стало ясно, что этой добычей нельзя будет воспользоваться: животное зашаталось и упало на землю. Беглецы взнуздали двух своих коней и помчались на них яростным галопом. Вокруг них летели стрелы, а они ехали безоружными. Гунны с ними сейчас разделаются! Но тут арабские кони рванули вперёд и скрылись за ветвями. Воины возбуждённо заорали и пустились в погоню. Их смутило, что они не сумели сразу окружить беглецов. Арабские скакуны набрались сил после ночного отдыха, а взмыленные от подъёма в горы гуннские лошади остались без сил. Стремительный захват превратился в тягостное преследование.

Скилла рассвирепел. Его воины как будто забыли тактику, которой их учили с детства, поскольку каждый надеялся прославиться, вернув Аттиле огромный меч. Они перессорились, громко обвиняя друг друга в промахах, а крепкие кони их будущих жертв обогнули тем временем горный пик и лишили гуннов малейшей возможности подстрелить их на ходу. Когда варвары забрались на вершину, беглецы уже ехали по равнине, где над пенистым потоком навис аркообразный римский мост.

— Мы ещё можем их догнать, — мрачно сказал один из гуннов.

— У них слишком много поклажи, — согласился с ним Татос.

Гуннские кони стали спускаться с горы изломанной линией, у воинов по-прежнему были натянуты тетивы луков, а мечи подпрыгивали на бёдрах. Варвары увидели, как римлянин, карлик, женщина и связанный грек немного помедлили у моста, словно собираясь разрушить его. Но потом беглецы отказались от подобных попыток, свернули с римской дороги, перескочили через небольшой овраг между деревьями у дальнего конца реки и вновь начали взбираться в гору. Теперь они отчаялись, догадался Скилла, и оставили проезжий путь, надеясь, что их преследователи заблудятся в заброшенном, пустынном краю. Это был просчёт, глупая и роковая ошибка, решил он. Гунны не станут медлить, они не привыкли медлить, когда запах добычи похож на след раненого оленя.

Им нужно проехать ещё по одному мосту, и беглецы у них в руках.

Нападение гуннов застигло нас врасплох, и мы, трое, были ошеломлены этой атакой. А вот наш пленник, коварный Евдоксий, отреагировал совсем иначе. Когда мы перебрались на ту сторону Дуная и поскакали на юг, к Альпам, то не сомневались, что петляющий маршрут собьёт гуннов со следа. А потому снизили скорость и дали нашим усталым коням немного передохнуть. Я не разводил костёр даже тогда, когда на горизонте обозначились дальние подступы к Италии, и соблюдал все меры предосторожности. Но как только Дунай остался позади, раздобыл уголь, разжёг огонь, и мы словно ожили от его жара. По-моему, риск был оправдан: уголь горел без дыма.

До этого утра мы ничего не боялись.

Евдоксий постоянно старался привлечь к себе внимание. Кляп во рту вызывал слишком много вопросов, и мы его вынули, решив, что он всё равно будет говорить по-гречески. Однако лекарь явно злоупотреблял представившейся возможностью и болтал без умолку, предлагая свою помощь и давая медицинские советы бесчисленным больным и калекам, попадавшимся нам по пути. Более того, он снимал с пальцев серебряные и золотые кольца, оставляя их на придорожных валунах или брёвнах, надеясь, что гунны увидят их и направятся вслед за нами. Лишь у подножия Альп Юлия с возмущением заметила, что его пальцы пусты. По ночам лекарь припадал ухом к земле и вслушивался, не гонятся ли за нами воины. По-моему, он не столько видел или слышал Скиллу, сколько чуял его, точно руку, протянутую тонущему в глубоких водах. И чем ближе мы подъезжали к Альпам, тем сильнее становилась его уверенность в спасении. Но вот я разжёг последний, роковой, костёр, мы разогрели обед, и я затоптал угли. Однако в кострище всё-таки осталось несколько остывших углей. Поздно ночью, когда усталую Юлию сморил сон, Евдоксий ослабил свои верёвки и дотянулся до сломанной еловой ветки. А на рассвете разворошил этой влажной от росы веткой тлеющие красноватые угли. Предательский дым выдал нас. Проснувшаяся Юлия тут же вскочила и вскрикнула, а Зерко с силой пихнул нашего пленника.

Увы, было уже слишком поздно, и через несколько секунд до нас донеслось гиканье скачущих гуннов.

Мы пришли в отчаяние. Поняв, что нам не удастся разрушить старый деревянный мост, мы свернули с римской дороги и начали пробираться между деревьями. Евдоксий подумал, что мы хотим спрятаться.

— Лучше сдайтесь, — посоветовал он, когда я схватил его, точно мешок пшеницы, и привязал поперёк к седлу, усевшись сзади.

Я, как и прежде, гадал, стоило ли нам брать его в плен и везти к Аэцию. Не ошибся ли Зерко и есть ли у этого предателя и авантюриста хоть какие-то ценные сведения о военных планах противника?

— Вы ведёте себя как дети. Закрываете глаза и полагаете, что вас никто не увидит. Вам не скрыться от гуннов, они всё равно вас поймают. Я видел, как они выстрелили в глаз оленю с двухсот шагов. Если я умру, то и ты тоже. Неизвестно, куда попадёт стрела, пока она не вонзится в грудь.

Я с размаху ударил его, и он громко выругался.

— Освободите меня и отдайте мне меч, тогда, быть может, гунны прекратят погоню, — принялся уговаривать меня Евдоксий. — И в обмен они сохранят вам жизнь.

— Я могу бросить меч на дороге, — сказал я. — И воспользоваться тобой как щитом.

Будь у нас время и оружие, а не этот старый железный меч, мы бы сумели вывести из строя мост. Похоже, что его давным-давно не ремонтировали и лишь наскоро заделали сгнившие доски. Мало кого из странников, перебиравшихся по нему на другой берег, заботило, не провалятся ли в реку идущие вслед за ними. Впрочем, пилигримы обычно обходили эти края стороной. В дырах виднелась белая пена горной реки. Не успел я толком обдумать, сможем ли мы выломать доски, как вниз по склону начала опускаться бурая лавина гуннов. Я поглядел вперёд, и увиденное вдохновило меня.

— Чёрт побери, куда ты нас ведёшь? — простонал Зерко, когда лошади стали взбираться по круче, а из-под их копыт полетел щебень.

— Двадцать или тридцать воинов непременно догонят нас, — ответил я. — И нам нужно их остановить.

— Но как? — воскликнула Юлия.

Гунны выпустили стрелу, но она, не долетев до цели, с треском упала между деревьями.

— Видите эти валуны на склоне и откос над мостом? Если мы сдвинем камни с места, то вниз обрушится лавина.