— Знаю, — вздохнул советник по безопасности, — но что поделать — молодость бывает раз в жизни. Скажи, у них это серьёзно?
Дядя неопределенно махнул рукой, и Рона поняла, что её обнаружили.
— Доброе утро, — она подняла в приветствии руку — как все маги, ибо реверанс в её костюме выглядел бы крайне неуместно.
— Лэсса Рона, — подхватился со стула толстенький Ингаров папа. Он всегда был к ней весьма доброжелателен — возможно, с тех самых пор, как барышня обыграла его в шахматы, — вы всё хорошеете! Сердце разочарованного отца радуется глядя на такую достойную преемницу своего дяди!
— Ингар хороший, — запротестовала девушка, — и вовсе не балбес, так что вы это напрасно.
— Садись, — Эйлас похлопал по обитой кожей скамеечке рядом с собой, — и будь добра, объясни почтенным лэрдам, что такого хотел от тебя наш Ормельн, если даже вмешательство постороннего рыцаря потребовалось.
Девушка задумалась, как бы потактичнее представить ситуацию.
— Всё понятно, господа, — сдавливая очередной смешок, пояснил дядя, — юной лэссе не терпелось смыться на свидание. Романтического толку. А старый мудрый маг решил задержать её, руководствуясь моей просьбой не подпускать чрезмерно любопытную особу к Бессмертному Полку.
Рона досадливо сдёрнула и скомкала берет.
— Святые боги! — вырвалось у графа, — где же ваши кудри?!
— Подпалила, — честно призналась уличённая во всех грехах лэсса. И пока советник разочарованно цокал языком, и не успел сказать о непригодности магической стези для такой красавицы, начав нахваливать возможный семейный был с его сыном, спросила:
— Эйлас, а кто такой барон Ангерн?
— Лэссе не преподают некромантию, — пояснил удивленным собеседникам дядя, — барон — начальник Бессмертного Полка, некромант, лич, и вообще всячески примечательная личность. Я говорю тебе это для того, чтобы ты прониклась важностью момента, и не рванула задавать ему вопросы лично, — лэрды подавили сомневающиеся ухмылки, — ему около трёхсот лет, и я не берусь сказать тебе, сколько из них «мёртвых», так как он умертвил — и сам воскресил себя задолго до твоего… и моего рождения…
Познавательную лекцию бесцеремонно прервали. Отпихнув стражника, в дверь вошёл не кто иной, как вчерашний спаситель, одурачивший мэтра Ормельна.
— Добрый день, отец, ты меня звал?
— Только вас и ждём, — откликнулся Эйлас, ставя крест на повествовании о некроманте-личе, — не стыдно, молодой человек, так обманывать старших?!
Рона подумала, что барон совершенно напрасно озабочен вопросом гипотетической верности супруги: сын был его точной копией, тот же рост, та же осанка, те же почти чёрные глаза. «Молодому человеку» было слегка за тридцать. Но только очень слегка. При дневном свете были заметны рельефные, натруженные каждодневными упражнениями мышцы, ходившие ходуном под курткой абсолютно при любом движении, мужественное лицо с волевым подбородком и короткие, слегка вьющиеся волосы, обнажавшие загорелую шею, которая отнюдь не выглядела беззащитной.
— Ариверн! Ты можешь объяснить, зачем ты так нелепо пошутил? — с плохо скрытой безнадежностью спросил барон Алхасси.
— Затем, что мэтру нужно было чем-то заняться, иначе от безделья он цеплялся с нравоучениями к молоденьким лэссам, — сохраняя каменную беспристрастность лица, сообщил «шутник». И только после неуважительного фырканья заметил Рону, — оп-па. Арлекин, — с совершенно детским удивлением сказал он.
Рона не поняла, к чему это может относиться.
— Позвольте представить, — с некоторым запозданием проговорил отец великовозрастного шкодника, — мой сын, Ариверн Алхасси, сотник королевской роты кавалеристов боевых единорогов.
От восторга и невысказанных вопросов Рона с трудом удержала на месте челюсть.
— Знаете, что! — не выдержал Эйлас, — этот вопрос стоит обсуждать как минимум в присутствии мэтра Ормельна. А он в этот час спит. Так что пойдите с глаз, молодёжь. Оба! Чтоб не мешали пожилым умным людям беседовать о важных делах.
Ариверн беспрекословно развернулся на каблуках. Рона встала, поцеловав дядюшку в щёку и, пожелав счастливого утра, тоже вышла.
7
— А я думал, что старый хрыч пристаёт к простой честной девушке, — хмыкнул новый знакомый, как только за ними захлопнулась дверь, — а это, оказывается, твой учитель, и мне теперь за это выговорят как подростку.
— Не учитель, — задрала нос Рона — иначе в глаза мужчине она бы не заглянула, — и не мой. Просто местный маг.
— Которому поручили тебя опекать?
— Которому делать больше было нечего, — ответила она, и всё-таки не выдержала, — лэрд Ариверн…
— Можно просто Верн.
— Почему вы назвали меня Арлекином?
На его лице отразилось сомнение — не издёвка ли — потом понимание:
— А, ты не знаешь. Пойдём, я тебе покажу.
Рона заколебалась всего на секунду. Потом вспомнила, что держаться подальше её тактично просили только от немертвых с их навороченным командиром, так что если не окажется, что «арлекин» — это местное название кого-то из них, всё в порядке. А если окажется — всегда можно извиниться и сказать, что всё вышло случайно и больше не повторится. Но сначала всё-таки посмотреть. Они вышли за замковые стены, туда, где раскинулся организованный прибранный лагерь. Рона подосадовала на судьбу воинов: небось по три четверти года вдали от дома, всё время в походе, всегда при параде. А толку с того? Только жесткое казенное одеяло, под которым мёрзнешь до рассвета да метла вместо алебарды — каждое утро на уборку до зари, как на парад. Ни тебе военной славы, ни добычи (последнее сражение где выступили элитные королевские войска произошло уже больше двух лет назад, с тех пор дело ограничивалось локальными мелкими разборками), ни даже возможности бросить всё это к химерам — перевод из элитных войск считался смертельным позором.
Путь лежал через лагерь, и Рона с любопытством поглядывала по сторонам: солдаты упражнялись, устраивали шуточные поединки и шутили, оруженосцы чистили доспехи и варили в котлах похлёбку и травяной чай. Один, особо удачливый, с кислой миной аккуратно, стежок к стежку, штопал вышитый стяг — золотое солнце в окружении трёх серебряных лун — символ магов. Вдалеке — на полпути к ближайшей деревне — трепыхались на ветру знамёна кавалеристских полков с лошадями всех мастей на разном фоне. Оно и понятно — тысячу лошадей, будь они хоть самые что ни на есть боевые, вблизи от замковых стен держать совершенно незачем. Стяги пехотинцев, украшенные изображением алебарды, уже остались позади. А поодаль, на небольшом холме…
Рона закусила губу, чтобы не сморозить какую-нибудь очередную глупость. Там, на холме, возвышался обыкновенный неструганный кол, увенчанный серой рваной тряпкой. Ни смеха, ни песен, не ругани не доносилось от чёрных палаток. Только сосредоточенный звон металла, и резкие команды сотников. Девушке показалось, что с холма ощутимо повеяло холодом и она поглубже натянула на уши берет.
— Ну вот, мы и пришли, — жизнерадостный голос Ариверна вывел её из невнятных раздумий, — ты готова? Тогда — смотри!
Рона последний раз оглянулась, чтобы удостовериться, что страшное знамя осталось далеко позади, и повернулась в указанном направлении. Бессмертный Полк тут же вылетел у неё из головы. В свежепостроенной леваде наподобие тех, где держали коней, находились псы. Навскидку можно было предположить, что больше сотни. Сидели, лежали, стояли, не лаяли и не рычали, не пытались наброситься на пришедших — ни чтобы загрызть, ни чтобы выпросить подачку. И каждый из них был окрашен в точности, как её злосчастная куртка — россыпь рваных тёмно-серых пятен на светлой шкуре — оттенком от мышастого до амиантового. Юмор ситуации состоял в том, что каждый из них был раза в полтора больше той злосчастной мелкорослой коровы, что пошла на Ронину куртку, а чтобы прокормить такого пса — Рона подозревала — потребуется пара таких коров на неделю.