Джен рассмеялась:

— Если бы у нас было столько бренди, мы, наверное, могли бы купить хандарайский трон.

— Могу вас удивить. Помните тяжеловесные повозки в самом хвосте обоза — воистину тяжеловесные? Те, что все время где–то застревали?

— Смутно.

— По всей вероятности, принц перед бегством из города доверху загрузил их золотом. Всеми богатствами Эксоптерайской династии. Или по крайней мере всеми, какие мог увезти с собой. Теперь он, скорее всего, уже благополучно вернул содержимое этих повозок в свои подземные сокровищницы.

«Однако не все. Тысячи Имен в сокровищах принца не было. Но, видимо, кому–то другому пришла в голову та же мысль, что Эксоптеру. — Настроение Маркуса омрачилось. — Что бы это ни было, оно явно куда ценней нескольких набитых золотом мешков. Если бы только Янус рассказал мне правду, я мог бы что–нибудь придумать».

Джен, прихлебывая из стакана, не сводила глаз с его лица.

— Вас что–то беспокоит?

Маркус пожал плечами и отвел взгляд.

— Вовсе нет.

— Нет? — Женщина подалась ближе, и теперь они едва не касались друг друга. — Можете все мне рассказать. Я не стану писать об этом в отчете. Обещаю.

Она говорила все тем же беспечным тоном, но в голосе подспудно таилась неподдельная тревога. Маркус вздохнул:

— Мне просто подумалось — хорошо бы полковник побольше делился со мной своими планами. По крайней мере я мог бы хоть что- нибудь ответить, когда меня спрашивают, что будет с нами дальше.

Джен сочувственно кивнула:

— Полагаю, естественно, что люди хотят это знать.

— Конечно. И дело не только в офицерах. Вал и Мор — кадровые служаки, они к такому привыкли, но как же новобранцы? — Маркус покачал головой. — Большинство из нас, ветеранов, отправили в Хандар за то, что мы перед кем–то провинились, но новобранцы попросту выбрали неудачное время для поступления в армию, и им, можно сказать, не повезло. Сколько еще им придется здесь торчать? Пока мы не изловим Длань Господню и Стального Призрака? На это могут уйти годы, если вообще удастся их поймать.

— Вы спрашивали его об этом?

— Кого? Полковника?

Джен кивнула и взяла со стола бутылку. Поколебавшись, Маркус протянул свой стакан, и женщина плеснула им обоим по щедрой порции бренди.

— У меня не было возможности, — сказал Маркус. — В последнее время я с ним почти не вижусь.

— Почему же?

Маркус пожал плечами:

— Он проводит время у себя в комнате или в обществе принца.

— Он приказал вам держаться от него подальше?

— Нет, — ответил Маркус, вдруг замявшись, — но…

Ему вдруг захотелось рассказать Джен о подземной камере. О таинственных Именах, настолько важных, что их поиски поручил Янусу лично его величество. Возможно, Джен знает что–нибудь о намерениях полковника. Возможно, она сумеет помочь…

«Не будь дураком, — прошептал из глубин сознания внутренний голос. — Ее послал Конкордат. Все агенты Конкордата — убийцы и шпионы, глаза и уши, ножи во тьме. Она работает на Последнего Герцога, а не на короля и уж верно не на полковника. Поделись с ней чем угодно, и одному Богу известно, как она распорядится твоей откровенностью». И все же сейчас, когда Джен, склонив голову к плечу, сквозь тонкую завесу каштановых волос любовалась сияющим янтарем бренди, Маркус с трудом мог представить ее среди зловещих личностей в кожаных кителях, которыми изобиловали сюжеты грошовых пьес.

Он порывисто поднял стакан:

— За Адрехта!

— Вы имеете в виду капитана Ростона? — уточнила Джен.

— Когда–то давно, в юности, именно он угостил меня первым глотком этого бренди.

Джен помедлила.

— Он еще не…

— В Велте он заслонил меня собой от удара сабли. Тогда рана казалась не слишком опасной, но потом ему стало хуже. Прошлой ночью хирурги отняли у него руку. Сегодня утром он выглядел чуть получше, но… — Маркус сжал левую руку в кулак и уставился на него.

Джен кивнула и подняла стакан:

— Что ж, за Адрехта!

Они выпили. Выдержав минутную паузу — дань уважению, — Джен сказала:

— После сражения на тракте я хотела спросить вас об Адрехте, но…

— Но?

— Подумала, что вы решите, будто я вынюхиваю что–то для министерства, и откажетесь отвечать.

— Ясно. Что ж, наверное, вы были правы.

— Можно я спрошу сейчас? Клянусь, это не для отчета. Мне просто любопытно.

Маркус одарил ее долгим взглядом, затем пожал плечами:

— Валяйте.

— Когда полковник хотел арестовать Адрехта, вы пригрозили подать в отставку.

Это был не вопрос, а утверждение. Интересно, подумал Маркус, откуда Джен узнала об этом — от самого Януса? Или же история с отставкой уже стала достоянием всего полка?

— Да, это так, — сказал он.

— Но почему? Полковник мог отдать вас под расстрел.

— Адрехт — мой друг, — признался Маркус. — Мы вместе учились в академии.

— Даже ради друга такая жертва — уже чересчур.

Маркус помолчал, уставившись в опустевший стакан. «Какого черта? Даже если она вставит эту историю в свой отчет — велика важность!» Он протянул стакан, и Джен безмолвно налила новую порцию.

— Он спас мне жизнь, — сказал Маркус после минутного размышления.

— Понимаю. В каком–нибудь бою, наверное?

Маркус покачал головой:

— Задолго до всяких боев. Вы ведь читали мое личное дело?

— По пути в Хандар.

— Насколько подробно там описана моя жизнь?

Джен пожала плечами:

— Не слишком подробно. Даже министерство не в состоянии знать все обо всех. Там сказано, что вы сирота, что были в академии одним из лучших учеников вашего класса и что сами подали рапорт о назначении в Хандар.

— Сирота. — Маркус поставил стакан на стол, повертел его, глядя, как радужный свет преломляется в янтарной жидкости. — Да, можно сказать и так.

Джен промолчала, явно чувствуя, что проникла в опасную зону. Маркус сделал глубокой вдох.

— Когда мне было семнадцать, — начал он, — примерно через год после того, как я отправился в академию учиться на лейтенанта, в нашем доме случился пожар. Лето выдалось засушливое, очевидно, где- то на лужайке занялась сухая трава. Никто и заметить не успел, как огонь перекинулся на дом. Все запылало. Мать всегда твердила отцу, что наше ветхое жилище, случись пожар, превратится в смертельную ловушку, но он отвечал, что дом — памятник истории и перестраивать его было бы преступлением. — Маркус постучал пальцем по стакану с бренди и засмотрелся на переливы янтарной ряби. — Они оба погибли. Как и моя сестра Элли — ей было всего четыре, и почти все слуги — люди, среди которых я вырос.

Джен легонько, почти невесомо коснулась его руки:

— Господи. Сочувствую вам.

Маркус кивнул:

— Адрехт был со мной, когда пришло это известие. Я не выдержал, стал тайно выбираться из академии, часами болтался в барах для чужеземцев, слишком много пил, затевал драки. Я даже не подозревал, что Адрехт следит за мной, но однажды ночью он застиг меня в саду за домом, у одного из потайных лазов, которыми мы пользовались, чтобы обойти часовых. Он вручил мне пистолет и сказал… — Маркус слабо улыбнулся, погружаясь в воспоминания. — Он сказал, что, если уж я хочу убить себя, надо сделать это здесь и сейчас, потому что путь, который я избрал, слишком долгий и всем доставляет уйму хлопот. Я взбесился, кричал, что он ничего не понимает и понять не может, но Адрехт не отставал и называл меня трусом. Наконец я приставил пистолет к виску — просто чтобы показать ему, что я не трус. Уже не помню, хотел ли я впрямь нажать на спусковой крючок, или у меня тряслись руки. Зато до сих помню легкий щелчок, с которым опустился курок. Пистолет, конечно же, не был заряжен. Когда мое сердце вновь начало биться, я понял, что Адрехт прав. — Маркус поднял стакан и одним глотком осушил его. — Я вернулся к учебе, стал одним из первых учеников, получил серебряные нашивки. После моей лейтенантской стажировки Адрехт решил стать капитаном, и я последовал его примеру. Потом его отправили в Хандар, и я заявил, что отправлюсь с ним. Он пытался отговорить меня, но я сказал: «Чего ради мне здесь оставаться?» — Маркус с решительным стуком отставил стакан. — Вот и все.