По счастью, в ближайшем будущем осада форту не грозила. Ворданаи ретировались из Эш–Катариона, бывшей столицы принца, и, поскольку их намерение покинуть Хандар было очевидно, искупители удовольствовались тем, что пристально проследили за их исходом. Тем не менее Маркус обглодал себе ногти до живого мяса за все эти недели ожидания флота.

— Что ж, — произнес он, — пойдем, пожалуй, знакомиться с полковником.

Лейтенант деликатно кашлянул. Маркус достаточно долго общался с Фицем, чтобы без труда перевести этот звук в слова: «Сэр, вы собираетесь сделать нечто крайне глупое и/или неуместное». Он окинул взглядом комнату, потом посмотрел на себя — и сообразил, что имел в виду Фиц. Маркус был одет, строго говоря, не по уставу: рубашка и штаны хоть и синего цвета, почти близкого к норме, но пошиты в Хандаре, поскольку дешевые изделия ворданайских фабрик давным- давно уже выцвели либо истрепались. Капитан тяжело вздохнул.

— Надеть парадную форму? — обреченно спросил он.

— Это было бы в высшей степени подобающе, сэр.

— Верно. — Маркус поднялся на ноги и поморщился, когда затекшие мышцы отозвались ноющей болью. — Пойду переоденусь. Посторожи снаружи и, если полковник вдруг явится сюда, постарайся его задержать.

— Есть, сэр.

«Если б только, — думал Маркус, глядя, как лейтенант плавной поступью покидает кабинет, — если б только я мог целиком и полностью возложить общение с полковником на Фица! Парень явно знает толк в таких делах».

К парадному мундиру прилагалась парадная шпага, которую Маркус не надевал с тех пор, как закончил военную академию. Теперь из–за тяжести шпаги его словно перекосило, а торчащие назад ножны представляли серьезную угрозу для окружающих всякий раз, когда капитану по забывчивости случалось чересчур резко поворачиваться. Парадная форма, пролежавшая пять лет на дне сундука, показалась ему гораздо более синей, чем помнилось. Одевшись, Маркус для приличия провел гребнем по волосам и, воспользовавшись обмылком, наскоро ополоснул лицо.

— Господин старший капитан, да вы сущий франт! — промолвил Адрехт, нырнув в палатку. — Надо бы вам почаще надевать парадную форму.

Маркус, сражавшийся с одной из бесчисленных латунных пуговиц мундира, упустил ее и от души выругался. Адрехт расхохотался.

— Если хочешь сделать доброе дело, — проворчал Маркус, — так хотя бы помоги.

— Разумеется, сэр! — тут же отозвался Адрехт. — Всегда рад услужить.

Все упоминания о старшинстве или должности Маркуса были со стороны капитана Адрехта Ростона безусловной насмешкой. Он учился в военной академии вместе с Маркусом и был младше его на целых семь минут — ровно столько времени прошло на выпускной церемонии между оглашением их имен. Это обстоятельство было для обоих предметом шуток — до тех пор, пока не погиб Бен Варус, и разрыв в семь минут не определил (к несказанному облегчению Адрехта), что бремя командования полком должно лечь на плечи Маркуса.

Адрехт был высокого роста, с крючковатым носом и худым, чисто выбритым лицом. Закончив военную академию, он перестал подстригать свои щегольские темные кудри. Пронзительный взгляд умных голубых глаз и едва заметный изгиб рта создавали впечатление, что он вот–вот одарит собеседника ехидной усмешкой.

Маркус командовал первым батальоном, а Адрехт — четвертым, который на марше неизменно замыкал строй. Капитан Ростон и два других командира батальонов, Вал и Мор, а также покойный Бен Варус и его брат с самого прибытия в Хандар стали для Маркуса второй семьей. По сути, первой и единственной.

Маркус застыл в стесненной позе, пока ловкие пальцы Адрехта застегивали пуговицы и расправляли ворот мундира. Глядя поверх макушки друга, он спросил:

— У тебя была какая–то причина явиться сюда? Или просто не терпелось посмотреть, как я опозорюсь?

— Да ладно тебе. Можно подумать, это такая уж редкость. — Адрехт отступил на шаг, полюбовался делом рук своих и удовлетворенно кивнул. — Судя по наряду, ты отправляешься на встречу с новым полковником?

— Верно, — кивнул Маркус, стараясь не показывать, как мало прельщает его эта перспектива.

— Не найдется минутка отметить? — Адрехт приоткрыл полу мундира, показав горлышко пузатой коричневой бутыли. — Я припас кое–что специально для этого случая.

— Полковнику вряд ли понравится, если я явлюсь на встречу мертвецки пьяным, — ответил Маркус. — С моим–то везением я, чего доброго, облюю его с головы до ног.

— От одной–единственной чарки?

— С тобой чарка никогда не бывает одной–единственной. — Маркус подергал чересчур тугой ворот и сел, чтобы привести в порядок сапоги. Раздался лязг — это ножны смели пустую оловянную тарелку и стукнулись о походную койку, — и он поморщился. — И что, собственно говоря, нам отмечать?

— Как что? — удивился Адрехт. — Избавление от этого пустынного ада, что же еще? Через неделю мы уже будем полным ходом плыть на родину.

— Это ты так думаешь. — Маркус с усилием подтянул неподатливый сапог.

— Не только. Я слышал, как Вал говорил то же самое Зададим Жару. Даже рядовые только об этом и толкуют.

— Не Валу это решать, — сказал Маркус. — И не Зададим Жару, и уж тем более не рядовым. Принять такое решение может только полковник.

— Да брось! — воскликнул Адрехт. — Ты отправляешь рапорт, что у серомордых завелись какие–то новые священники, которые не слишком нас обожают, да еще имеют скверную привычку жечь людей живьем и, кстати, превышают нас числом раз этак в двести, а принц от всего этого сильно не в духе. И вот нам присылают пару тысяч солдат и нового полковника, который, ясное дело, собирается изображать этакого тиранчика, жечь деревушки, показывать жалким крестьянским шайкам, кто здесь главный, и так далее. Наконец он прибывает сюда — и обнаруживает, что вышеупомянутые священники собрали тридцатитысячное войско, что местные ополченцы, которых мы обучали и вооружали, перекинулись со всеми потрохами на сторону врага, а принц, решив не тратить времени даром, загреб денежки и ударился в бега. И как, по–твоему, этот полковник поступит?

— Ты исходишь из предположения, что у него имеется хотя бы капля здравого смысла, — заметил Маркус, затягивая шнурки. — Львиная доля полковников, которых я встречал в академии, была не слишком–то одарена в этой области.

— Да и ни в какой другой, — согласился Адрехт. — И все–таки даже они были бы способны понять…

— Возможно. — Маркус встал. — Я пойду и все выясню сам, ладно? Хочешь со мной?

Адрехт покачал головой:

— Пойду лучше гляну, все ли у моих парней в порядке. Ублюдок наверняка пожелает устроить инспекцию. Все они так поступают.

Маркус кивнул, снова поглядел на себя в зеркало и, помолчав немного, окликнул:

— Адрехт?

— А?

— Если мы и вправду отправимся домой — что ты сделаешь?

— То есть?

— Насколько я помню, некий граф заявил, что, если ты когда- нибудь подойдешь ближе, чем на тысячу миль, к его дочурке, он привяжет тебя к пушке и запустит в сторону Вора.

— А, вот ты о чем! — Адрехт усмехнулся. — Думаю, он уже забыл об этом.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Маркус стоял рядом с Фицем на краю обрыва и наблюдал, как плетутся вверх по дороге последние роты прибывшего подкрепления. От подножия до вершины скалы было полсотни метров, и на всем этом расстоянии дорога немилосердно петляла. Колонна солдат, поднимавшихся вверх по склону, походила издали на огромную синюю змею, которая, отчаянно извиваясь, ползет к цели — лишь затем, чтобы сгинуть в разверстой пасти ворот форта, распахнутых настежь за спиной у Маркуса. Люди брели и брели, и казалось, что им не будет конца.

Маркус не ожидал, что его так поразит их внешность. Они казались ему неестественно бледными. И он вдруг понял, отчего местные жители наградили ворданаев прозвищем «трупы». В сравнении с продубленными солнцем ветеранами Колониального полка вновь прибывшие смахивали на рыбин, всплывших вверх белесым брюхом с самого дна пруда.