Полк, подумалось Маркусу, напоминает змею, которая на отдыхе свивается тугим клубком, образуя более–менее организованный лагерь с рядами палаток, коновязями и артиллерийским парком. Сборы снаряжения будут вестись еще долго, даже после того, как головная часть колонны двинется в путь. У каждого батальона имеются свои обязанности в процедуре свертывания лагеря — в зависимости от его места в колонне. Первый батальон тронется с места, увлекая за собой второй, и так будет продолжаться до тех пор, пока змея не поползет, вытянувшись целиком, по дороге.

Маркуса беспокоил именно хвост. Орудия Пастора смогут более- менее выдерживать общий темп, но повозки с припасами, запряженные волами, во время отступления из Эш–Катариона растянулись по ухабистой дороге на несколько миль и прибыли на место, когда уже совсем стемнело. Сейчас Маркус смотрел на лежавший перед ними тракт, и ему чудилось, что за каждым камнем прячутся разведчики десолтаев, а в каждом ущелье засела шайка фанатиков–искупителей.

Топот копыт за спиной не сразу отвлек его от этих мрачных фантазий. Янус оглянулся.

— А, — сказал он, — полагаю, это командир нашей кавалерии. Капитан, не будете ли вы так любезны представить нас друг другу?

— Конечно, сэр. — Маркус подождал, пока всадник спешится, звеня шпорами. — Полковник, позвольте представить вам капитана Генри Стоукса. Капитан, это полковник граф Янус бет Вальних–Миеран.

— Сэр!

Капитан Стоукс истово, как всегда, отдал честь. Генри, как Маркус называл его в глаза, хотя и офицеры, и рядовые полка гораздо больше знали его по прозвищу Зададим Жару, был коренастым кривоногим человечком с грудью колесом и повадками павлина. Его оружие всегда было начищено до нестерпимого блеска, и Маркус мог побиться об заклад, что сегодня Зададим Жару задал своей амуниции внеурочную чистку. Лицо капитана застыло в яростной решимости.

Комплекс неполноценности, терзавший Генри, помимо скромного роста в немалой степени подкреплялся тем, что кавалерия Первого колониального полка вряд ли заслуживала чести носить такое название. Представители этого рода войск отличались, как правило, большей зажиточностью и большим количеством связей, нежели пехотинцы, а потому были менее уязвимы (или же более изворотливы) перед той разновидностью начальственного гнева, которая приводила к отправке провинившегося в Хандар. В довершение всего рослые ворданайские жеребцы и мерины, столь любимые кавалеристами, не выдерживали местного засушливого климата, а потому большая часть из сотни с лишним подчиненных капитана Стоукса ездила сейчас на лошадях хандарайской породы — низкорослых и крепких.

— Капитан, — промолвил Янус, — сожалею, что нам удалось познакомиться только сейчас. У меня, к сожалению, было слишком много неотложных дел.

— Сэр! — Генри едва не трепетал от восторга. — Все это ерунда, сэр! Счастлив снова пойти в поход, сэр!

— Да, конечно. Боюсь, вам и вашим людям предстоит изрядно потрудиться.

— Сэр! — Грудь кавалериста раздулась так, что он, казалось, вот- вот взлетит. — Только прикажите, сэр, и мы зададим им жару!

Янус кашлянул:

— Я в этом не сомневаюсь. Сейчас, однако, мне нужно, чтобы ваша часть послужила скорее в качестве разведки.

Генри слегка увял.

— Так точно, сэр.

— Вы должны будете ехать перед колонной, проверять, безопасна ли дорога, и докладывать о любом проявлении угрозы. — Янус определенно уже раскусил капитана, потому что добавил: — Именно докладывать, а не ввязываться в бой. И проследите за тем, чтобы ваши люди перемещались только группами. Десолтаи, насколько я понял, обожают устраивать засады.

Генри заметно скис. Разведка — дело легкой кавалерии, а Маркус знал, что кривоногий человечек беззаветно влюблен в лихую кирасирскую рубку. Тем не менее он отдал честь.

— Сэр, если там, впереди, кто–то затаился, мы его обнаружим.

— Превосходно. Когда проедете около пятнадцати миль, выделите часть людей на обустройство лагеря.

— Есть, сэр!

Генри развернулся и вновь забрался в седло. Янус проводил взглядом удаляющегося всадника.

— В высшей степени… э-э… ревностный служака, — заметил полковник, как только командир кавалеристов отъехал достаточно далеко.

— Так точно, сэр, — согласился Маркус. — Очень энергичный.

— Должен сказать, что кавалерии у нас все–таки маловато. — Янус вздохнул. — Ну да ладно. Придется обойтись тем, что есть.

— Так точно, сэр.

Янус одарил его пронизывающим взглядом:

— Капитан, у вас недовольный вид.

— Никак нет, сэр! — по–уставному четко отозвался Маркус. — Я просто немного волнуюсь, сэр. Насчет того дела, о котором мы говорили прошлым вечером.

— Вот как? — Янус пожал плечами. — Если вам от этого станет легче, скажу: вряд ли нас в ближайшее время ждет открытое столкновение с противником. Всякая вылазка, которую сумеют устроить наши враги, для нас окажется лишь досадной мелочью.

Маркус кивнул. Поход начался, и змея во внутреннем дворе разворачивалась, продвигаясь к воротам. Стоя рядом с полковником, Маркус помимо воли смотрел на своих людей глазами стороннего наблюдателя, и то, что он видел, заставило его содрогнуться.

Даже на расстоянии без труда можно было различить новобранцев, которых привез с собой полковник, и тех, кого уже называли «ветеранами». Вместо того чтобы расформировать уже существующие роты, Янус просто добавил новые части во все четыре батальона полка. Старые роты, отличавшиеся неполной численностью, шли в первых рядах колонны, и оттого казалось, что длинная синяя змея страдает неким кожным заболеванием, которое начинает проявляться с головы. Ветераны приложили все мыслимые старания, вытащив давно заброшенные синие мундиры из личных сундуков или выклянчив их у интенданта, но штаны и рубахи у них были не форменные, да к тому же сильно изношенные и потрепанные. Изредка мелькавшее яркое пятно выдавало солдата, который не пожелал расстаться с неуставной шелковой одежкой.

Новобранцы, напротив, текли сплошной синей лентой, в которой поблескивали сталь и медь усердно начищенного оружия. Сообразно канонам строевой подготовки они чеканили шаг, до хруста в коленях выбрасывая вперед ноги, а не брели, как ветераны, безнадежно сутулясь. Даже их заплечные мешки, притороченные, как положено, за плечами вместе со скаткой, выглядели совершенно одинаково. Ветераны Первого колониального смахивали больше на шайку нищих бродяг, и это сходство усугублялось тем, что они, спасаясь от палящего солнца, обмотали головы кусками ткани, а на поясе у них болтались запасные бурдюки с водой.

Очень скоро размеренный топот тысяч пар сапог поднял над дорогой такое облако пыли, что самих солдат в нем едва можно было различить. Маркусу доставляла смутное удовлетворение мысль, что к концу дня все эти безупречно–синие мундиры и начищенное до блеска оружие лишатся изрядной доли своей безупречности. Головная часть колонны — первый батальон, которым командовал Маркус, — уже миновала ворота и вышла на тракт, роты второго батальона формировали строй. Стук барабанов был едва различим за нестройным грохотом ног.

— Музыканты, — сказал вдруг Янус ни с того ни с сего.

— Сэр?

— Я знал, что что–то забыл. Так всегда бывает, когда собираешься в дальний путь. — Он улыбнулся Маркусу. — У вас нет полкового оркестра, верно?

— Да, сэр, то есть нет, сэр. У нас нет оркестра. Наверное, музыкантов нечасто ссылают в Хандар. Мы обходимся батальонными барабанщиками.

— Музыка производит замечательное воздействие на солдат в походе. Де Труа писал, что, по его опыту, присоединение к войску оркестра на тридцать процентов сокращало случаи отставания от части и он сумел удлинить дневной переход почти на целую милю.

С этими словами он смолк, явно погрузившись в свои мысли. Маркус деликатно кашлянул.

— Не пора ли нам в седло, сэр?

— Да, верно. — Янус тряхнул головой, приходя в себя. — Не обращайте внимания, капитан. Мне иногда случается быть… рассеянным.

— Конечно, сэр.