Возле родника, где осыпавшийся холм переходил в некое подобие скальной стены, в камне был высечен барельеф, некогда, по всей вероятности, представлявший собой внушительное зрелище. Время и пустынный ветер с песком обошлись с ним настолько немилосердно, что в его древности не оставалось сомнений. Человеческие фигуры превратились в безликие манекены с руками, воздетыми для молитвы или удара, а то и вовсе без рук. Десятки таких изображений протянулись на много шагов по обе стороны от расселины, из которой бил родник. Между ними до сих пор можно было различить остатки колонн, а в тех местах, где расселина прикрывала камень от ветра, виднелся искусно вырезанный орнамент из ветвей и листьев.

В центре этого древнего шедевра располагались двустворчатые двери высотой в два человеческих роста, из того же буро–желтого камня, что и сам холм. Створки дверей тоже были когда–то покрыты резьбой, но столетия пустынных бурь почти начисто уничтожили ее следы. Гораздо важнее — во всяком случае для Януса — были пропаханные в песке борозды, недвусмысленно говорившие о том, что двери совсем недавно открывались. И потому, пока весь полк таскал воду из пруда и обыскивал деревню, роте пехотинцев и одному из орудийных расчетов Пастора было втайне приказано заняться таинственным входом. Битый час солдаты пытались открыть двери с помощью веревок и самодельных ломов, и, когда окончательно стало ясно, что они потерпели неудачу, Янус решил прибегнуть к более решительным мерам.

Даже зажав уши, Маркус едва не оглох от пушечного выстрела. Вблизи это был не привычный басовитый рев, а сокрушительный нарастающий грохот, сотрясавший зубы и внутренности. Маркус сделал вдох — и захлебнулся зловонной пороховой гарью. Решившись наконец осторожно открыть глаза, он увидел, как из жерла пушки подымается рваный клуб дыма. За ним, шагах едва ли в двадцати, смутно маячили двери храма. Маркус представить не мог, что могло бы выдержать выстрел на таком близком расстоянии. Казалось, что ядро вполне способно пробить дыру в самом холме.

И уж конечно, дверям храма от него досталось нешуточно. Пастор целился в зазор между створками, и прицел его оказался безупречен, как логика Януса. Камень, из которого были сделаны двери, оказался на поверку тонким — не более дюйма толщиной — пластом, посаженным на дощатый каркас. Ядро, посланное Пастором, насквозь пробило дверь, оставив в камне неровную дыру, от которой во все стороны разбежались паутинки трещин. На глазах у Маркуса отколотый кусок створки вспучился и рухнул с таким звуком, словно уронили поднос с фаянсовой посудой. Та же участь постигла другие куски, и в конце концов остались только нижние половины створок да несколько фрагментов вокруг дверных петель. Облако пыли поднималось от груды каменных осколков, громоздившихся у подножия двери.

— Отличный выстрел, капитан, — сказал Янус, когда шум разрушения стих. — Полагаю, больше стрелять не понадобится.

— Всегда к вашим услугам, полковник, — отозвался Пастор и козырнул. — Мне послать за бригадой?

— Да, пожалуй.

Янус задумчиво посмотрел на темную дыру. Солнечный свет, проникая сквозь облако пыли, освещал лишь узкий участок выложенного плитами пола, над которым огненной мошкарой плясали пылинки. Далее стояла непроглядная темнота. Полковник повернулся к пехотинцам, которые только сейчас осторожно опускали руки.

— Капрал! Не будете ли вы так любезны убрать с дороги этот хлам?

— Есть, сэр! — рявкнул капрал, браво откозыряв. Скоро группа рядовых уже сноровисто отбрасывала в сторону куски камня, в то время как другие снимали и убирали прочь покореженный каркас. Когда прибыла артиллерийская бригада, чтобы оттащить орудие Пастора в лагерь, Янус повернулся к Маркусу.

— Капитан, — сказал он, — вы похожи на человека, которого что- то гложет.

— Мне просто подумалось, сэр, — ответил Маркус, — что, если там внутри кто–то прячется, этот выстрел был все равно что звонок в дверь. Нас будут ждать.

— Вы правы, однако без доступа к роднику они вряд ли могли спрятать в храме большой отряд.

Маркус понизил голос:

— А помните того… то существо, которое напало на вас в Эш–Катарионе?

— Демон, возможно, попытается нас остановить, — признал Янус, — • но ведь мы уже показали, что он вовсе не всемогущ. Как наемный убийца он, безусловно, идеален, но целая рота солдат сможет с ним справиться.

— И вы думаете, что найдете там эту вашу Тысячу Имен?

— Я в этом уверен, — сказал Янус. — Мы знаем, что ее доставили сюда, а увезти еще дальше возможности не было. Мы обыскали весь оазис — там и спрятаться–то особо негде. Следовательно, она должна быть здесь.

Маркус кивнул. При виде темного проема у него засосало под ложечкой от дурного предчувствия, но, с другой стороны, то же самое происходило с ним в Эш–Катарионе, когда поиски закончились ничем. «Нервы, — успокоил себя Маркус. — Просто нервы, и ничего более».

«Святые угодники, вот это громада!» — подумал капитан.

После того как капралы седьмой роты добыли фонари, чтобы освещать дорогу, Маркус с Янусом вошли в недра холма. Впереди них ступал взвод пехотинцев. За дверями начинался пологий, с низким сводом туннель, кропотливо вырубленный в камне. Впрочем, шагов через двадцать туннель оборвался, и они очутились в куда более просторном месте.

— Эта пещера наверняка естественного происхождения, — задумчиво проговорил Янус. — Поверить не могу, чтобы кто–то взялся вытащить столько камня.

Маркус кивнул. Необъятный сводчатый зал, простиравшийся по обе стороны от входа, напомнил ему кафедральный собор. В дальних углах горели два огромных костра, но света от них едва хватало, чтобы охватить очертания пещеры и наполнить ее мечущимися тенями. В зыбком свете фонарей и отблесках пламени проступали причудливые очертания множества человекоподобных фигур, и Маркуса едва не хватил удар, прежде чем он сообразил, что это статуи. Десятки подобных изваяний ему довелось видеть на Памятном холме в Эш- Катарионе — искусные изображения сонма хандарайских богов, все в диковинном ритуальном облачении и с чертами различных животных. Ближайшая пара статуй представляла собой крылатого человека с лошадиной головой и змею с ногами кузнечика, по какой–то причине снабженную внушительным детородным органом.

— Проклятые священники, — пробормотал Маркус. Он никогда не был религиозен, однако безыскусный двойной круг в золотой оправе, подвешенный над алтарем, выглядел, по его мнению, все же более… пристойно, что ли. — Вы были правы, — произнес он, повернувшись к Янусу. — Это действительно храм.

— Где–то должна находиться вытяжная труба, — вполголоса заметил полковник, — иначе здесь было бы черным–черно от чада. Хотя, возможно, костры разожгли только после того, как мы вошли в храм?

— Так или иначе, нас явно ждут.

— Как вы указали ранее, капитан, это стало неизбежно, после того как мы позвонили в дверь с помощью пушки. — Янус повысил голос: — Что ж, капрал, вперед! Это всего лишь статуи. И будьте добры, попросите своих людей, чтобы постарались к ним не прикасаться. Они весьма древние, а иные, судя по виду, еще и довольно хрупкие.

Здоровяк–капрал отрывисто отдал приказ, и солдаты, разорвав цепь, двинулись через исполинский зал. Статуи были расставлены не ровными рядами, но в некоем приблизительном порядке, шагах в десяти–двадцати друг от друга. Казалось, они заполняют всю пещеру, в призрачном свете пламени жуткой армией надвигаясь со всех сторон на чужаков. Маркус услышал, как солдаты, сопровождавшие их, перешептываются, и не один из них при этом суеверно чертит на груди знак двойного круга, отгоняющий зло. Маркус не в силах был ставить им это в укор.

Прямо впереди вспыхнул новый костер, и рядовые дружно вскинули мушкеты. Небольшое пламя едва освещало выложенный плитами кружок. С двух сторон его лежали, раскинув руки и ноги, две человеческие фигуры, а между ними стояла деревянная шкатулка. Маркус глянул на полковника и заметил, что уголок его рта подрагивает в беззвучном веселье.