Хотя Платон повторяет в «Диалогах», что его повествование — не вымысел, современные критики упорно настаивают на том, что Платон изложил миф, а не подлинную историю. Но что такое миф? Что-то вроде народной сказки, повествующей о нереальных событиях и проповедующей некую примитивную мораль под маской занимательного сюжета? Скорее всего, большинство профессиональных историков именно так миф и трактуют. Официальные историки почти не придают значения (если вообще придают) устной многовековой традиции, передающейся из поколения в поколение, поскольку имеют дело только с конкретными материальными свидетельствами, полученными при раскопках. Миф слишком туманен, его можно интерпретировать как угодно, заявляют они, поэтому его очень трудно использовать в качестве доказательства. Для них это всего лишь игра воображения, некое литературное произведение, в лучшем случае — отголосок каких-то давних событий, дошедший до нас сквозь время в неузнаваемой форме благодаря бесчисленным пересказам. Подобная точка зрения доминировала среди ученых-историков на протяжении большей части XX в., что являлось трагической самонадеянностью. Пренебрежение огромным наследием целых народов привело к близорукому видению истории, когда весьма ценные жизненно важные свидетельства выпадали из поля зрения ученых.
К счастью, эта застарелая догма постепенно отступила с приходом нового поколения ученых-историков. Одним из них был Дж. Кэмпбелл, который считал, что миф — нечто более значимое, чем просто сказка или другой фольклорный жанр. В своих удивительно глубоких книгах и лекциях он показывал, как миф, передаваемый из уст в уста на протяжении веков, может рассказать о весьма важных событиях. Используя подсказку К. Юнга, знаменитого шведского психолога, Кэмпбелл показал, что мифы можно разделить на два типа: подсознательные и исторические. Вслед за Юнгом он демонстрирует, как живучи вечные темы мифов среди совершенно разных народов, различающихся между собой как местом обитания, так и культурными традициями. Это значит, что «коллективное бессознательное» всех народов выражает себя через миф. Другими словами, универсальность мифов — это поэтическое выражение всеобщей человеческой мечты.
Исторический миф никогда не был бесстрастным отчетом, предназначенным для бюрократического архива, он в драматической форме повествовал о событиях или явлениях несомненной важности, увековечивая их существование. Как могло сообщество, не имеющее письменности, сохранить для будущих поколений те уроки своего прошлого, которые казались наиболее значимыми, если не через миф? Но и письменность — вовсе не гарантия сохранности: рукописи бренны, как хорошо нам известно. Многие записи теряются, библиотеки исчезают в дыму пожаров, даже буквы, высеченные на камне, в конце концов стираются.
Тысячи медицинских и иных свитков были сожжены Киром Великим[20], когда его войска захватили дворцы в Фивах и Мемфисе в 525 г. до н. э. Позже Дарий, царь государства Ахеменидов, разрушил библиотеку в Афинах. Все литературные произведения древних греков, за исключением поэм Гомера, были безвозвратно утрачены. Греки взяли реванш, когда Александр Великий и его войска разграбили Персеполь[21]. Тогда же были уничтожены 12 томов Магии[22], написанных на бычьей шкуре золотом. По приблизительной оценке около полумиллиона свитков, содержащих знания о Финикии, были утрачены, когда в 146 г. до н. э. при падении Карфагена была сожжена знаменитая библиотека. Во время своей военной кампании в Галлии Юлий Цезарь велел сравнять с землей Друидский колледж в Бибракге[23], содержащий в своих анналах тысячи манускриптов по медицине, философии, химии и астрономии.
Август Ле Планжен, отец и основатель археологии майя, писал:
«С приходом и захватом господства христианской церковью воспоминания о существовавших когда-то цивилизациях, таких как Атлантида, египетская и греческая цивилизации; все еще удерживающихся в умах ученых мужей, были полностью изгнаны из памяти народа. Если верить Тертуллиану и другим церковным писателям, христиане в течение первого века христианской веры питали отвращение ко всем видам искусства и науки, которые, подобно литературе, они считали хитрыми кознями дьявола. В результате они разрушили все наследие культурного прошлого. Они закрыли академию в Афинах, школы в Александрии, они жгли библиотеки и другие храмы науки, содержащие работы философов и записи их исследований во всех областях человеческого знания».
Верхом этого похода против мира науки и культуры стал поджог содержащей тысячи томов библиотеки в Александрии. Огромное количество письменных свидетельств западной цивилизации безвозвратно погибли в огне. Несколько тысяч манускриптов, которые удалось тогда спасти, были позже уничтожены мусульманами. Те считали: если книги содержат сведения, которые есть в Коране, то они никому не нужны, а если противоречат Корану — значит, они вредны.
Много позже на другой стороне земного шара епископ Диего де Ланда заставил индейцев майя на Юкатане сложить огромный погребальный костер из их иллюстрированных книг, рисунков на бересте и предал все это огню.
«Они кричали так, словно я сжигал их детей», — писал этот добрый епископ в своем отчете в Мадрид. Майя считали, что ведут свое происхождение с большого острова в Атлантике. Сегодня остался только миф. Поэтому не удивительно, что так мало письменных свидетельств об Атлантиде дошло до наших дней. Чего бы только не отдали атлантологи, чтобы пройтись по залам Великой Александрийской или Карфагенской библиотек. Как же печально, что все эти сожженные тома никогда не будут прочитаны! Мифы — вот все, что у нас осталось. Но и они хранят историю. Заключенные в раковину поэтических образов, они дошли до нас сквозь тьму веков, в то время как большинство рукописных документов превратились в пепел.
Традиция, которая коренится в человеческом сознании, будет существовать, пока живо само человечество, поскольку традиция становится естественной потребностью души. Исторический миф, в таком случае, это сохранение в памяти людской наиболее важных для человечества событий в поэтической форме. То, что подобные воспоминания сохраняются и продолжают вызывать уважение спустя тысячелетия после того, как народ, которому они принадлежали, исчез с лица земли, только доказывает особенно большое значение мифа для последующих поколений.
Миф — это не сказка и не ложь, а нечто как раз противоположное: историческая правда, хранимая в художественной форме, которая помогает этой правде наилучшим образом пребывать в веках. Как писал Р. Грейвз, один из наиболее уважаемых авторов и исследователей мифов: «Все они (мифы) — серьезные свидетельства, повествующие о древних религиозных ритуалах и обычаях или о важных событиях, и вполне заслуживают доверия, если не считать ошибки в переводе с одного языка на другой, недопонимание точного значения ритуалов, а также намеренные искажения, внесенные в мифы по моральным и политическим соображениям».
Миф об Атлантиде никогда не был исключительно психологическим или историческим, но был сочетанием одного и другого. В его основе лежит реальное событие, причем настолько глубоко травмирующее и значительное, что оно сталось в коллективной бессознательной памяти человечества. Гибель Атлантиды — одно из самых ярких воспоминаний нашей видовой памяти, так как случилось это на заре цивилизации, когда человечество только-только выбралось из состояния дикости, достигло высот материального и духовного величия, а затем потеряло все это в результате страшной катастрофы. После этого на земле на долгие пять веков установились темные годы невежества, возвращения к варварству. Историческое событие со временем воплотилось в миф, который и дошел до наших дней, поскольку память об этом катаклизме жива в нашем подсознании.
