Зейн улыбнулся:

— Главное, наслаждаться жизнью и миром вокруг тебя. Если искусство приносит тебе счастье, то это наивысшая награда, но реализация важна, ты права.

— Поэтому следующие дни, если не недели, я буду трудиться над картиной для конкурса.

— Ты решила, что нарисуешь?

Хадижа вспомнила разговор с отцом о прошлом. После него она несколько ночей беспокойно спала, вскакивала по ночам, пугая мужа, но никак не могла вспомнить, что ей снилось. Но теперь девушка решила, что точно дорисует картину. Это было ее прощение и ее прощание с покойной матерью.

— Да, но я не хочу говорить, пока.

— Хорошо, — Зейн чуть сильнее сжал ладонь супруги. — У тебя все получится.

— Милая мордашка! — Одетта схватила в объятья подругу, как только та подошла к крыльцу Академии. — Как я скучала!

— Оди, ты сломаешь мне ребра, — прохрипела Хадижа, обнимая подругу в ответ.

— Прости.

— Все хорошо, — улыбнулась Хадижа, обнимая Луи и Жака.

— Ну, как видишь, Париж цел и даже Эйфелева башня не погнулась, — развела руками Одетта, припоминая слова Хадижи перед отъездом. — А ты как съездила?

— Нормально, — пожала плечами девушка, не желая вдаваться в подробности, — Повидала всех родственников. Скоро вновь стану старшей сестрой, вторая жена отца беременна.

— Жуть, — повела плечами Оди. — Золушку одна мачеха чуть не извела, а тут две.

— Зулейка очень даже милая, — встала на защиту женщины Хадижа, — а вот Ранья точно выпрыгнула из злой сказки.

— Потом расскажешь поподробнее, — подхватила Одетта Хадижу под руку. — Вперёд, к Мерьелю, что-то мне подсказывает, что он тоже соскучился по нас.

Мастер, судя по всему, действительно скучал, так как едва студенты успели рассесться по местам, как он устроил опрос по теории рисунка, а потом задал нарисовать портрет соседа сзади, в основном ориентируясь по памяти.

Хадиже повезло — позади нее сидела Одетта, а её девушка могла нарисовать без труда, но тут, видимо, Мерьель просёк такую удачу и, внимательно посмотрев на студентку, произнёс:

— Мадемуазель Рашид, так как я видел в вашем альбоме достаточно портретов мадемуазель Руссо, то вы, чтобы не было обидно вашим одногруппникам, нарисуете мой портрет.

Судя по нескольким вздохам и даже вскрикам, это как раз одногруппниц и возмутило, но отказываться от предложения мастера было нельзя.

— Да, мсье, — отозвалась Рашид.

Всё время пока Хадижа рисовала, она чувствовала на себе взгляд Мерьеля, и от него хотелось съёжиться, как от холодного ветра. Девушку и раньше смущало и нервировало пристальное внимание преподавателя, но сегодня оно, казалось, усилилось вдвойне.

Хадижа попыталась сбросить с себя это нервное состояние и сосредоточиться на рисунке. К концу пары карандашный эскиз был вполне узнаваем, и Хадижа со спокойной душой протянула портрет.

Мерьель несколько долгих секунд смотрел на работу:

— В художника мой превратился глаз, твой образ в сердце впечатлён правдиво.

— Но глаз рисует тело лишь одно, увидеть сердце глазу не дано, — ответила она цитатой из того же сонета, принадлежащего перу бессмертного Шекспира.

Мерьель улыбнулся:

— А вот тут, мадемуазель, я бы с вами поспорил. Как дела с вашей конкурсной работой?

— Все хорошо, мсье. Я покажу вам наброски в конце недели?

— Договорились, и позвольте я оставлю этот портрет себе, — мужчина положил на свой стол чуть измятый рисунок.

— Конечно, — ответила Хадижа. — До завтра, мсье.

— Не знаю, как по нас, а по тебе Мерьель явно скучал, — сказал Жак, когда нагнал подругу в коридоре Академии.

— С чего ты решил?

— Ну, все эти «нарисуйте меня», Шекспир…

— Я просто действительно очень часто рисовала Оди, — заспорила с другом девушка.

— Рисовала и молчала, — нагнала их Одетта. — Ах ты, коварное существо с ликом ангела, — она потрепала девушку по голове. — Ты обязана показать мне все мои портреты! Слышишь? Все!

— Хорошо-хорошо, — примирительно подняла руки Хадижа. — Поехали ко мне домой, там в студии часть рисунков, часть рисунков в квартире.

— К тебе в замок? — посмотрел на подругу Жак. — А муж против не будет?

— Зейна нет дома, — посмотрела на часы Хадижа. — И вообще-то мусульмане очень гостеприимны, так что не отказывайтесь от приглашения, обидите.

— Тогда поехали, — ответил за всех Луи.

Зейн сидел в кабинете, разбирая документы. Подписав все необходимые накладные, он перешел к изучению новой шоу-программы. Строчка «Танец Гарры» заставила поморщиться — да, в тот момент он не готов был расстаться с талантливой артисткой и пообещал ей танец, но сейчас. Он поклялся Хадиже танцевать только с ней, и эта фраза не была из ряда сказанных под влиянием момента. Разум твердил, что это просто танец и в нём нет ничего предосудительного, а сердце — что он может обернуться настоящей катастрофой.

Разбираясь в женщинах, Зейн понимал, что, узнав о нарушении обещания или увидев это собственными глазами, Хадижа может принять подобное как предательство, а с учетом того, что девушка уже и раньше ревновала его к танцовщице, играть с огнем не было никакого желания. Да и отзывы коллег о Гарре были достаточно противоречивы: все признавали ее талант, но при этом отмечали некую резкость, даже язвительность по отношению к другим танцовщицам, а также обслуживающему персоналу. Держать у себя в клубе конфликтного человек, пусть и профессионала, было опасно, а поэтому Зейн решил, что если женщина решит уйти после их разговора, то он больше не станет её удерживать.

Как ни странно, новость о том, что Зейн не будет с ней танцевать Гарра восприняла достаточно спокойно.

— Вы хозяин и вправе поступать так, как вам удобно, — пожала женщина плечами.

— Ты можешь выступить вместе с Намиром, он хороший танцор, — кивнул Зейн в сторону молодого человека.

— Как скажите, — покорно кивнула Гарра. — Мне следовало извиниться за свое поведение. Я была не вправе что-либо от вас требовать, — смиренным тоном произнесла она.

— Вы талантливы и прекрасны, и я это признаю, — Зейн поцеловал женщине руку. — Надеюсь, в будущем между нами не будет никаких разногласий.

— Конечно, — улыбнулась Гарра, убирая свою руку из его ладони, только вот улыбка казалась слишком натянутой. — Ну что ж, тогда нам нужно репетировать. Ведь так, Намир? — сменила она тему, обращаясь к новому партнеру.

— Да, конечно, — ответил молодой человек, выходя на площадку.

Зейн несколько минут понаблюдал за танцующими, изредка поправляя и наставляя их, и, как только увидел, что артисты более-менее станцевались, направился к администратору, чтобы обговорить последние детали для вечернего открытия клуба.

Мерьель любовался портретом и по-другому это чувство назвать не мог. Он смотрел на карандашный рисунок, отданный ему сегодня студенткой, и на другой, пожелтевший от старости, на котором был тоже изображен он, ещё почти мальчишкой.

— Джабир, не вертись! — в звонком голосе девушки звенели требовательные нотки.

— Я сижу абсолютно неподвижно, — молодой человек замер, складывая руки на коленях, как примерный ученик. — А вообще-то хорошие художники могут рисовать по памяти, без натуры.

— Значит, я плохой художник, — не отрывая взгляда от рисунка, произнесла девушка.

— Я этого не говорил! — тут же возмутился он. — Ты чудесно рисуешь!

Нурсана украдкой взглянула на него и снова опустила глаза на рисунок, смущённо заулыбалась. Несколько минут они сидели молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Джабир представлял, как через несколько месяцев он устроит грандиозный праздник для всего их двора, для друзей и родственников, покажет им размах настоящей восточной свадьбы, пусть и в декорациях европейского, вышколенного очаровательными проспектами Парижа.

— Джабир! — молодой человек подумал, что снова двинулся, размечтавшись, и повернулся к Нурсане, чтобы уверить, что он не хотел, и замер в испуге.