Подождав, пока заведующий отделением отойдет на приличное расстояние молодой врач, постучав и дождавшись разрешения, вошел в палату у дверей которой стоял.

— Доброе утро, мадам Маро, — поздоровался он с немолодой медсестрой, чья смена была сегодня.

Женщина очень хорошо, можно сказать по-матерински, относилась к маленькой хозяйке этой палаты, которая сейчас сидела на постели и увлеченно что-то рисовала.

— Здравствуй, Зое, — поздоровался доктор, присаживаясь на постель. — Снова рисуешь?

— Здравствуйте, доктор Камбер, — оторвала взгляд от рисунка и посмотрев на врача, улыбнулась девочка. — Да, — она развернула рисунок так, чтобы мужчине было удобно его рассмотреть.

На рисунке было изображено множество небольших домиков, окруженных, судя по веренице верблюдов вдалеке, пустыней. Доктор Камбер снова задумался. Пейзаж напоминал восточную страну, да и акцент ребенка, хоть и говорившего по-французски, выдавал в нем иностранку. Но какая это страна?

— Ты что-то вспомнила? — разглядывая рисунок с надеждой спросил врач.

Девочка отрицательно покачала головой. Она закрыла альбом для рисования и отложила его в сторону. Пациентка понимала, что ничего не помнит. Ведь даже то имя, которым ее называли, было не настоящим. Она вместе с мадам Маро выбрала его себе, но стоило ей попытаться вспомнить что-то из прошлого, чтобы найти ответы на множество вопросов, что задавали ей врачи, голова начинала нестерпимо болеть, появлялась тошнота, а иногда и кровь шла носом. Так что ей запретили это делать и сказали просто ждать, что воспоминания, возможно, вернутся сами собой.

— Как ты себя сегодня чувствуешь, Зое? — задал врач следующий дежурный вопрос.

— Хорошо, — пожала плечами девочка.

— Ну, раз хорошо, — улыбнулся доктор Камбер, — я и доктор Жарр решили, что тебя пора выписывать.

— И куда же я отправлюсь? — вопросительно посмотрела на мужчину пациентка.

— В приют, моя дорогая. Пока ты не вспомнишь, кто ты, или пока тебя кто-нибудь не найдет, ты будешь жить в приюте.

— Как вы думаете, мне там понравится? — нахмурилась девочка, видя, как погрустнела мадам Маро, как только услышала про приют.

— Надеюсь, Зое, — улыбнулся ей доктор. — В любом случае, ты больше не можешь оставаться тут. Мы больше ничем не можем тебе помочь.

— Понимаю, — кивнула девочка, которая вдруг впервые почувствовала себя абсолютно одинокой, и от этого чувства неприятно засосало внутри. — Все равно, спасибо вам.

— Береги себя, Зое, — врач встал и пошел к выходу. — Все документы на выписку будут готовы после обеда. Мадам Маро, проследите, чтобы соцработник подъехал к этому времени.

Медсестра кивнула и еще раз взглянула на маленькую пациентку. За те месяцы, что девочка лежала здесь, женщина успела привязаться к малышке, но, к сожалению, не могла взять сиротку к себе. Ей оставалось лишь молиться, чтобы родственники неизвестной нашлись побыстрей.

Прошло пять лет. Рио де Жанейро.

Саид Рашид уже по второму разу читал отчет о прибыли его фирмы в этом квартале, но никак не мог сосредоточиться на смысле написанного. Голова раскалывалась — мужчина отложил документы и сжал пальцами виски. Сегодня был не самый лучший день для работы: солнце жарило так, что казалось, оно хочет спалить дотла этот грешный город — не спасал даже кондиционер. Можно, конечно, оставить дела на помощников и вернуться домой. Вот только дома было еще хуже. С тех пор как Жади выкрала Хадижу и исчезла с ней, прошло пять лет. За это время Саид прорыл сверху до низу весь Фес и все Марокко, но не нашел никаких следов беглянок — лишь расплывчатое свидетельство, что похожих женщину с девочкой видели в здании аэропорта, — но на этом все обрывалось. Ни полиция, ни частные детективы не могли сказать, где Жади с Хадижей, живы ли они?

В поисках прошел год. Через первые полгода Мохаммед и Назира стали потихоньку говорить о том, что, возможно, искать бесполезно. Мужчина не слушал, но когда еще через шесть месяцев даже дядя Али заговорил о том, что на все воля Аллаха, и Саиду пора продолжать жить дальше, при том, что у мужчины оставалась еще жена и сын, Саид сдался.

Дядя Али, смотря на все происходящее с мудростью прожитых лет, был прав. Ранья старалась быть хорошей женой, именно такой, какой Саид всегда хотел видеть Жади. Она любила его, она подарила ему долгожданного наследника, и мужчина старался как мог ответить на ее чувства. Мунир стал единственным источником радости. Мальчик рос добрым и сообразительным, похожим на отца в детстве. Во всяком случае, так говорила Назира. Через год, на свадьбе сида Али и Зорайде, он заметил Зулейку. Как только дядя Абдул прознал об интересе племянника к женщине, то вмиг договорился о смотринах, а потом — и скорой свадьбе.

Не стоило удивляться, что Ранья была не в восторге от женитьбы мужа, но по совету старшей сестры старалась быть приветливой, чтобы не разгневать Саида. Что бы там не было, Ранья останется первой, а значит, главной женой, а также матерью наследника.

Только мир в доме Рашидов не был долгим. Вскоре шум ссор Раньи и Зулейки, казалось, наполнил все комнаты дома. Особенно шумными стали скандалы во время беременности второй жены: очень Ранья волновалась, что у соперницы тоже родится мальчик, и тогда она уже не сможет козырять своим статусом жены, родившей Саиду долгожданного сына.

Как когда-то сказал Саиду дядя Али: «Некоторым людям нравится страдать. Они так привыкают к скандалам, что уже не могут жить спокойно», — возможно, отчасти он был прав, но тишина, что пряталась по углам, была для Саида худшим наказанием. Эта тишина обманывала, заставляя его слышать голоса Жади и Хадиже, медленно сходить с ума. Поэтому Саид и взял вторую жену, хотя знал, насколько Ранье это не понравится. Зулейка родила дочь, которую назвали Малика. Но ни Мунир, ни малышка Малика не смогли заполнить пустоту от потери Хадижи.

Мужчина ловил себя на мысли, что уже не злился на Жади за ее нелюбовь, измены и даже за ее побег. Он просто хотел знать, что они живы и с ними все хорошо. Сколько раз он молился Аллаху, но его молитвы уносил ветер, и мужчина так и не получал на них ответа.

— Аллах учит тебя. Аллах проверяет тебя, — твердил ему дядя Али, когда у мужчины совсем опускались руки.

Так проходил день за днем, прожитые по инерции, но Саид всё же сохранял надежду на чудо.

В дверь кабинета постучали, отвлекая мужчину от тяжелых мыслей и головной боли. В дверях появилась секретарша:

— Сеньор Рашид, к вам сеньорита Самира Рашид. Она говорит, это срочно.

— Впустите, — кивнул женщине Саид, гадая, что могло привести племянницу к нему на работу.

В кабинет вошла стройная красивая девушка двадцати лет. Самира так и не надела платок, но одевалась так, как подобает по их обычаям. Училась в колледже на модельера-дизайнера. Два года назад вышла замуж за Зе-Роберту, но вести себя так, как подобает хорошей мусульманской жене, то есть, сидеть дома, рожать детей и готовить баранину мужу, не собиралась, чем доводила отца до нервного тика.

— Ас-саля́му але́йкум, дядя Саид, — поздоровалась девушка. Весь ее вид говорил о том, что она была взволнована.

— Уа-але́йкуму с-саля́м, моя дорогая, — встал из-за стола мужчина. — Что-то случилось?

Самира остановилась в нескольких шагах от стола и, глубоко вздохнув, ответила:

— Мне кажется, я нашла Хадижу и тетю Жади.

— Что?! — на секунду Саиду показалось, что ему послышалось.

Девушка подошла к рабочему столу и открыла ноутбук.

— Вчера я искала идеи для своей конкурсной коллекции одежды на тему востока, — начала она объяснение, щелкая по клавишам. — Просматривая картинки, случайно наткнулась на этот портрет, — в окошке браузера высветилось изображение.

Это был портрет, сделанный обычным карандашом, написанный профессионально и, казалось, передававший всю красоту женщины, изображенной на нем. В том, кто был нарисован, не было сомнений: уж слишком сильным было сходство.