Али отложил мундштук кальяна, внимательно посмотрев на Зейна. Мужчина надеялся, что, осмыслив, Хадижа передумает и все расскажет мужу, но этого не произошло.
«О, Аллах! Не видать мне райских кущ твоих», — взмолился Али, понимая, что сейчас нарушит слово, данное Хадиже, но он не мог позволить девочке идти на поводу у своего страха и самонадеянности. Он должен выложить всё.
— Она ушла туда во время дневной молитвы, поэтому никто из слуг не последовал за ней. Аллах скор в своих расчетах, и в развалинах она встретила Самата Абу Аббаса, — слова Али упали как камни в глубокую воду.
— Этот мальчишка приехал в Фес?!
— Не просто приехал, — покачал головой хозяин дома, — по словам Хадижи, он пытался ее похитить, и ему это почти удалось. Если бы мой друг Аслам не проезжал мимо на верблюде, кто знает, чем могло ьы все это кончится.
Ладони Зейна сжались в кулаки, и Али не позавидовал бы сыну Жаудата, окажись он сейчас здесь, но, видя, как в глазах мужчины разгорается ярость, поспешил предостеречь от неверных, хоть и справедливых поступков:
— Зейн, у Хадижи нет свидетелей, а мальчишка поспешил уехать из города, так что, любой твой необдуманный поступок может поднять волну, которая ударит по тебе самому и по Хадиже.
— Так что же, мне теперь спустить ему это? — мрачно спросил он.
— Почему же? Послушай мой совет, представь к Хадиже телохранителей, и желательно так, чтобы ни сама она, ни кто-либо из ее окружения об этом не догадался. Если Самат попытается проделать еще что-нибудь подобное, то, во-первых, за Хадижу будет кому заступиться, а, во-вторых, сумеешь поймать Самата с поличным.
Слова сида Али достигли своей цели, и Зейн выдохнул сквозь зубы, а вся его фигура перестала быть такой напряженной и угрожающей. Он взял предложенный мундштук и затянулся.
— Почему Хадижа не рассказала мне обо всем сама? — молчание девушки неприятно кольнуло сердце.
— Возможно, боялась, что, узнав о Самате, ты ограничишь ее свободу. Саид, к примеру, именно так бы и поступил, — предположил сид Али, — А еще она уверена, что, когда уедет в Париж, Абу Аббас будет слишком далеко, чтобы навредить ей. С другой стороны, возможно, она испугалась, что, узнав правду, ты, действуя на эмоциях, поспешишь разобраться с наглым мальчишкой, и тут не скажу, что она была далека от истины.
Зейн не мог не согласиться. Горячая кровь фараонов иногда затмевала все доводы разума, особенно когда это касалось женщин и чести.
— Научиться доверять иногда сложнее, чем научиться любить, — выпуская еще несколько колец дыма, философский произнес Али, — Хадижа выросла в окружении чужих людей, без поддержки семьи, и привыкла со всем справляться сама, не доверяя никому свои тайны. Я уверен, и тебе это знакомо?
Зейн медленно кивнул, привыкая, что его собеседник читает людей словно страницы раскрытых книг.
— Да, я давно забыл, что значит поддержка семьи, уют родного дома, где тебя ждут, — мужчина поморщился, словно от боли, но тут ж вернул себе самообладание, — В молодости все было легче, раны заживали быстрее.
— Но, даже зарубцевавшись, продолжали напоминать о себе, — кивнул Али, давая знать, что понял мужчину, не желающего говорить о своем прошлом, — Аллах предоставил тебе великую возможность начать все заново, — улыбнулся он, — не упусти ее.
— Не беспокойтесь, сид Али, — кивнул Зейн в ответ.
Они еще долго разговаривали, пока серп луны не взошел над древним марокканским городом. Зейн поднялся на второй этаж, в отведенную для него комнату, но перед этим заглянул к Хадиже. Девушка мирно спала, окруженная фотографиями и собственными рисунками, и казалась среди всего этого множества бумаг и подушек еще беззащитнее. Зейн вновь вспомнил о Самате и о том, какой страх, наверное, пережила эта девочка, спасая себя. Слава, Аллаху, он не допустил худшего, и теперь Зейн не сведёт с девушки глаз. Он поступит так, как советует сид Али. Он не скажет ей. Он не скажет Саиду. Он подождет, пока девушка сама доверится ему, а уж он со своей стороны сделает для этого всё, от него зависящее.
Двадцать первая глава
Отъезд оказался таким же суетливым занятием, как и подготовка к свадьбе; разве что, вокруг не было такого необъятного количества родственников. Хадижа до сих пор не могла поверить в то, что едет в столицу Франции, едет учиться в Парижскую Академию художеств, не могла поверить даже тогда, когда ей пришло письмо, в котором говорилось, что предоставленных документов, подтверждающих ее личность и личность Зои Вебер как одного человека, достаточно, и она зачислена на первый курс. Девушке казалось, что она находится во сне, и оттого боялась проснуться. Глаза горели, счастливая улыбка не сходила с лица; Хадижа полностью погрузилась в работу над проектом, что хотела представить членам комиссии на отборочном конкурсе в ателье*. Родственникам постоянно приходилось напоминать ей о завтраке, обеде и ужине, а вытащить её на прогулку стало практически невыполнимой задачей. Стерпев такое поведение жены в первый, второй и третий день, Зейн на четвертый просто не выдержал и, подхватив ее на руки, буквально вынес на улицу.
— Зейн, что ты делаешь? Нога уже не болит, носить меня на руках нет никакой нужды! — возмутилась девушка, как только снова почувствовала под ногами твердую землю.
— Зато ты, похоже, начинаешь забывать, как выглядят небо и солнце. Я понимаю, что ты творческий человек и любишь писать, а это поступление для тебя очень много значит, но ты не должна забывать и другие вещи. Например, прогулки.
Хадижа потупила взгляд. Зейн был прав, она как всегда слишком увлеклась. Жак часто говорил, что если бы не он, то она умерла бы от голода, недосыпа и отравления масляными парами прямо возле мольберта, так и не завершив свой главный в жизни шедевр. Девушка улыбнулась от одной мысли, что скоро увидит друга.
— Прости, я действительно увлеклась, — повинилась Хадижа под серьезным взглядом мужчины, — Обещаю, что на сегодня и завтра отложу кисти в сторону. Так куда мы пойдем на прогулку?
— Выбирай, — разведя руки в стороны, сказал мужчина.
— Тогда в Мечеть-университет Карауин. Только переобуюсь, — посмотрев на сандали, в которых привыкла бегать по дому, Хадижа, на мгновение скрылась за его резными дверями, чтобы тут же вернуться — она не любила вынуждать кого-либо ждать её, тем более, Зейна.
В тот день они действительно гуляли до самого вечера по ухоженным, выстеленным узорчатой плиткой дорожкам на территории университета, мимо мраморных фонтанов, брызжущих кристальной водой, и экзотических растений, с плодами причудливой формы.
— Легенды гласят, что основателем университета была женщина — дочь очень богатого человека родом из Туниса. После его смерти, она вместе со своей сестрой Мириам решила построить мечети, чтобы на долгие века сохранить память о своём отце, — рассказывал Зейн, когда они остановились полюбоваться высокими арками, с замысловатыми узорами из гипса.
— Мириам возвела Аль-Андалуз, а ее сестра стала основательницей этой мечети, — продолжила Хадижа, — Я подготовилась, в интернете можно найти почти любую информацию, — ответила Хадижа на его удивленный взгляд.
Зейн рассмеялся:
— Согласен, но любым знанием нужно уметь воспользоваться.
Дальше они гуляли по Медине. Крики продавцов, валящих свой товар, яркие краски платков, блеск золота, аромат пряностей и благовоний, горячий ветер пустыни — девушка поймала себя на мысли, что будет скучать по всему этому. Будет скучать по Фесу. Она была очарована этой восточной сказкой, иногда жестокой, иногда прекрасной, но, определённо, честной. Видимо, отец был прав, и пока она жила в доме дяди Али, в ней, если не проснулась память, то точно проснулась кровь предков. Взгляд Хадижи скользил по латку с украшениями и наткнулся на подвеску: изящно выточенный камень тигрового глаза был окутан полоской белого золота, представляющей из себя силуэт изящной кошки; мордочка же её была сделана в виде золотой маски, усеянный россыпью мельчайших, искусно огранённых бриллиантов. Девушка залюбовалась украшением, так отличающимся от обычных массивных марокканских ожерелий и колье.